В ожидании августа
Шрифт:
– Знаете что, уважаемый Бобо Константинович, не лезьте в мою семью. Я вас ни о чём не просил и не собираюсь просить. Мы уж как-нибудь разберёмся без ваших акций… И вообще, кто вам дал право так себя вести?
– Да, Юрий Николаевич, мне никто не давал такого права кроме вашего отца. И я лишь пересказал вам содержание юридического документа, который наша компания подписала с Николаем Ивановичем. Это и есть расширенный вариант. Но отец предвидел возможную реакцию с вашей стороны и попросил подработать второй, боле короткий, вариант соглашения. А именно: внук, Александр Юрьевич, вступает в наследство по достижении своего совершеннолетия. Всё, никаких больше отступлений и вариантов. Вам здесь остаётся лишь дожидаться взросления сына, а что будет через шесть
– В доллары переведёте сами? – закончил он речь, откинулся на спинку стула, стал пить кофе маленькими глоточками.
Отец побледнел, просыпал на стол песок из пакетика, долго мешал ложкой чёрную жидкость. Я спокойно доедал мороженое, иногда запивая его соком. Вдруг папа сказал:
– Нам надо ехать в аэропорт.
– Я вызвал машину, она будет в вашем полном распоряжении. Вот визитка моего секретаря, звоните в любое время: как владельцу пакета акций, вашему сыну положено обслуживание за счёт компании…
– Дожил, – сказал отец, – становлюсь приживалкой у собственного сына.
– Вы не правы, Юрий Николаевич, вы становитесь своеобразным регентом над сыном, если согласитесь на первый вариант. Думайте, я жду вашего ответа три дня. Иначе в силу вступит второй вариант с итогами через шесть лет…
– Спасибо вам, за всё, особенно, за признание заслуг моего отца: лучше поздно, чем никогда…
– Он всё знал, – перебил папу "министр", – все правила игры, но никогда не отступал от своих принципов, – потом ещё добавил, – система процентов и откатов была не для него, большого государственного деятеля. Сначала мы по-тихому посмеивались над ним и только с годами начали понимать, что такое безупречная репутация.
Домой ехали на "Мерседесе". Водитель сказал, что будет ждать на стоянке у дома, напомнил, что теперь усложнилась процедура контроля, надо приехать в аэропорт пораньше. "Знаем без вас", – пробормотал под нос отец, но вслух поблагодарил его и мы пошли к бабе Тане. С порога он заявил:
– Вот познакомься, мама, привёл миллионера. К восемнадцатилетию, твой внук станет обладателем капитала в двести миллионов, если акции ещё не вырастут…
– Я знаю, – сказала баба Таня, – Николай говорил об этом… Я думаю, он правильно поступил. Тебе надо подписать бумаги первого варианта, с пользой расходовать капитал, который вернули отцу через его внука.
– Не обижайся, скажи: мне он не мог передать эти долбанные акции?! – вспылил, почти закричал папа, а мне показал рукой на дверь в кухню.
– Не гони Сашу, – сказала холодно бабушка, – там всё слышно да и он теперь должен знать об этой ситуации. Во-первых, отец не предполагал, что акции так вырастут в цене: он думал завещать их внуку на продолжение учёбы, на непредвиденные обстоятельства. Не дай бог, но на нём тогда остаётся и младшая сестра. Во-вторых, мы столько денег угробили на тебя, начиная с выпускного класса школы и по сей день… – папа что-то хотел возразить, но бабушка не дала ему открыть рта, – вопрос решён! Поставим на этом точку: или ты остаёшься разумным отцом при деньгах сына, или он сам распорядится ими со временем. А сейчас давайте собираться в аэропорт, скоро рейс…
Отец долго кричал о несправедливости родителей по отношению к нему, о том, что внуки руки не подадут им при встрече. На что баба Таня только и сказала:
– Деду уже не подашь руки ни при каких обстоятельствах да и я не вечная, скоро отправлюсь на встречу с ним.
Я ушёл на кухню, туда же перебралась и бабушка.
