В осколках тумана

— Оставьте мне ключи, — говорит хозяин мастерской, согласившись осмотреть катер вечером. — Насос-то я вам починю, — он уже бывал на моем судне и знает, что к чему, — но насчет остального не уверен.

Обрадовавшись, что по крайней мере ночевать под водой не придется, я поворачиваю к ферме. Решение импульсивное, вдруг страшно захотелось повидать детей, да и Мэри проведать надо бы. Но главное, я хочу увидеть Джулию, узнать, как она себя чувствует, получить дозу общения с женой — даже если для этого придется, скрываясь в темноте, шпионить за ней через окно. Да и вообще, расскажу ей, что меня еще не уволили и я по-прежнему могу именовать себя юристом. И доброго отношения заслуживают не только ушлые эскулапы, разъезжающие на «рендроверах».

Через луг бреду в тусклом морозном свете, прохожу мимо места, где нашли Грейс Коватту, сворачиваю на дорогу к Нортмиру и с разочарованием обнаруживаю, что машины Джулии нет на месте.

Во дворе Мило лениво огрызается на одинокую курицу, которая разгуливает вокруг него. Я направляюсь к задней двери, и пес, глядя мне вслед, добродушно машет хвостом.

Вхожу, открыв дверь запасным ключом, который, как обычно, лежит под горшком с деревцем. В кухне все именно так, как я ожидал увидеть. Стопка тарелок рядом с глубокой раковиной, огонь еле теплится, и коты спят, сплетясь в кресле в одного мохнатого зверя.

— Джулия! — зову я, хотя знаю, что ее нет. Но выкрикнуть ее имя — ритуал, приносящий успокоение. «Дорогая, я дома!» — вот что это означает.

Мысленно я слышу, как она откликается. Она откликалась долгие годы, которые остались теперь лишь в воспоминаниях — картинки пикников, дней рождения, ночных бдений с малышами, первых школьных дней, разбитых коленок, грязного белья, вечеров у камина с бутылкой вина… все они здесь, в коробках, ожидают, когда их распакуют.

— Мэри! — кричу я.

Вот было бы здорово, если б она ответила. Ведь тогда бы получилось, что это я заставил ее снова заговорить. Джулия с ума бы сошла от благодарности. Но Мэри тоже нет.

И тут я понимаю, что за мной следят. Из-за чуть приоткрытой двери блестят две пары глаз. Приемыши Мэри.

— Привет, — с улыбкой говорю я. — Чем вы здесь занимаетесь?

Некоторые дети, которых привечает Мэри, очень застенчивы и не желают общаться. Только не эти двое. После того как я их заметил, они без раздумий выходят из комнаты.

— Что вы делаете в нашем доме? — спрашивает девочка, шагнув вперед.

Да, Мэри неплохо поработала, раз девчушка уже называет Нортмир своим домом. Она выглядит лет на семнадцать, но, если не обращать внимания на макияж и браваду, ясно, что она намного младше. Глаза сверкают, губы подрагивают, тонкая шея напряжена, а на лице неприкрытая дерзость. Девчушке явно не привыкать к неприятностям. Должно быть, жизнь у нее была не сахар.

— Ну, ищу свою жену.

Два последних слова повисают в воздухе напоминанием, что недолго мне осталось их произносить. Однако формально мы с Джулией еще женаты.

— Если вы имеете в виду Джулию, то она уехала на машине, — продолжает девочка, подходя ближе. Она тянет мальчика за рукав. Он старше и гораздо крупнее, но кто из них главный, сомнений не остается.

— Кто он такой, Крошка? — наконец спрашивает пацан, моргнув. У мальчишки слегка дергается щека.

— Да, кто вы такой? — недовольно повторяет вопрос девочка. — Вы не имеете права вламываться в дом.

— Я уже сказал, что ищу свою жену Джулию. Она присматривает за вами, пока Мэри болеет…

— Мы знаем, кто такая Джулия. — Девочка фыркает. — А ведь я могу вызвать полицию.

Держится она по-прежнему настороженно. Брат для нее — одновременно и щит и оружие. Похоже, это у них обычная тактика.

— Меня зовут Марри, — говорю я, сгоняя котов с кресла и усаживаясь на нагретое место. — А вас?

