В пекло по собственной воле (сборник)
Шрифт:
Когда до вылета вертолета оставалось уже минут десять и мы встали из-за стола, я с облегчением, поскольку есть уже просто не могла, а Фимка с сожалением, отвела Шаблина в сторонку и сказала ему:
— Фима! Только ты сможешь меня серьезно выручить! Я знаю твою способность собирать информацию и делать выводы! Ты журналист от бога, а это значит, из тебя вышел бы отличный контрразведчик! Мне нужна твоя помощь! Я сейчас должна заняться другим делом, а мне нужно срочно выяснить — что стало причиной возникновения цунами? Только не в общих фразах — землетрясение, мол, или извержение подводного вулкана… Это я уже слышала. Нужно абсолютно точно, где находился эпицентр координаты точки. Глубина дна под ней, глубина, на которой произошло землетрясение, путь
Фимка мотнул головой. Он не умел мне отказывать, даже если это грозило ему лишними хлопотами, а то и неприятностями. На этот же раз просьба не представлялась ему особо сложной.
— И еще, — добавила я, — выясни, пожалуйста, что это за долгосрочный прогноз, о котором я слышу уже третий, по-моему, раз! Мне это очень важно!
Я рассталась с Фимкой в полной уверенности, что он выполнит просьбу. Фимка всегда рад был помочь, может, эта готовность была каким-то видом сублимации его направленной на меня сексуальной энергии? Другой-то возможности израсходовать ее именно на меня у него не было даже теоретически, я совсем не воспринимала его как мужчину, хотя ничего и не имела против дружеских с ним отношений. Совершенно бесполых, конечно.
Фимка сунул мне в руку свежий номер «Мира катастроф», и мы, пригибаясь от ветра, поспешили к вертолету, ходовой винт которого уже работал, нагоняя крупную рябь в стоящих вокруг лужах морской воды.
Разговаривать в вертолете было невозможно, ларингофоном меня не снабдили, поэтому я лишь головой вертела, поглядывая то в один иллюминатор, то в другой. Но поскольку ничего, кроме серой поверхности океана, морщинистой от поднятых ветром волн, я увидеть так и не смогла, пришлось успокоиться и достать из кармана брезентовой штормовки газету, которую мне сунул Фимка Шаблин.
«Мир катастроф» — наша профессиональная газета. Появилась она совсем недавно и еще не успела дискредитировать себя, подобно другим российским изданиям, а потому пользовалась большой популярностью не только у спасателей, но и у самых широких слоев населения.
Катастрофы — вне социальных и даже национальных различий, они интересуют всех и всегда. Газета быстро шла в гору, набирая тираж и увеличивая штат сотрудников.
Ефим Шаблин был в «Мире катастроф» старожилом и в редакции имел неоспоримое влияние на более молодых сотрудников, особенно сотрудниц. Я сама не раз присутствовала при его телефонных разговорах с какими-то секретаршами, корреспондентками и корректоршами, и каждый раз он, по моей просьбе, добивался от них, казалось бы, невозможного — например, нарушения режима секретности в отношении документов, хранящихся в сейфе редактора газеты, разглашения источника скандальной информации или какого-нибудь другого нарушения журналистской этики.
Я постоянно в такие моменты испытывала недоумение — чем он все же берет? А иной раз даже легкое сомнение в себе — что же я-то на него никак не реагирую? Может, со мной что-то не совсем в порядке? Но тут же отметала эту мысль — скорее уж не в порядке все эти девицы, которых коллекционирует Фима.
Я привыкла к тому, что «Мир катастроф» всегда работает очень оперативно и из него можно узнать много подробностей о том самом стихийном бедствии, на ликвидации последствий которого ты сейчас работаешь. Стоило чему-нибудь случиться, уже на следующий день выходила газета с описанием и самого бедствия, и с живописными картинками о том, как на место происшествия спешат спасатели и начинают первые спасательные работы. Как добывала редакция информацию из мест, удаленных от Москвы порой на десятки тысяч километров, буквально за несколько часов, для меня, например, всегда было и сейчас остается загадкой. Но читать газету всегда интересно.
