В ожидании зимы. Черный ельник

— Неужто лихоманки не ушли? Не помогло заклинание? — Яга осмотрела волков, на лбах которых проступили бисерины пота.

— Кумоха здесь зацепилась, — ответила Зинка. — Сказала, что не придут на помощь Морок с братьями, ведь остальные лихоманки в овраге, на своем месте. Никто их считать не станет. Она сюда явится скоро…

— Это плохо, очень плохо…

— Как помочь волкам, знаете? — спросила Марьяша Ягу и та кивнула.

— Баню нужно растопить. Лихоманки бани боятся. Мое колдовство тут бессильно.

— Пришло мое времечко… Знать не зря я здесь штаны протирал…

Мы обернулись и увидели Евпатия Гурьевича с кривым турецким ятаганом. Он был старым и ржавым, но домовой сжимал его так, словно это меч-кладенец.

— Ты-то куда? — всплеснула руками Яга. — Этим ятаганом только капусту сечь! Да и то не получится!

— А то ты не знаешь, что испокон веку с Лихоманками домовые боролись! — Евпатий Гурьевич выпятил грудь. — Мои предки с ними справлялись одним пальцем!

— Так-то когда было?! Сейчас уже время другое! И домовые только пироги хозяйские воровать могут! — рассмеялась она. — Вояка!

Мы не стали дальше слушать их перепалку и отправились топить баню. Нужно было любым способом спасти оборотней, у которых дыхание уже стало прерывистым и вылетало из легких со свистом. Лихорадка пожирала их.

36

Наша троица стояла над оборотнями и не знала, что делать дальше. В бане уже было жарко, но дело никаким образом не двигалось.

— Их ведь раздеть нужно, — прошептала Марьяна, краснея как маков цвет. — Я как-то не готова к такому.

— Да никто не готов, — проворчала Зинка и посмотрела на меня. — Оль, ты медик. Чего только не видела… И мужиков голых.

— Будто вы мужиков голых не видели! — огрызнулась я. — Никого я раздевать не буду. В доме существа мужского пола, вот пусть и займутся!

Деваться им было некуда. Мы стояли на своем, да и Яга грозно зыркнув на них, сказала:

— Быстро в баню шуруйте! Иначе устрою вам светопреставление!

— Да, да! Чешите! — поддакнула кикимора. — Сидят тут, чаи чужие распивают!

Она с наслаждением отпила из большой кружки и, засунув ложку в банку с вареньем, жадно облизнулась.

— А они кто? — только Марьяне пришло в голову поинтересоваться личностями, всю жизнь притворяющимися нормальными людьми.

— Лукьян Степанович — водяной, а Евлампий Сидорович — полевик, — ответила Яга. — Они всю жизнь и проработали по своему профилю… Так хорошо жили, спокойно… И на тебе!

— Полевик? — удивилась я. — Это еще кто такой?

— Полевик на земле людям помогает. Посевы лелеет, заботится, чтобы никто поле не повредил, за стадом присматривает, диких животных отгоняет, а иногда может за стогом спрятаться и что-нибудь такое важное предсказать, — кикимора скривилась. — Только у нашего агронома-полевика все равно характер гадкий. Всегда с ним ругаемся. Я его последний раз по башке оприходовала!

Что-то загрохотало, потом упало на пол, раздался громкий «ой» и из комнаты появился домовой в каких-то странных доспехах.

— А ежели так? Что скажете?

— Ты зачем мою кастрюлю взял?! — возмущенно воскликнула Марьяна, разглядывая Евпатия Гурьевича. — А это что? О Боже… Да ведь это стиральная доска!

Действительно, домовой надел на голову кастрюлю с подсолнухом на эмалированном боку, привязал на ручки шнурок, чтобы зафиксировать ее на голове. А переднюю часть тела прикрыл старой стиральной доской.

— А что ж я, по-вашему, должен на смертный бой идтить голый?! — Евпатий Гурьевич возмущенно взглянул на нас округлившимися глазами. — Давайте, добивайте Гурьевича! Избавиться, хотите?!

И тут в дверь раздался настойчивый стук, заставив нас испуганно замереть. Кикимора сползла со стула, и теперь над краем стола виднелись лишь ее испуганные глаза.

Яга побледнела.

— Пришло времечко забубенное! — тоненько выдохнул домовой и бросился к буфету. — Осмелиться мне нужно! Иначе не смогу храбрости свои показать во всей красе!

Мы с открытыми ртами наблюдали, как он достает бутылку самогона, который Марьяша настояла на перце для растирки. Подруга не успела даже слова сказать, как он вылил в себя бутылку, икнул и упал на пол, грохоча кастрюлей.

— Вот это воин… Показал храбрости… — прошептала Яга и вздрогнула, когда в дверь снова постучали. В этот раз еще требовательнее.

Нам было страшно, но мы все равно пошли открывать. Разве от такого существа как Кумоха спрячешься?

— Что-то рано она… — прошептала Марьяна, отпирая замок. — Ну что, девочки. С Богом.

Подруга дернула дверь, и мы уставились в гудящую темноту. Метель началась серьезная и пригоршни снега больно били нас по лицу. Под свет электрической лампочки шагнул темный силуэт, и мы поняли, что это ни фига не Кумоха.

— Где мои братья? — прозвучал грубый рык. — Я чувствую, что они где-то рядом!

Странный гость шагнул через порог и стал надвигаться на нас всем своим мощным телом. Мы отступали к кухне, стараясь понять, кто перед нами и что ему надо от нас.

Когда отступать уже было некуда, позади раздался голос Яги:

— А ты здесь как оказался?!

— Занесло из дальних краев! — огрызнулся незнакомец, и только сейчас я поняла, что он мне кого-то напоминает. Волков!

Мужчина был такой же большой, с рваными ушами и сдвинутыми бровями. Он все больше хмурился, глядя на нас, и Яга язвительно спросила:

— Как же ты им в глаза смотреть собираешься, а, Гор? Ты ведь им и слова не сказал, что хочешь людской облик принять. А потом сбежал!

Гор? Он что, египетский бог? Эта мысль насмешила меня. Если братья Вячеслав и Твердослав, то по логике он Гореслав. Боже сколько пафоса у клыкастых! Понахватали человеческих имен и радуются!

— Не твое это дело, — огрызнулся гость. — Где Тверд с Вячиком?!

— В бане они, — ответила я, и его грозный взгляд переместился в мою сторону. — Их Кумоха лихорадкой заразила.

Волк зарычал и, бросив спортивную сумку на пол, выскочил из дома.

— И что это было? — изумленно протянула Зинка. — Нормально вообще?

* * *

— Надоело мне возиться с этой деревней, — раздраженно произнес Мороз, заглядывая в овраг, где черным сгустком извивались лихоманки. — То украдут что-то, то еще что учудят!