Джулия, конечно, сообщила мне их имена, но официально нас никто не знакомил. В ожидании ответа беру вчерашнюю местную газету, лежащую на столе. Мэри запросто могла онеметь из-за этой парочки. Очевидно, что справиться с ними не так-то просто. Правда, у Мэри огромный опыт, так что это вряд ли. За прошедшие годы ей приходилось сталкиваться и с орешками покрепче. Для меня Мэри всегда была сделана из железа. Так что же с ней стряслось?

— Меня зовут Грэдин, а ее Крошка, — отвечает мальчик.

— Бренна, — поправляет девочка и шлепает Грэдина по голове. — Не называй меня так, ясно?

Я улыбаюсь и листаю газету, просматриваю колонки, притворяясь, что не замечаю, как они пререкаются. Одна из заметок привлекает мое внимание, и я почти не слышу, как дети спорят, открыв холодильник.

ДЕВОЧКА-ПОДРОСТОК ПОСЛЕ ЖЕСТОКОГО НАПАДЕНИЯ ВПАЛА В КОМУ

Просматриваю короткую статью. Ниже маленький снимок Грейс Коватты в школьной форме.

Состояние школьницы Грейс Коватты, жестоко избитой двенадцать дней назад, остается критическим. Она по-прежнему в больнице, потому что до сих пор не может ни ходить, ни говорить. Врачи с помощью лекарств ввели ее в кому для того, чтобы «перезагрузить» травмированный мозг. Некоторые эксперты считают такой способ лечения спорным.

«Внутричерепное давление способно привести к новым повреждениям, мозгу требуется отдых и время на исцеление. Мы были вынуждены действовать, поскольку жизнь пациентки находилась под угрозой», — заявил пресс-секретарь больницы. Какие-либо еще комментарии о состоянии девушки он дать отказался.

Инспектор полиции Эд Хэллит сделал короткое заявление: «Команда экспертов работает круглосуточно. Я уверен, что вскоре мы произведем арест».

Грейс Коватта — ученица школы Дэнби, отличница по истории и музыке. Ранним утром 27 декабря ее обнаружила Джулия Маршалл, школьная учительница.

Я разглядываю потолок, пытаясь представить, что чувствуют родители девочки. Нет, не могу. Им пришлось подписать документы, разрешить врачам ввести дочь в сон, от которого она может никогда не очнуться. Я думаю о сотнях ночей, когда я любовался мирно посапывающими Алексом и Флорой.

Теперь меня рядом с ними нет.

За окном сгущаются сумерки, и на меня внезапно накатывает тревога за мою семью. Ублюдок все еще бродит где-то поблизости.

— Когда вернется Джулия? — спрашиваю я Бренну, вставая и подходя ближе. — И куда они все уехали?!

Она брезгливо морщится, хотя сегодня я ни капли в рот не брал.

— Не знаю. Вроде уехали в больницу к врачу или что-то типа того. С ними еще был тот мужчина.

Бренна набивает рот сыром. Моя вспышка ее не особенно взволновала.

— Какой мужчина?

Но и так ясно, о ком она. Итак, Дэвид сейчас с Джулией и детьми. По идее, мне должно стать спокойнее, что они под присмотром и в безопасности, но ничего подобного я вовсе не чувствую. Они должны быть под моим присмотром.

Между нами все изменилось, когда Джулии исполнилось семнадцать. Я стоял на станции, наблюдая, как со скрежетом тормозит ее поезд. Лил дождь, и в воздухе висел запах мокрой земли. Перекинув пальто через локоть, Джулия спрыгнула на платформу. Свежая, разрумянившаяся, она вертела головой, отыскивая меня. Несколько бусинок воды на ее шее медленно сползали за воротник. Она подняла сумку и тут же заулыбалась, увидев наконец меня.

— Привет, — сказала она застенчиво. После чего бросила сумку и рванулась ко мне.

Дождь заливал лицо, но она лишь зажмурилась, позволив поцеловать ее. И только потом, вспомнив про пальто, накинула его на плечи. Пальто было нежного персикового оттенка, совсем как ее щеки. Никогда еще мне не хотелось так сильно.

— Пошли, — резко сказал я, закидывая сумку на плечо.

Чувство это было непривычным для нас обоих, хотя, сколько мы себя помнили, нас всегда связывало нечто невысказанное. И оно воплотилось в слова в наш последний телефонный разговор, слова эти вязли в телефонных проводах, натыкались друг на друга. Это был конец жизни, в которой я всегда знал Джулию, и начало той, в которой я ее хотел.