Не разочаровала она
меня и на сей раз. Говорю об этом с некоторой иронией, поскольку в этом номере, вышедшем — я специально посмотрела в выходных данных время подписания в свет — через два часа после того, как через Шикотан прокатилась большая океанская волна, не было ни слова о Шикотане. О том, что на Южных Курилах случилась беда, газета сообщила, но только для того, чтобы продемонстрировать точность прогноза, сделанного нашим министром в своем примечательном интервью.С первой страницы на меня смотрело лицо нашего широкоскулого, неулыбчивого министра. Его портрет занимал всю первую полосу и выглядел ни больше ни меньше как предвыборный плакат.
Да он, собственно, и был предвыборным плакатом. Потому что вся газета посвящена была исключительно нашему министру. И конечно же, не обошлось без тривиального каламбура, который первым приходил на ум, едва речь заходила о грядущих бедах, предреченных министром России. На первой странице он был напечатан аршинными буквами прямо под портретом не улыбающегося, но отнюдь не мрачного министра: «Я спасу Россию от бед!» На остальных шестнадцати полосах газеты эта мысль варьировалась так или иначе в каждом заголовке.
Я отложила газету в сторону и взглянула на Евграфова круглыми глазами.
— Оленька, вам плохо? — встревожился он, посмотрев на меня.
Я покачала головой и отвернулась к иллюминатору. Мне нужно было привести мысли в порядок. Хотя бы — в относительный.
Многое мне стало понятно сразу же, едва только до меня дошло, о каком таком важном деле говорил министр в письме Григорию Абрамовичу. Ни много ни мало он собирается участвовать в борьбе за кресло Президента России! Хороши амбиции у нашего министра!
Я представила опять его серьезное, но удивительно спокойное лицо и подумала, что имидж выбран совершенно правильно — в сегодняшней российской жизни, когда никто не может быть уверен, что завтра, да что там завтра! — сегодня вечером не станет жертвой или стихийного бедствия, или какой-нибудь техногенной катастрофы, не превратится ни в заложника, ни в потерпевшего, ни в покойника, спокойствие и уверенность — самые главные козыри в предвыборной борьбе за симпатии избирателей.
Предложить миллионам россиян выбирать себя в президенты — было тонким расчетом со стороны нашего министра. За десять лет существования МЧС наше ведомство и он лично, поскольку руководил им с самого первого дня, успело приобрести немалое уважение в народе, особенно среди тех, кто сам когда-либо становился жертвой или свидетелем трагедии и сталкивался с работой спасателей. А таких людей с каждым годом становилось все больше и больше. Их число растет пропорционально числу катастроф.
Я с удивлением подумала, что и в самом деле последний год всякие бедствия заметно участились — если раньше мы могли месяц просидеть без важной работы, то сейчас выезжаем на катастрофы чуть ли не каждую неделю. И тут же мне вспомнилось то самое интервью, которое я сочла неудачной шуткой нашего министра.
Он отнюдь не шутил, поняла я, говоря о том, что последний год века станет самым страшным годом России, если не противостоять природной и человеческой стихии. И что только решительные, энергичные действия опытных и бескорыстных спасателей могут помешать концу века превратиться в конец России.
Слова «Спаситель России!» сами просились на язык, несмотря на всю их тривиальность. Механизм психологического внушения был запущен. Как психолог я очень хорошо увидела его суть и сразу же поняла, что следующим этапом станет психическое заражение — традиционный прием ораторов и пропагандистов. В средствах массовой информации поднимется истерическая пропагандистская кампания в поддержку нашего министра, и очень скоро он приобретет черты личности, которой занимаемое им положение просто мало и необходимо поставить его на подобающее ему место. А такое место будет только одно — место Президента России, который вот-вот должен был закончить свои полномочия и уступить ключевой пост кому-то другому.