В оковах его власти

—Я…не понимаю, почему…Я просто не буду попадать вам на глаза, но тут мой город…

—Потому что я сломаю тебя как игрушку, и потому что я не смогу больше остановиться. Считай, что сегодня последний акционный день. На большее меня просто не хватит, резервов нет и не будет. Я присвою тебя против твоей воли и несмотря на запреты, я буду делать с тобой все то, о чем мечтает мое долбанное больное воображение, и мне больше не будет жаль, Ма-ша, — широкие ладони легли на мои щеки и несильно сжали, отчего губы выпятились вперед. Белов смотрел на них так, как смотрит оголодавший и страдающий от жажды путник на накрытый всякими яствами стол.

—Беги, Маша, беги отсюда! — он резко наклонился ниже и больно впился в мои губы, вынуждая испытывать то, чего я никак не могла понять. Боль с наслаждением, этот невозможный микс сносил голову сильнее, чем сносит голову наркоману очередная доза. Огонь расползался по горлу и сжимал словно в тисках.

Я начала стучать по груди, одновременно плача, ведь все это до чертиков меня пугало. Я чувствовала привкус горького алкоголя и выкуренных сигарет, что буквально припечатывали меня к полу.

Ногтями я впивалась в его кожу, стараясь оттолкнуть от себя, но становилось только хуже, он сильнее сжимал меня в объятиях и давил сверху весом. В какой-то момент слезы хлынули из глаз, и я закричала, замахнувшись и больно ударив мэра по лицу. Путы спали, он резко качнул головой, смотря исключительно в пол. По щеке разливалось бурое пятно, а моя рука уже начинала ныть.

—Кем вы себя возомнили? Кем?! Вершителем судеб, да?

Во мне кричал страх, а еще ужасное чувство несправедливости. Я топнула ногой, стирая слезы с щек. Мэр стоял, не двигаясь и не шевелясь. Словно статуя он был передо мной. Только жилка на луб пульсировала, да скулы ходили ходуном.

—Каких тебя, блять, еще доказательств надо? Что я должен сделать, чтобы ты поняла, что я чудовище? Чтобы ты поняла, что надо бежать как можно дальше? Мне тебя трахнуть, что ли, как шлюху какую? Что мне сделать, МАША?! — он кричал, пока я дрожала и плакала, медленно отступая от него, как отступают от человека, способного причинить боль. Физическую, моральную.

Паника сковала тело, и дрожащими руками я нащупывала стенку, чтобы двигаться ровно по ней, имея хоть какую-то стабильность рядом.

Белов смотрел на меня исподлобья, тяжело дыша, а я же двигалась так, чтобы видеть любое его движение, но при этом неумолимо приближалась к выходу. И как только обледеневшие пальцы коснулись дверной коробки, я развернулась и побежала, так быстро, как только могла.

Прямо у выхода меня перехватил Ваха, он закрыл мне рот рукой и затолкал в машину, всучив какой-то конверт.

—Отпустите меня, отпустите, — царапалась я, понимая, что эти больным людям ничего не стоит закрыть меня где-нибудь еще.

—Успокойся, дура. Твое дело сейчас просто уехать подальше. А деньги возьми, считай это компенсацией за причиненный ущерб, да и вообще…начни жить по-новому, ты этого точно заслужила, — спокойным голосом ответил он, а затем дал мне пакет с вещами. Там было все, что могло бы пригодиться в такую погоду, а еще исключительно мои вещи, документы.

—Я не хочу ничего брать…

—Придется, потому что мы едем на вокзал, сегодня ты уезжаешь из этого города и даже из региона, моя дорогая. В конверте вся информация. О ней знаю только я и теперь ты, так что можешь не переживать. Как приедешь, советую подумать над любой страной в теплых районах.

—Но мой папа…

—Я тебе его пришлю, когда он пройдет реабилитацию, а звонить — это пожалуйста, но с нового номера, малыш.

«Пришлю» звучало так, словно это не человек, а чемодан. У меня все конечности дрожали и зуб на зуб не попадал.

Я молча взяла пакет, сложила туда конверт, свыкаясь с мыслью, что лучше я буду далеко, но в безопасности, чем на таких качелях. Тогда я еще не осознавала, как глубоко я ошиблась, и какая расплата придет со временем за мое желание просто жить. Такое же желание, как было у человека, думать о котором теперь я себе запрещала.

БЕЛОВ

Много лет назад

Надя стояла ни жива, ни мертва. Бледная с глубокими синяками под глазами, в потухшем отражении которых я видел так много боли, что впору было бы и захлебнуться. На лице алел синяк. Она вскинула руку перед собой на мою попытку подойти и обнять.

—Саш, это наша последняя встреча, — проговорила слишком четко. Я бы даже сказал, обыденно.

Меня словно мешком пришибли сейчас. Отшатнувшись будто бы от удара, мне пришлось мотнуть головой и переспросить. Вдруг ослышался. Но внутри все перевернулось. Нет, я на это не согласен, никак вообще, мать вашу.

—Что? Надь, давай просто сбежим, плевать на всех и вся, мы просто сбежим вдвоем и будем жить так, как нам хочется. Только ты и я, — я медленно подошел к ней ближе, еще и еще, пока мы не поравнялись телами. —Я дам тебе все, все, что тебе будет нужно, обеспечу и защищу. Не надо будет больше скрываться, не надо больше придумывать что-то в оправдание. Только ты и я.

Внутренности жгло, а в кармане куртки укромно запряталась самая важная вещь в мире, она-то меня только и успокаивала сейчас. Я хотел иначе и в другой обстановке. Хотел красиво, но выйдет уже так, как есть.

—Выходи за меня, — я упал на колени и крепко обнял ее ноги одной рукой, второй доставая коробочку с кольцом. —Хочу, чтобы ты стала моей женой, родила мне детей, таких же красивых, как и ты, хочу, чтобы мы стали семьей и чтобы никогда, — я замер, набирая в грудь побольше воздуха, — никто и никогда не вставал межу нами.

Я стоял и сжимал коробочку с кольцом, а потом поднял голову и опешил, увидев в глазах Нади слезы, что лились бесконечным потоком. Она смотрела на меня и в то же время сквозь, стояла и дрожала как осиновый листочек, держащийся из последних сил на ветке под шквальным ветром.

Мы молчали, и в этом молчании был довольно красноречивый ответ. Надя прикрыла рот рукой и отрицательно замахала головой. А потом и вовсе отвела взгляд, после чего я услышал самые страшные слова.

—Нет, Саша, я не могу. Потому что я не люблю тебя. Я правда думала, что это любовь, но это не то, совсем не то. И я хочу создать настоящую семью, мне нравится жених, которого мне приготовил отец. Он умен и красив, сказочно богат и с ним у нас будет все по-настоящему. Я не хочу нечестивую семью, и так в грязи по шею, мне не отмолить все грехи…Прошу тебя, не позволь моей душе сгореть в огне, оставь меня, просто оставь. Ты ведь совсем не готов к тому, к чему готова я, Саш. Ты другой. Тебе важнее спорт и веселье, а я другая…Я никогда не смогла бы стать для тебя всем, а для него я уже все.