В осколках тумана

— Помолчи, пожалуйста. Я как раз хотела сказать, что мне нравятся сумасшедшие. Они напоминают мне о том, что я нормальная. Наверное, поэтому я дружу с Надин. — И к моему шоку и удивлению, — я даже пролил виски — Крисси кладет на стол бумаги Мэри. — У тебя есть мой номер. Вижу, это много для тебя значит. Позвони, когда закончишь. Только не тяни.

Я теряю дар речи. Крисси исчезает в люке. «Алькатрас» провожает ее благодарными покачиваниями.

— Спасибо, — говорю я ее ногам, когда они проходят мимо иллюминатора. — Гигантское спасибо!

Клянусь, когда я подхожу к ней, зрачки у Мэри Маршалл расширяются. Хотя, может, это всего лишь солнце, что пускает блики по озеру. Но как бы то ни было, она не двигается. Сидит словно замороженная.

— Мэри, к вам пришли, — говорит красноносая медсестра, молодая женщина в белом халате поверх пальто.

Она как заведенная мечется по берегу, притоптывая и прихлопывая. То ли замерзла, то ли у них тут так принято. Вода не покрыта льдом, но трава обледенела и белесыми пальцами тянется к мелким волнам, накатывающим на берег. Здесь всего одна скамейка, и на ней сидит Мэри. Сидит и смотрит на воду.

— Здравствуйте, Мэри. Я Марри. Пришел вас проведать. — Опускаюсь перед ней на корточки. Ей приходится посмотреть на меня. — Как вы себя чувствуете? — На всякий случай, показываю эти слова жестами. Нет ответа. — Мэри, я просмотрел ваши медицинские бумаги…

Нет, так не пойдет. Я встаю и заговариваю с медсестрой, отведя ее в сторону:

— Нельзя ли мне побыть наедине с моей тещей? Вы не оставите нас на несколько минут?

— Простите, сэр, не могу. Мы ведем круглосуточное наблюдение за Мэри Маршалл. Ей не разрешается даже на секунду оставаться одной.

— Почему?

Джулия никогда об этом не говорила.

Медсестра бросает взгляд на Мэри.

— Однажды она пыталась устроить пожар в комнате. Старшая сестра опасается, что она может это повторить.

Вздохнув, достаю бумажник.

— Ладно. Сколько?

— Не думаю…

— Сколько?

Любого можно купить, особенно низкооплачиваемую медсестру. Достаю двадцать фунтов. Она протягивает руку и приподнимает брови. Извлекаю еще двадцатку, она секунду колеблется (кто знает, может, совесть проснулась), затем деньги исчезают в кармане белого халата.

— Только пару минут, — говорит она, оглядываясь по сторонам. За нами здание клиники. Десятки окон на унылом белом фасаде. — Если кто-нибудь увидит, меня уволят.

— Все будет в порядке, — уверяю я и жду.

Медсестра спускается к озеру.

— У нас мало времени, — говорю я Мэри. — Я знаю, вы меня слышите и понимаете. Но я не знаю, почему вы молчите. Врачи, медсестры, Джулия — в общем, все, кто вас видел, считают, что у вас какая-то болезнь мозга, и поэтому вы молчите. А я так не считаю, Мэри. (Она по-прежнему на меня не смотрит.) Я хочу, чтобы вы знали: вы ничем не больны. С вами все в порядке.

Да, я сильно рискую, ведь могу и ошибаться. А вдруг кто-то допустил оплошность? Вдруг бумаги просто пропали из папки и лежат себе на чьем-нибудь столе? Окончательный диагноз еще ведь не поставили. Но пусть у нее будет надежда. Мне надо, чтобы она заговорила. Я хочу знать правду.

— Мэри, — продолжаю я, — один человек, которому я доверяю, провел небольшое расследование. Ваша история болезни в «Лонсе» не содержит никаких упоминаний об МРТ. А ведь вас положили сюда на основании результатов этого исследования. — Я вспоминаю Крисси. Я ей верю. — В документах, которые остались в больнице, есть отчет о результатах МРТ. — Я делаю паузу, чтобы дать ей время это осмыслить. — Врач, который вас там осматривал, мистер Рэдклифф, утверждает, что с вашим мозгом все в порядке. Нет никаких оснований считать, что у вас деменция — мультиинфарктная или какая-нибудь еще.

