В ореоле невинности

«Умна, интеллигентна, потрясающе сексуальна и… не на шутку опасна, – думал Фил, встряхивая по привычке головой – мешала непокорная прядь на лбу. – Такая вполне может заставить мужчину начисто потерять рассудок. Все еще девственница в двадцать шесть, хороша собой, душевна, темпераментна – прямо так и наводит на мысли о семье с двумя-четырьмя детишками и уютном бунгало в пригороде».

Он заулыбался, живо представив себе эту картину, но тут же спохватился и поспешил прогнать смутившие его мысли; Криста, несомненно, принадлежит к числу женщин, не представляющих себе семьи без оравы галдящих детей. Даже намек на подобную перспективу вызывал у Фила внутреннее содрогание. В детстве, средний в многочисленной семье, он сам страдал от этого. Обширный клан Катгерини обосновался теперь в окрестностях Мэлроуз-парка.

Криста позвонила в половине пятого: возвращается на работу, будет в его распоряжении, как только сдаст материал. Фил рассеянно отметил нежный, бархатистый тембр ее голоса в телефонной трубке. Вопреки обычной редакционной суете, особенно заметной к концу рабочего дня, им овладело настроение легкой меланхолии и созерцательности. Наступало его любимое время суток. Ранние, нежно-голубые декабрьские сумерки рисовали в памяти магические картинки Рождества и словно по волшебству превращали огромный город в загадочную, сказочную страну, манящую путника разноцветными огоньками. Даже извечный уличный шум как-то приглушался, терялся в пушистых хлопьях сыплющегося на мостовую снега. Но то был и час одиночества, и Фил привык избегать его. В такие мгновения люди мечтают о теплом доме, где кто-то ждет вас, кто-то о вас беспокоится… Ирэн, видимо, не вернется домой даже на праздники; удивительно, но его это ничуть не огорчает.

Между прочим, что-то есть опять хочется, хотя в обед он поел довольно плотно. На аппетит не жалуется, а вот физические нагрузки у него не слишком большие. Хорошо еще, что лишнего жира пока ни дюйма, – по-видимому, надо благодарить ускоренный обмен веществ, сам-то он никаких усилий тут не прилагает, просто особенность организма. Фил сохранил юношескую стройность, и это в семье, где за обедом подавали как минимум три основных блюда, а на общих воскресных трапезах традиционное украшение стола составляли огромные миски спагетти.

Давно уже он жил самостоятельно, но так и не пристрастился готовить. Сосед его, тот самый фотограф, что бродил сейчас где-то в джунглях Центральной Америки вместе с Ирэн, обычно закупал необходимые продукты сразу для двоих. А в данный момент в холостяцкой кладовке Фила пылилась банка тунца и какие-то не слишком аппетитные остатки от последнего похода в китайский квартал. Может, пригласить Кристу в ресторан? Фил терпеть не мог есть в одиночестве.

Прибежав в редакцию, Криста быстренько набрала статью на дискету и отправила на распечатку. Получилось, кажется, не блестяще, зато наконец-то с работой покончено. Весь день, присутствуя на судебном разбирательстве и автоматически делая пометки по ходу слушания, она не могла выбросить Фила из головы – его стройную, дышащую силой фигуру, золотисто-карие глаза… И Грег, и Тони – оба они мгновенно улетучились из ее памяти.

«Ради всего святого, не вешайся ты на этого фила Катгерини! – внушала себе Криста, приводя в порядок рабочий стол. – Не забывай: ты интересуешь его лишь как героиня для газетной колонки! Этот человек не воспринимает тебя как личность – ты для него источник, тема, и все».

«Собираешься на свидание? – поддразнивала она себя, освежая в дамской комнате свой легкий макияж и припоминая фрейдовские пассажи. Это, однако, не помешало ей с особой тщательностью уложить щеткой свои роскошные волосы. – В любом случае из него все равно не получится хорошего мужа. Если верить редакционным сплетникам, за годы работы в редакции Фил еще не пропустил здесь ни одной юбки, ему под сорок и он еще не был женат».

Пятью минутами позже Криста уже обозревала преобразившийся стол Фила.

– Хмм… я готова, можем начинать.

К ее удивлению, он не предложил ей присесть, а поднялся сам, накинул далеко не безукоризненный твидовый пиджак и подал ей плащ.

– Мы вполне плодотворно побеседуем и за ужином. Я знаю тут одно славное местечко.

Ресторанчик, куда они отправились, притулился в северном квартале, недалеко от квартиры Кристы. В полутемном опрятном зале с кирпичными стенами столики были покрыты скатертями в красно-белую клетку, а в железных, ручной работы подсвечниках чадили толстые восковые свечи. Хозяин «славного местечка», как сообщил Фил, – один из его многочисленных родственников, муж двоюродной сестры.