– Всё уладится, – сказала она, – это честно заработанные деньги, которые дедушка Коля решил передать тебе, как внуку и как
брату младшей сестрёнки. А папа подумает, посоветуется с твоей мамой, вернётся и подпишет бумаги. Вот тогда, – закончила разговор баба Таня, – и я буду спокойна за тебя, за Дашу, за вашу семью.Глава-9.
Мне так нравилась Катя, что иногда от желания видеть её, вдыхать запах школьного рюкзака, из которого она доставала книжки и тетрадки, дотрагиваться до руки или плеча, прикрытого распущенными тёмно-каштановыми волосами, у меня кружилась голова. Она уже так привыкла к моему столу в классе, что останавливалась точно у него, даже если шла спиной, разговаривая с кем-то из подружек. Улыбаясь и показывая ровные белые зубы, шутила:
– Привет, Саня! Ты сегодня такой красивый и серьёзный, что-то случилось?
Недавно она прочитала роман Каверина – "Два капитана", только и рассказывала о нём почти всю неделю, незаметно для всех стала называть меня Саней. Я давно прочитал книгу, но хорошо помнил, что героиню звали Екатерина. Катя, как и обещала, перебралась в классе за мой стол, а поскольку это случилось так давно, то никто и не вспоминал о перемещении новой ученицы. Хотя, какая она новенькая: казалось, что мы вместе уже сто лет. Она по-прежнему жила на выселках, в военном гарнизоне, и мне не очень хотелось вот так сразу отпускать её после школы. Я понял, что и ей не хочется садиться в старенький "Жигулёнок" отца. Тот видел наши прощания, наверное, что-то придумал, в один из дней Катя сказала:
– Мы можем пройтись до последней остановки трамвая, папа или мама будут ждать меня там. Это удобно им, и мы прогуляемся, как говорит папа, мозги проветрим после занятий…
– Классно, – сказал я, не скрывая радости, – а кто у тебя отец?
– Военный… Но я не так много знаю о его службе. Вообще-то он закончил Ленинградский политех, инженер по ИТ. Служил год офицером запаса, из-за жилья (дали новую большую квартиру) остался в армии. А теперь уже и младший брат появился, и папа привык к службе да и мы освоились с переездами. Сейчас он – старший офицер КП, только что досрочно получил звание майора…
– А что такое КП?
– Вроде бы, командный пункт… А я уже поучилась в четырёх школах: в Забайкалье, на Урале, в Заполярье и вот здесь. Я так рада, что встретила тебя, Саня. У меня почему-то нигде не было настоящего друга, как ты. Даже среди девочек: только начнёшь привыкать к школе, как опять переезжаешь.
– Так и здесь, значит, всё может быть ненадёжно? – сказал я, выдав своё огорчение.
– Нет, я поняла: у папы есть перспектива, может до полковника дослужиться.
Мы шли по плохо очищенному от снега тротуару, в двух метрах от нас по рельсам грохотали красно-жёлтые трамваи, которые через четыре остановки делали "кругаля" у парка культуры и отдыха, граничащего с набережной широкой и полноводной реки. Здесь на десяток километров тянулись узкие самодельные пляжи, засыпанные сегодня белым глубоким снегом, а летом – не протолкнёшься: на специально оборудованный горпляж без машины не доберёшься, а маршрутки ездили, кому как из водителей вздумается.
На конечной остановке трамвая, почти всегда у диспетчерской будки, стояли "Жигули", похоже, они когда-то имели цвет кофе с молоком. За рулём сидел военный с мужественным лицом, в окно кабины был виден погон с большой звёздочкой. Стоя у машины, Катя махала мне рукой, открывала дверцу и буквально падала на заднее сиденье, кричала:
– До завтра, Саня!
Я провожал девушку взглядом до самого поворота дороги к гарнизону, тоже махал рукой и шёл на остановку трамвая. Четыре посадки пассажиров в вагон, небольшой путь, но я многое успевал передумать за это время. Главное, о чём я думал в первые минуты прощания: о любви к Кате, хотя не знал, что это такое и старался не произносить это слово вслух. До нашего прощального школьного звонка ещё далековато, но мы можем летом поступить в колледж, а там уже никто не запретит нам быть вместе. Я почему-то заранее знал, всё будет хорошо: она тоже любит меня.