В открытом море(изд.1956)

Ночь была тихой и теплой. Туманящаяся поверхность моря едва колыхалась. Катер шел, прижимаясь к берегу, по затемненной части моря.

Назначенное время уже истекло, а Николай Дементьевич все еще не видел транспорта.

– Молодежь, у вас глаза лучше, вооружайтесь биноклями, – взмолился он. – Совсем никудышное зрение.

Все начали всматриваться в неясную даль. Мотор, работающий на малых оборотах, едва слышно бурлил воду винтом.

– Вижу транспорт! – наконец сказал Чупчуренко. – Вправо по носу силуэт двухпалубного корабля.

– Верно, – подтвердил Восьмеркин. – А левей от него – катер и еще какая-то посудина.

– Застопорить ход! – приказал Калужский.

Внезапно с оконечности мыса взметнулся тонкий луч прожектора и обеспокоенно заметался по поверхности моря. За ним с берега протянулись другие, более мощные световые щупальца. Они в одном месте скрестили свои острия, и там, в голубом потоке света, возник темный силуэт «Дельфина».

«Наши», – обрадовался и вместе с тем обеспокоился Николай Дементьевич. Он видел, как «Дельфин» исчез, словно растаяв в воде, и как на его месте в световых полосах промелькнули и быстроходные катера, вздымавшие искрящуюся пену. Донеслись частые выстрелы.

«Из скорострельных по ним бьют, – понял Калужский, – теперь они не услышат шума наших моторов. Пора…»

В зареве вспышек он уже видел выхваченную из тьмы громаду корабля.

– Восьмеркину подготовить торпеду к выстрелу! – необычайно высоким и каким-то неестественным голосом скомандовал инженер. – Чупчуренко – к моторам… Полный вперед!

«Кабельтовых пятнадцать будет, – нацелив бешено несущийся катер на корабль, соображал Калужский. – А если промажу? Конфуз и скандал… Буду стрелять с самой короткой дистанции».

Лучи прожектора снова заметались и вдруг ударили в глаза. Николай Дементьевич крепче вцепился в штурвал и не менял курса.

Он не слышал, как с берега и корабля гулко захлопали скорострельные пушки, не видел близких всплесков и кипения воды. Старик твердой рукой вел катер прямо на транспорт. Луч прожектора больше не мешал ему. От слепящего света прикрывал высокий борт и надстройки вражеского корабля.

Оставалось не более шести кабельтовых. Николай Дементьевич уже видел в желтых орудийных вспышках мечущихся по палубам людей.

Он чувствовал, как его левую руку стягивает судорога, как дрожат от напряжения ноги.

– Пли! – неестественно высоким голосом закричал он и взмахнул рукою.

Калужский не слышал всплеска шлепнувшейся в воду тяжелой торпеды, он только почувствовал, как вздрогнул освобожденный от груза катер, и сразу же отвернул вправо.

«Ну и храбрый же старик! – следя за светящимся следом умчавшейся торпеды, восхитился Восьмеркин. – Прямо на всплески шел. При таком огне другому бы не подойти так близко к транспорту».

Когда сверкнул огонь, моряк присел. В его уши точно кулаком ударил тяжелый гул. Раздался треск раздираемых на части железных шпангоутов и переборок. Вверх взвились обломки. Катер неожиданно завихлял, начал описывать полукруг.

– Что за чертовщина! Никак со стариком худо?

В два прыжка Восьмеркин очутился на месте рулевого. Он отстранил повисшего на штурвале инженера и, выправив руль, повел ревущий катер в спасительную мглу открытого моря.

Вдали хорошо был виден разламывающийся пополам, объятый пламенем и паром корабль. Вокруг него суетились катера, подбирали из воды тонувших солдат и матросов.

Калужский пришел в себя. После непривычного нервного напряжения он ощущал необыкновенную слабость в ногах и перебои сердца. Боясь вновь упасть, Николай Дементьевич уселся прямо на палубе, рядом со Степаном.

«Чеем», не сбавляя скорости, подошел к пещере одновременно с «Дельфином».

– Молодцы! Чисто сработали, – весело поздравил чеемовцев Клецко. – Не меньше шести тысяч тонн утопили.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

На рассвете, когда в пещере все еще спали, из леса вернулись Витя и Пунченок с потрясающей вестью. Дежурный немедля сыграл побудку. Пунченок вскочил на стол и ликующим голосом закричал:

– Проснитесь, товарищи?.. Все просыпайтесь… Приморская армия заняла Керчь! На всем Перекопском перешейке линия обороны фашистов прорвана! Наши форсировали Сиваш, заняли Армянск и движутся к нам. Ура-а!

«Ура» было подхвачено, оно отозвалось таким гулким эхом в закоулках пещеры, что проснулись от зимней спячки и заметались летучие мыши.

Спать уже никто больше не мог.

Записка начальника штаба начиналась торжественно:

«Началось! Час возмездия настал! – писал он. – Не выпускайте из Крыма воров и поработителей. Пусть здесь они найдут могилу, чтобы не могли повторить свои гнусные дела в других местах…»

Дальше шли советы и указывались пункты, удобные для нападения и подрывных работ. Пещерной группе отводился большой участок приморской дороги и побережья.

Прочитав вслух давно ожидаемое послание, Тремихач заморгал глазами и стиснул в объятиях Пунченка. Забыв о своих недугах и ранах, партизаны брызгались и обдавали друг друга водой во время умывания, шутили и смеялись за завтраком.

Начались горячие дни. Днем люди набивали походные мешки взрывчаткой, патронами и гранатами. А ночью группами по три-четыре человека высаживались в разных пунктах побережья, минировали в темноте дороги, обрушивали нависшие скалы на обозы отступавших оккупантов, забрасывали гранатами мечущихся гитлеровцев.

Временами ветер и горное эхо доносили далекий несмолкающий гул канонады. Казалось, что все горы Крыма присоединили свой раскатистый голос к железному басу пушек: «Бей!.. Не дай уйти разорителям!»

Соловьи точно посходили с ума в эту весну. Их не могли утихомирить ни близкая стрельба, ни рокот моторов на дороге и в воздухе. В часы короткого ночного затишья соловьи неистовствовали до рассвета. И голоса их таили в себе такую силу, что порой заглушали надвигавшийся рев войны.

Советская Армия безудержно двигалась. Уже были заняты Симферополь, Феодосия, Старый Крым. Вскоре вспышками разрывов озарилось и небо над скалами у пещеры. Застрявшие здесь оккупанты еще огрызались. Бои шли у подножия ближайших гор.

Партизаны решили напасть на гитлеровцев с тыла. Пещерной группе поручалось высадить на рассвете десант е расположении приморских частей. От перебежчиков штабу стало известно, что у фашистских солдат начались волнения. Они готовились отступать, но их задержали эсэсовцы, выставившие на дорогах заградительные отряды.

* * *

Чуть забрезжил рассвет, оба катера вышли в море.

Первая десантная группа подошла к берегу на двух шлюпках. Выпрыгнув на сушу, Восьмеркин оглядел прибрежный песок и, убедившись, что этот участок не заминирован, первым вскарабкался наверх.