Сидя напротив своего спутника в уединенном алькове, Криста с любопытством ждала, что-то он закажет, предоставив ему, как завсегдатаю, право выбора. Ее не разочаровал ни свежий зеленый салат, ни нежная тушеная телятина под каким-то необыкновенным соусом, ни пикантный сыр; вино тоже под стать. Похоже, Фил не торопится приступить к делу. Под лучами его мужского обаяния окончательно выветрился из ее души саднящий осадок вчерашнего кошмарного свидания. Они неторопливо ужинали, смакуя еду, попивая маленькими глоточками терпкое вино, болтали о всяких пустяках, и девушка будто мягко покачивалась на волнах блаженства. Чувства ее обострились, возбуждение охватило настолько, что не удавалось уже его скрыть. И когда их руки неожиданно столкнулись над плетеной хлебницей с последним золотистым ржаным ломтиком – словно мгновенный разряд обжег их ладони, глаза встретились, и на долю секунды обоим показалось, что они одни в целом свете.

– Разделим пополам, – предложила Криста, аккуратно разламывая хлеб и протягивая Филу его долю.

Романтическую атмосферу разрушил своим приходом хозяин, собственноручно подавший им полные блюда канелони. Выслушав восторженные отзывы о своей кухне, он бросил красноречивый взгляд на Кристу.

– Эта девочка мне куда больше по сердцу, чем последняя твоя подружка, – заметил он по-итальянски, – может, теперь уже серьезно, а?

Фил недовольно отмахнулся, по каким-то неведомым причинам чуть не ответив «да». Как только родственник Фила отошел от стола, Криста попросила, чтобы он перевел ей сказанное.

– Да так… семейные шуточки, – рассеянно пробормотал Фил, извлекая репортерский блокнот. – Если не имеешь ничего против, вернемся к нашей основной теме. Сроки поджимают, придется, видно, вернуться в редакцию и просидеть ночку за компьютером.

Словно опускаясь с небес на землю, Криста вспомнила, зачем они здесь, и почувствовала себя неловко: столько времени потеряли. В конце концов, ведь ее пригласили как кладезь информации.

– Так что ты хочешь узнать?

Теперь любой его жест Криста истолковывала в одном ключе: перед ней профессионал, оживленный, заинтересованный, несколько скептичный, журналист до мозга костей.

– Расскажи мне о своих принципах и почему они так важны для тебя. Как я понимаю, началом конфликта всегда служили какие-то недоразумения во время встреч. Что же за мужчины тебе попадались? Чего они ожидали от тебя? Ты действительно считаешь себя последней двадцатишестилетней девственницей в Чикаго? А может быть, другие женщины тоже сталкиваются с подобными проблемами?

Вопросы так и посыпались на нее.

– Возможно, я и не единственная… – Криста автоматически ответила сразу на последний. – Не знаю только, относятся ли другие к этому столь же серьезно. Вот почему еще мне не хотелось служить материалом для твоей колонки: читатели воспримут меня как живое ископаемое. Не исключено, что кто-то и согласен со мной. Не так уж уютно чувствовать себя последним представителем вымирающего племени.

Ручка Фила, привычно скользившая по бумаге, вдруг сделала крутой вираж.

– А сама ты к чему склоняешься?

– Уже не уверена, следовать ли и дальше своим принципам. Иногда думаю – стоит, иногда – нет. С одной стороны, приятно чувствовать себя порядочной девушкой, а с другой… если в наше время ты остаешься девственницей, это расценивается чуть ли не как болезнь. Большинство известных мне незамужних женщин оказываются в постели с мужчиной почти сразу после знакомства.

– А ты так не поступаешь. Почему? – Потому что считаю – так нельзя. Вздохнув, она сделала глоток кофе и отодвинула тарелку с нетронутыми канелони, прикинув в уме, сколько в них калорий. Разве может он понять ее внутренний мир? Обеды в доме ее ирландской бабушки, проходившие в гробовом молчании; неизбывное одиночество после смерти родителей – ни братьев, ни сестер; приходская школа, куда ее заставляли ходить, – обо всем этом она бы еще рассказала. Но как передать преследовавшее ее в детстве сознание покинутости, изолированности от мира, заставлявшее мечтать о большой, дружной семье, где каждый – частичка целого? Как объяснить Филу, что ее убеждения дались дорогой ценой многолетнего одиночества, а не вдалбливались вместе с катехизисом; что они для нее одно из условий претворения в жизнь мечты о счастливом замужестве?