В паутине Матильды
Шрифт:
– Позвони ему, мне это очень нужно, вот его имя, он работает вместе с Эмилем.
Матильда улыбается, гладит его по волосам. В конце концов тот соглашается.
– Только ради тебя.
Я все слышу.
– Алло, это Эмиль. Я звоню из деревни. Я не выйду на работу несколько дней. У меня здесь дело, возьми машину, она припаркована возле моего дома.
Мужчина кладет трубку. Матильда благодарит его:
– Спасибо, Чарли, это мне очень поможет.
Чарли улыбается. Желтые зубы. Матильда гасит свет, и они выходят. Я слышу звук капающей крови в ванне. Все тише и тише.
Просыпаюсь. В носу стоит запах свежей крови. Из транзистора слышится мелодия ламбады. Семь часов утра. В моем распоряжении
Полночь. Задергиваю шторы. На улице последние клиенты сидят на террасе бара Салами. Я прочел почти все досье. Остались только процедурные баталии, но на них у меня нет сил. Шанталь помогает мне составить ящики. Все в порядке. Куртеманш увидит только результаты. В пакете у меня около тысячи фотокопий протоколов, переснятых Шанталь, и около двадцати кассет. Выходим. Она предлагает зайти на прощание в бар Салами. До моего ночного поезда еще есть время.
– Хорошо повеселились вчера, – говорит Шанталь. – Если хочешь, дам тебе совет – возьми отпуск. Отдохни. Ты должен избавиться от нее. Она изведет тебя.
– Кто она? – спрашиваю, думая о Лене.
– Ну как кто? Тетушка Виссембург!
Заказываем еще выпить. Шанталь говорит, что у меня лицо цвета несвежего йогурта. Я же ее поздравляю с новой прической. Она только что от парикмахера и со вчерашнего дня на специальной диете. Заказываю еще двойной мартини, но Шанталь предпочитает пиво.
– Я решила пить поменьше, – говорит она, косясь на мой стакан.
Жером предупреждает, что пора закрывать бар. Выходим на улицу. Рассказываю ей о названии книги. Шанталь считает, что это неплохая идея. Я объясняю, что Матильда просто поглотила Эмиля. Она не вынесла того, что, использовав, он бросил ее. Она любила его. Он же не сомневался в том, что Матильда готовила для него. Смерть на десерт.
– Как он мог оттолкнуть ее, после того как она доверила ему душу и тело?
Шанталь полностью согласна. Она мне рассказывает, что чувствовала Матильда после того, как Эмиль бросил ее:
– Ты как неживая: тебя могут щипнуть до крови – ты ничего не почувствуешь. Тебе больше нечего терять. Твоя ненависть к тому, кто тебя убил, совершенно бессмысленна. И если ты одна, и это зреет в тебе, ты из этого уже не выкарабкаешься. Однажды утром ты просыпаешься и еще не знаешь, что произойдет в этот день, но что-то в тебе пылает… Ты уже не можешь отступить. Это тебя пожирает… Ты чувствуешь безысходность.
В поезде на обратном пути я вновь погружаюсь в свой привычный сон. Сейчас я уже точно представляю всю эту сцену. Матильда выждала, пока труп Эмиля закоченеет. Иначе как она смогла бы его расчленить? Я закрываю глаза, вновь представляю себя за дверью, слышу храп соседей, погашенные телевизоры. Безлунная, темная ночь. Дождь. Светятся только окна квартиры Матильды. Она вытаскивает Эмиля из ванны, укладывает его на столе в гостиной. Приближается к нему со своей бетонорезкой. Она отказалась от электрического ножа, он слишком легкий. Сейчас труп Эмиля как каменный. Она пробует на ноге. Нога бесшумно падает на газеты и бумаги. Обрубок красного цвета. Ничего уже не течет. Матильда выходит на площадку. Хочет убедиться, что никто из соседей не проснулся. Я замираю от страха. Приклеившись спиной
к стене, даже не дышу… Она вновь закрывает дверь на два оборота и меняет диск на бетонорезке. Она методично расчленяет тело. Работая, она разговаривает с тем, что остается от Эмиля.Все меньше и меньше.
