В паутине лжи

Казалось, он говорит сам с собой, медленно поворачивая между пальцами карандаш.

– Я проверил, нет у него загородной недвижимости. И у родственников, которых у него нет, тоже, – добавил прежде, чем Андрей успел открыть рот, его лицо оставалось бесстрастным. Он откинулся на стуле и сцепил руки на затылке.

– Что думаешь, студент? Как он их выманивает?

– Может, предлагает подвезти до дома? – осторожно предположил Андрей.

– В том-то и дело, нет у него машины. Ну вот представь, что ты маньяк. Как ты заставишь подростка идти туда, куда тебе нужно?

Андрей неопределенно пожал плечами, судорожно соображая. Ему хотелось произвести на патрона правильное впечатление, но, как назло, тот спрашивал у него то, к чему Юдин был однозначно не готов, чувствуя себя нерадивым студентом на экзамене.

– А что если он им смс посылал? Телефон-то у него есть.

– Неплохо, Чудо-Юдин, – ответил Борис и прикурил. – Сделай запрос сотовому оператору, чем черт не шутит. Сети его проверь.

– Может, домой к нему съездить, с соседями поговорить? – предложил окрыленный успехом Юдин.

– Ездил я. Никто ничего не может про него сказать. Тихий, неприметный. Золото, а не сосед. Ну должен же он где-то проколоться? – Борис раздраженно стряхнул пепел в пепельницу, просыпав часть на стол, и тут же сдул на пол.

– Я одного не понимаю, – начал Андрей, желая простимулировать дальнейшие рассуждения шефа. – Если дети говорят о том, что психолог этот скользкий тип, почему его в школе держат?

– Ты знаешь, сколько школьный психолог получает? Нет? Так я тебе скажу, тысяч двадцать. Ну кто, скажи мне, Юдин, за такие деньги работать пойдет?

– Обыск нужно в его квартире провести, – продолжал Андрей.

– Для начала нужно ордер получить, а это не так просто. Он, конечно, моральный урод, но у нас нет доказательств. А нет доказательств – нет ордера. Без ордера – всё это незаконно, а значит, напрасно. Он снова вывернется. Нет. Тут наверняка нужно действовать. Нужно разговорить Ксению Калашникову.

Борис отошел к окну. Он невольно вспомнил Аню. Возможно, этот урод так же близко подсаживался к ней, брал за руки. Ассоциации возникли мгновенно, совершенно неподвластные ему, заставляя его кулаки сжиматься в нервном возбуждении.

Глава 8

Людмила Калашникова даже не взглянула в раскрытое удостоверение следователя.

– И всё же я не понимаю, для чего вам снова понадобилось говорить с моей дочерью? – недовольно проговорила она, пропуская Бисаева в дом. – Ксения больше не общается с пропавшей девочкой, – она обернулась на Бориса, шедшего следом. – Объясните же наконец.

– Вы не волнуйтесь, обычная процедура. Мы опрашиваем всех Светиных одноклассников. Включая бывших, – поспешил добавить он, видя решительный настрой мамаши. Она остановилась посреди гостиной и несколько секунд гипнотизировала Бисаева взглядом.

– Вы не против, если я подожду Ксению в ее комнате?

Судя по гримасе недовольства, идея ей не нравилась. Но после некоторых колебаний она всё же разрешила Борису пройти в комнату дочери.

– Ума не приложу, что вы пытаетесь там увидеть? – повторяла она вслед Бисаеву.

Борис не решился заглянуть в стол или шкаф, так как мамаша зорко наблюдала за ним из гостиной. Он сел в небольшое кресло рядом с кроватью и снова окинул взглядом комнату. Шкаф для одежды, письменный стол, кровать, этажерка с куклами. Борис встал и подошел ближе, чтобы рассмотреть их. Все куклы были явно дорогие, как и обстановка комнаты.

– Ваша дочь коллекционирует куклы? – спросил он громко в раскрытую дверь. В коридоре тут же послышались торопливые шаги, и на пороге возникла хозяйка.

– Ну, конечно, ей нравятся куклы. Она же девочка. И потом, ну посмотрите, они же просто потрясающие. Эту, – она показала на сидящую в плетеном кресле фарфоровую даму с зонтиком, – мы привезли из Милана. А эта из Японии. Посмотрите на ее кимоно. Это точная копия одеяния высокородных японок девятнадцатого века.

– Я вижу, вы разделяете страсть дочери.

– Куклы – моя слабость, – проговорила хозяйка. Она хотела что-то еще добавить, но в дверь позвонили, и она пошла открывать.

В прихожей послышались голоса, и несколькими минутами позже в комнату вошла Ксения. Она так же, как и ее мать, была не очень-то довольна визитом следователя. Ксения прошла мимо Бориса и бросила футляр со скрипкой на кровать. Развернулась к следователю в немом вопросе.

– Мы можем поговорить?

– Вы снова хотите спросить про Свету?

– Нет. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о занятиях у школьного психолога. Блохина Ильи Витальевича.

Ксюша нахмурилась и отошла к окну.

– А что конкретно вас интересует? – не поворачиваясь, спросила она.

– Всё. Как долго он занимался с тобой, как часто приходил, когда ты болела, о чем вы разговаривали?

Ксения молчала, но Борис видел, как напряглась ее спина.

– Ты можешь сесть? Мне не очень приятно разговаривать с твоей спиной.

– Не очень приятно? – усмехнулась она. – А мне не очень приятно, что вы лезете в мою жизнь, – она развернулась к нему и, заложив руки за спину, оперлась ими о подоконник.

– Да, наверное, так и есть, – проговорил Борис, обдумывая, как исправить положение. – Любишь музыку? – спросил он, кивнув на лежащий на кровати черный футляр.

Губы девочки искривила брезгливая усмешка.

– Обожаю, – с наигранной веселостью ответила она.

Бориса обескуражила перемена в поведении Ксюши. Эта злая напускная веселость, которую он много раз слышал в голосе Ани, видел в резких нервных движениях рук, кривящейся на лице бесноватой улыбке. Словно внутренняя неудовлетворенность, почуяв свободу, выглядывала из ее глаз, опаляя окружающих лихорадочным жаром приближающейся истерики.

– Тебя кто-то обидел? – спросил он.

Перекошенные злорадством черты лица расслабились, и она, ссутулившись, уставилась перед собой.

– Вам никогда не казалось, что вы в клетке? – совершенно безэмоционально спросила она в пустоту. – Дом – клетка, школа – клетка, вся жизнь – лабиринт из клеток, выхода из которого нет. Тебе говорят: он точно есть, нужно приложить усилия, перетерпеть, просто захотеть. А вся правда в том, что еще никто его не нашел – выход, – она подняла на Бориса глаза.