В операционной

Через минуту я освободился уже полностью. Кровь стекала по бокам, раны неглубокие, но голова закружилась от страха и отвращения.

Я успел увидеть Виктора, что наносил удар копьем, успел отшатнуться, и мы сцепились врукопашную, покатились по земле. Он бил жестоко, я задыхался от боли, неумело тыкал кулаками, но страшные удары вышибали дух, и когда сознание прояснилось, я лежал распростертый, окровавленный и избитый, а он быстрым шагом уходил в темноту.

– Стой, сволочь!

– прошептал я.

Собрав все силы, я поднялся на четвереньки, с трудом встал и бросился на подкашивающихся ногах в погоню. Виктор пробирался через завалы и огромные камни. Я догнал его не скоро, он в изумлении остановился, выпятил нижнюю челюсть. Огромный кулак встретил меня, во рту хрустнуло, и когда я снова пришел в себя, то лежал на камнях, и кровь бежала изо рта.

Подняться стоило нечеловеческих усилий, но я пошел за ним снова. Виктор уходил быстро, я задыхался от усталости и потери крови, все силы уходили на то, чтобы заставить себя двигаться.

Виктор остановился, лицо его изменилось. Его глаза встретились с моими, и он отступил, повернулся и стал быстро уходить.

Мы забирались все выше. Луна вышла из-за облака и осветила мрачные горы. Мы карабкались по узкой тропинке, слева отвесная скала, справа пропасть. Виктор обеспокоено оглядывался, но я карабкался изо всех сил, падал от усталости, поднимался, шатаясь, снова брел, не выпуская из виду ненавистную спину. Кровь капала изо рта. Засохшая было на боках кровь снова пошла струйками, и в ногах хлюпало.

Внезапно Виктор остановился. Я шагнул еще, он обернулся, его руки угрожающе растопырились. Я шагнул ближе и увидел, что дальше тропки нет: обрыв и пропасть в три-четыре метра. Архары могли бы еще отсюда прыгнуть на соседнюю скалу, но только архары.

– Ты пришел за смертью, - процедил Виктор.

– Да, но вместе с тобой, - ответил я хрипло. Кровь заливала глаза, я плохо видел и боялся, что потеряю сознание.

Виктор заколебался, сказал:

– Черт с тобой. Дай мне пройти или возвращайся сам. Нет нужды погибать здесь.

– Одним подонком станет меньше.

Он криво ухмыльнулся:

– Но и одним святошей, не так ли? Ты благороден, признаю. Но жизнь благородного человека ведь ценнее, чем моя? Какая обществу польза, если сцепимся и рухнем в пропасть оба? Подонков много, да и не стоят они того, чтобы из-за них погибали такие идеалисты, как ты...

– Подонки трусы, - сказал я хрипло.
– Когда увидят, что с ними борются даже ценой жизней, то сами умолкнут, сойдут со сцены.

Я пошел на него, выставив руки, собрав всю волю в едином желании ухватиться за врага и сделать шаг в пропасть. Виктор отступил на шаг, красивое мужественное лицо посерело. Он отступил еще, вдруг пошатнулся, отчаянно взмахнул руками...

Невольно я ступил вперед и протянул ему руку, он сделал попытку ухватиться за мои вытянутые пальцы, но уже потерял равновесие, нога соскользнула, он страшно крикнул и замедленно начал падать...

Слабость навалилась с такой силой, что я опустился тут же, прижался лицом к холодному камню. Губы коснулись тепло-соленого, и я не сразу понял, что это моя кровь.

Голова сильно кружилась, я поднял глаза, чтобы удержать блекнущее сознание, смутно удивился голубому небу: было же кроваво-красное, грозное!
– и сквозь скалы, сквозь темноту стали проступать стены операционной.

Я лежал на столе, голова раскалывалась от боли. В поле зрения мелькнуло белое лицо Мальцева. Я попробовал улыбнуться, но щеку стянул огромный пластырь. Я лежал голый, но от груди до бедер был забинтован так, что едва дышал.

– Очнулся?
– спросил Мальцев встревожено.
– Фу, напугал... Идиот сопливый!

Надо мной, отстранив его, появилось лицо главного.

– Тержов, - сказал он жестко, - от психохирургии отстраняетесь! Вы только что доказали полную неспособность.

Он повернулся и быстро вышел. Мальцев подмигнул мне, дескать, главный у нас зверь, но мужик отходчивый, и заговорил быстро, путаясь в словах. В его руках дрожал шприц, которым он тыкал мне в руку и все никак не мог попасть в вену:

– Все сроки прошли, а ты не возвращаешься! Ну, думаем, крышка молодой смене... Тут тебя начало корчить. Все перепугались, на дисплеях кривые с ума сошли! Тут у тебя еще начали вскрываться раны - ну, скажу тебе, зрелище! Шеф побелел, не придумал ничего лучшего, как вкатить тебе лошадиную дозу кофеина. Тряхнуло тебя, но вроде бы полегчало. Добавили еще, смотрим - выкарабкиваешься...

– Да уж совсем полегчало, - простонал я.
– Так выкарабкиваться...

– Ничего, - сказал он бодро.
– Красивый шрам на лице, ну и что? Остальные под рубашкой. Мужчину шрамы не портят, я так полагаю.

Движение на соседнем столе прервало его слова. Таня, уже освобожденная от захватов, приподнялась на локте, ее бледное лицо было обращено к нам. Мы затаили дыхание.

– Не портят, - сказала Таня еще слабым, но уже чистым и ясным голосом.
– Еще как не портят.