Ее губы шевелятся. Она не плачет. Просто после каждого захода замирает на несколько мгновений. Сначала я думал, что это от усталости или от страха, но потом понял: она останавливалась для того, чтобы поговорить с ним. Как будто шум мотора мешал ему слушать.
– Сегодня утром ты смеялся надо мной. Сколько дней ты уже смеешься надо мной. Бедный Эмиль, как сейчас тебя жаль!..
Она принимается за руку, и та падает без всякого сопротивления.
– Если бы мы научились жить в согласии, мы были бы счастливы и жили бы долго. Но что делаешь ты? Лжешь, пользуешься чужим доверием. Столько прекрасных вещей на свете. И никогда не поздно совершить покаяние.
Бетонорезка вгрызается в тело Эмиля как в картон. Только пыль летит от костей. Матильда продолжает разговаривать с останками Эмиля.
– Ты всегда боялся, что о тебе подумают другие. Ты был отвратителен сам себе, так как прекрасно знал, что нечестен. Ты не получил хорошего воспитания, и это оправдывает тебя. Ну и что? Что из этого?
Через шесть минут на столе остается туловище с огромным членом и болтающейся головой. Матильда повышает голос:
– Ты знаешь, я сразу видела по твоему лицу, когда ты придумывал всякие небылицы, чтобы скрыть, что был с женщинами. Ты постоянно говорил о своей свободе. Что это за свобода, когда так лгут?
Останки Эмиля на полу. Матильда переворачивает туловище без всякого усилия.
– Эмиль, – бормочет она, – вспомни, какой ты был веселый, как ты любил петь…
Голова Эмиля покачивается в пустоте. Матильда отодвигает ее. Она не хочет смотреть в его открытые глаза. Секунда, и голова падает в ведро с песком. Матильда выключает инструмент. Продолжает разговаривать с ним. Разговаривать с туловищем:
– Я думала, что верность и нежность возьмут верх, но твоя природа оказалась сильнее. Говорить тебе, что я умру, было бы совершенно бесполезно – тебя это не волновало. Мне плохо, Эмиль, мне так плохо.
Матильда замолкает, заворачивает останки Эмиля в страницы «Репюбликен» и укладывает их в мешки для мусора. Точно продавец мясной лавки, который заворачивает почки для своего кота. Прямо внизу, под Матильдой, соседи Шатак не спят. Я слышу, как скрипит их матрац.
Просыпаюсь, массирую себе затылок. Вокзал Сен-Дизье. Хм, забавно. Именно здесь Эррера был задержан контролером, когда перевозил останки Марселя в сумке. Это было в тот день, когда извлекли для эксгумации гроб с телом Марселя Трибу. Искали следы дигиталина. Это было зимой. Эррера провел утро с Конти, разбирая останки пенсионера из приюта. Эксперт разложил останки Марселя в разные сосуды. В один – немного волос, в другой – кончики ногтей, в третий – немного внутренностей. Эррера должен был перевезти эти сосуды в Париж, в медицинский институт. Ночью он поставил свою спортивную сумку с этими сосудами на балкон. Мадам Эррера, его жена, следила за тем, чтобы кошка не достала их. Он сел на шестичасовой поезд. На самый первый. Все было спокойно до Сен-Дизье.
– Черт, как воняет, – сказал первый попутчик.
Эррера сначала не понял, у него был заложен нос. Потом сообразил, что запах шел от его спортивной сумки, которую он пристроил наверху! Марсель! Все эти сосуды в жаре утратили герметичность. К нему прицепился контролер, начал ругаться. Эррера показал свое удостоверение. Это немного успокоило контролера. Они пришли к согласию, установив, что, по-видимому, какой-то больной кот залез в вентиляционный ход и сдох там.