Я встаю, чтобы размять затекшие ноги. Медсестра уже идет обратно. Я снова сажусь на корточки.

— Мэри, вы понимаете? Дайте мне знак, если можете. Поднимите руку, улыбнитесь, моргните… хоть что-нибудь.

Я жду, пока она переварит новость, а сам кошусь на приближающийся к нам белый халат. Мои слова гремят в ушах Мэри, воронкой вкручиваются в ее сознание. Немота Мэри — не просто кровоизлияние в мозг.

Крисси по моей просьбе узнала еще кое-что. Она не сомневалась, что результаты сканирования в любом случае не покинули медицинскую систему, и принялась за розыски. Крисси позвонила своему бывшему, семейному врачу, который работал в приемном отделении скорой помощи. По ее словам, у него есть доступ ко всей информации, занесенной в больничные компьютеры. Получив новые сведения, Крисси тут же перезвонила мне.

— Маркус легко нашел то, что тебе нужно, — протянула она, дразня меня, — возможно, в отместку за выходку с папкой. — Кстати, как ты поживаешь? Не заболел? — Она задорно рассмеялась. — Уже просох?

— Крисси, — не выдержал я, — что там с отчетом?

— Маркус сказал, что мистер Рэдклифф не обнаружил у Мэри Маршалл ничего особенного. По его мнению, лечебного вмешательства не требуется. Он написал об этом ее лечащему врачу. — Она замолчала, но и я молчал. Попросту не мог говорить. — Маркус даже просмотрел снимки, которые прилагались к отчету. Ничего. Чисто. А он в этом разбирается. — Крисси выдержала театральную паузу, а затем объявила: — Если у нее мультиинфарктная деменция или что-нибудь в этом роде, то я одноногий инвалид!

— Крисси, ты звезда! Сияющая в небе звезда! И мне нравятся обе твои ноги.

— Но это еще не все. Маркус не успокоился и позвонил в приемную врача, который дежурил, когда в больницу обратилась Мэри. Наврал секретарше, будто Мэри у него наблюдается. Та заявила, что она действительно недавно приходила к ним на прием. Кстати, Маркус тоже чокнутый, как ты, — добавила Крисси, словно оправдывая его действия, — принялся упрашивать меня согласиться на свидание, хотя мы давно порвали. В общем, этот врач — Дэвид Карлайл, она была у него двадцать второго декабря. Поранила палец, образовался нарыв.

— Да-да, о пальце я знаю. — Обдумываю услышанное. — Но вот о том, что ее принимал Карлайл, я и понятия не имел. Спасибо, Крисси.

— Дайте мне знак, Мэри. Дайте знак, что вы меня понимаете.

Но Мэри сидит, не шелохнувшись. Я сжимаю ее руки и смотрю в глаза, которые бегают по воде, словно она там и пытается прорваться сквозь стеклянную гладь.

На Рождество Джулия обнаружила, что мать онемела. Двадцать второго декабря Мэри побывала у Карлайла, и с тех пор произошло нечто такое, из-за чего она замолчала. Выходит, прошло три дня. Я хватаю ее за хрупкое плечо:

— Мэри, что вас так напугало, почему вы перестали говорить?

И когда ее подбородок начинает мелко дрожать, потянув мускулы рта, когда беспомощный взгляд переходит с озера на мое лицо, появляется медсестра и строго заявляет, что Мэри должна вернуться в палату.

Оставшись один, я смотрю на озеро, словно надеясь, что Мэри оставила в воде какой-то ключ.

Если бы она не заявила, что я никчемен и нелеп, если бы не высмеивала меня, быть может, я повел бы себя куда разумнее. Но по службе я не раз сталкивался со случаями, когда родители никак не могли договориться и дети в результате оказывались в приемных семьях. Я не хочу потерять своих детей. Из Нортмира мы прямиком едем на «Алькатрас». Но вечером я не привезу их обратно, как обещал Джулии.