В ожидании Догго

– Не стоит благодарности, – вспыхнула Эди, словно отвечая водителю «БМВ», которого я пропустил с боковой улицы, а тот даже не посмотрел в мою сторону. – Мог бы сказать спасибо.

– Эди, сегодня выходной, светит солнце, и нам поет Адель.

– Это такой принцип? Всеобщая вежливость?

– Мы вежливы, он нет. Расслабьтесь.

– Вы правы, – кивнула она. – Здесь налево. Я знаю, как срезать дорогу через Баронс-Корт.

Следующие двадцать минут мы тряслись по ремонтируемым участкам дорог в компании тех, кто, как и Эди, знал этот короткий путь.

Я уже бывал однажды в Хенли – приезжал повидаться с девушкой, понравившейся мне во время университетской регаты. И запомнил этот приятный городок в излучине Темзы с его легким налетом самодовольства. За прошедшие десять лет он нисколько не изменился. Мы петляли по улочкам с односторонним движением, когда Эди выдала сногсшибательную новость:

– Вы должны кое-что узнать: никакого Дугласа не существует.

Я лишился дара речи.

– Что ж, известие не из тех, от которого бросает в дрожь.

– То есть он существует, но мы с ним вместе не живем уже восемь месяцев.

Эди добавила, что об их разрыве на работе она не рассказывала. Пусть считают, будто у нее есть партнер, не будут думать, что она подыскивает нового. Я же не сомневался, что Тристан в курсе ее обстоятельств. Не исключено, сам настоял, чтобы она рассталась с Дугласом. И еще подумал, сколько же Эди за последние недели наговорила мне неправды: как тренировалась с Дугласом в ближайшем пабе играть в бильярд, о трогательных деталях их отношений, как он утешал ее, когда на прошлой неделе она расплакалась в кино, о приглашении на ужин в ресторан «Мишлен» после того, как мы выиграли рекламную кампанию лосьона для рта. В общем, сплошное вранье. Эти мысли наверняка отразились на моем лице, потому что Эди произнесла:

– Не сердитесь на меня. Попробуйте представить, каково одинокой девушке. Бывает очень тягостно.

– Я не сержусь.

– Посмотрите на меня, Дэн.

– Не могу. Вмажусь в зад вон того «Рейнджровера». Господи, неужели здесь никто не ездит на нормальных машинах?

– Мои родители ездят. И их автомобиль еще замызганнее вашего. – Мы обменялись примирительными взглядами. – Зачем я все это говорю? Не нужно было.

– Нужно. Теперь уж снова просвещайте, что к чему.

– Зря я вас пригласила.

– Почему?

– Устала лгать.

На секунду показалось, что Эди сейчас прорвет и она выложит все, даже про Тристана. Но она опять заговорила о родителях, предупредив, что они немного странные люди.

– Дом тоже свинюшник. Не рассчитывайте на свежие простыни и цветы в вашей комнате. У них другие привычки. Не исключено, вообще забыли, что мы к ним едем.

Родители Эди жили не в самом Хенли, а рядом, на холмах Чилтерн-Хиллс, где было на удивление безлюдно для места, расположенного так близко от Лондона. Там Эди и выросла – в старом каменном доме на краю деревушки, которая расположилась при въезде в широкую долину с высокими деревьями и пасущимися животными. Картина из романа Томаса Харди – буколическая идиллия, деревенская утопия (до того, как мистер Харди коснулся ее своим скальпелем).

Родители Эди не забыли, что мы приезжаем. Ее отец, Эллиот, встретил нас на посыпанной гравием подъездной дорожке. Это был высокий мужчина с копной черных волос, в беспорядке торчащих во все стороны, как у какого-нибудь композитора. На нем были допотопные шорты и разительно неподходящая к ним выцветшая футболка с изображением американской рок-группы «Блу ойстер калт».

– Папа, у тебя идет кровь!

Руки Эллиота покрывали ссадины.

– Твоя мама заставила меня все утро прореживать ежевику.

– Где она?

– Не знаю. Наверное, пошла лепить очередной горшок. – Он стиснул мне руку. – Извините мою плохо воспитанную дочь. Вы, наверное, Дэвид?

– Дэниел.

– Прошу прощения, никакой памяти на имена. Сказать по правде, и на лица тоже. – Когда он попытался обнять дочь, та, беспокоясь за свою белую блузку, оттолкнула его.

– Папа, ты весь в крови.

Они расцеловались в обе щеки, вытянув друг к другу шеи.

– Дочь, ты сегодня красива, как никогда. – Эллиот присел на корточки, чтобы поздороваться с Догго. – А ты, мой маленький дружок, еще страшнее, чем мне говорили.

Мать Эди действительно лепила что-то из глины. Мы нашли ее в переделанном свинарнике, служившем ей студией. Ее звали Сибелла. Я сразу понял, от кого Эди унаследовала большие, с кошачьим разрезом глаза. Черные с проседью волосы Сибеллы были собраны на макушке и скреплены чем-то вроде палочек для еды.

– Здравствуй, дорогая! – бросила она, покосившись на дочь, при этом ее нога продолжала нажимать на педаль, вращая гончарный круг. – Дэниел, Догго, милости просим. А теперь все выметайтесь. У меня важный момент.

Дом оказался не совсем гадючником, но нижние комнаты оставляли впечатление лавки старьевщика. Повсюду книги на прогибающихся встроенных полках вперемешку с застекленными шкафами, набитыми всяким антиквариатом, главным образом археологического свойства: осколками глиняных горшков, бронзовыми фигурками, ископаемыми окаменелостями и тому подобным. В выложенной камнем кухне даже в жаркий день было холодно, как в храме. Висящие на крючках наивысшего качества сковороды являлись шедеврами кухонной утвари, так же как и прилепленный к магнитной полосе набор ножей и фирменная плита «Ага». В музыкальной комнате, выходившей окнами в расположенный позади дома сад, стояло множество виниловых пластинок – такие я видел на барахолке музыкальных записей. В середине находилось большое пианино с закрытой крышкой и кипой нот, но здесь были и другие инструменты, валявшиеся повсюду, словно музыканты побросали их, умчавшись в антракте в туалет.

– Вы играете на пианино? – спросил я.

– Да.

– На виолончели?

– У-гу.

Я показал на арфу.

– Немного.

– Невероятно!

– Правда.

– Докажите.

Эди села и прижала огромный инструмент к плечу. Я завороженно смотрел, как ее длинные пальцы бегали по струнам, казалось, не касаясь их. То, что она назвала «немного», для большинства было бы «отлично» – это понял даже я со своим отсутствием слуха и нулевыми способностями к музыке. Я слышал этот отрывок, но не мог припомнить, откуда он.

– Дебюсси, «Арабеска номер один», – подсказала Эди. – Играть легче, чем представляется со стороны. Только никому не рассказывайте.

Моя низкая, с потолочными балками комната оказалась рядом по коридору с ее спальней. Мы встретились около ванной. Эди в темно-синем льняном платье пришла поправить прическу и подкраситься; я в костюме – подтянуть узел на галстуке и потереть мокрой фланелькой старое пятно на лацкане.

Мы лишь успели немного поболтать с Эллиотом и Сибеллой и выпить по бокалу «Просекко» на задней террасе, и был провозглашен тост за наш недавний успех.