В первый раз

— И если тебя это утешит, Никки сказала, что каждый чиновник мечтает, чтобы его делом занимался именно ты. Она считает тебя блестящим юристом.

Нежданная похвала, казалось, поразила его, и Блейк, облокотившись на не тронутую кистью часть борта, скрестил на груди руки. Дыхание Жак перехватило при виде накачанных мышц его груди и предплечий. Ее неосознанно влекло к нему.

Жак прочистила горло:

— И, принимая во внимание мое настоящее положение, ее вера в твой успех вселяет надежду.

Ей нужны были только его мозги — не мускулы!

— Сегодня утром я снова разговаривал с Сарой, — произнес Блейк, прервав ход ее неприличных мыслей. — Она предложила помочь с твоим делом. Она — адвокат, такой же блестящий, как я — прокурор, и достаточно квалифицирована, чтобы дать дельный совет.

Жак подавила разочарованный стон. Конечно, она была благодарна Блейку за его заботы, но где-то в глубине души расстроилась из-за того, что он решил заручиться поддержкой своей идеальной половины. И все же Блейк, несмотря на то что посмел советоваться с красавицей адвокатшей — или по причине этого — заслуживал признательности.

— В таком случае, — произнесла Жак, улыбнулась и схватила кисть, — в благодарность за твои труды я закончу здесь, а ты можешь отдохнуть.

В его глазах блеснула настороженность. Словно пытаясь решить, стоит ли доверять Жак столь важное дело, Блейк окинул ее внимательным взглядом, особо задержавшись на руке с зажатой в ней кистью.

Жак бросило в дрожь.

Затем Блейк медленно взял ее за запястье, чтобы рассмотреть татуировку.

О господи… Теперь стало почти невозможно сдерживать желание.

— Я раньше не замечал шрамов под тату, — произнес он низким голосом.

Жак замерла, лишилась дара речи — ощущение его пальцев на ее коже, внимательный взгляд, обращенный на давние раны, были невероятны. Сердце бешено билось, она пыталась унять волнение.

Один шрам еще мог быть результатом аварии; но две параллельные линии на коже запястья наводили на подозрение.

— Я не пыталась покончить с собой, если ты подумал об этом, — произнесла она как можно беспечнее.

— Люди могут калечить себя и ради других целей. — В глазах Блейка читались опыт и понимание; он прекрасно знал, что Жак сама нанесла себе эти раны.

Он знал, что однажды она схватилась за лезвие.

Жак казалось, что ее грудь сейчас разорвется, от тяжелого дыхания было больно, легкие горели. Одно дело — поблагодарить человека за его труды, и совсем другое — обнажать перед этими всевидящими очами свою историю. Годы буйной юности прошли, и теперь Жак не собиралась искать оправдания своим проступкам или прятаться по углам, претворяясь оскорбленной его недопониманием. Она, черт подери, боролась с демонами и победила!

Жак схватила Блейка за запястье.

— Это было много лет назад, тогда я была подростком, — спокойно произнесла она, надеясь, что Блейк не станет ее расспрашивать.

Она не хотела вспоминать неудачу с Джеком.

— Параллельные линии напоминают мне часть нотной линейки. Пару лет назад я сделала тату — еще несколько линий и нот.

Последовавшая за этими словами долгая пауза была наполнена теплым светом, соленым бризом, звуком ударов волн о борт и шелестом парусов.

Жак не могла двигаться, не могла думать, не могла дышать, страстно желая услышать ответ Блейка на ее объяснение происхождения шрамов.

— Ноты какой песни? — вдруг спросил он.

Пораженная, Жак отступила и уставилась на Блейка. Из всех возможных вопросов меньше всего она ожидала этого. Реакция Джека на шрамы подтолкнула Жак сделать татуировку; выбор песни также был обусловлен неудачей с Джеком. Никто никогда не интересовался самой песней.

Жак было интересно, как Блейк воспримет ее ответ.

— Это первая строчка из песни Мадонны «Как девственница».

На его губах мелькнула усмешка — смесь удивления и восхищения.

— Ты не одобряешь мой выбор? — Она попыталась сохранить серьезное выражение лица и продолжила: — Или считаешь, что песня мне не подходит?

— Не имею ничего против Мадонны, — сказал он и посмотрел на ее короткие шорты и футболку с репером Бульдогом.

Жак задрожала, мурашки побежали по телу. Ткань футболки весьма нескромно облегала грудь, почти выставляя соблазнительные формы напоказ.

Блейк, заколебавшись, словно обдумывая дальнейшие слова, перевел взгляд на ее руку, все еще покоящуюся в колыбели его ладони. Он легонько коснулся одного из шрамов, и Жак вздрогнула. Простая ласка была невероятно чувственной. Обольстительной. Горячей.

И страшной. Поскольку он ласкал отметины, символизирующие битву, которую она вела, желая достичь примирения с собственным прошлым. Эти полосы были свидетельством внутреннего разлада. Глубоко встревоженная, Жак боролась с искушением прижать руку к твердой груди Блейка, затем скользнуть ниже…

Блейк провел пальцем по сморщенной коже, увлекая Жак в пекло, обрекая на невыносимую нужду.

— Но ты едва ли походишь на девственницу, — заметил он наконец.

Интересно» мучили ли его неприличные мысли, так же как ее? Сердце Жак бешено стучало.

— Так скажи мне, Костюмчик, — произнесла она, стараясь говорить спокойно. — Как именно должна вести себя девственница? Она должна быть смущена и напугана чувствами, которые ей внушает человек, стоящий рядом? — Жак едва не закатила глаза при мысли о столь старомодном понятии; она приподняла бровь, изо всех сил стараясь игнорировать трепет. — Или должна оскорбиться тем, что он осмелился коснуться ее целомудренной кожи? — сухо продолжала она.

Хоть Жак и девственница, она не позволит характеризовать себя грубыми книжными понятиями. Она не боялась быть смущенной. И уж конечно, она не была оскорблена.

Она была возбуждена.

Лицо Блейка озарила лукавая улыбка, как будто он не верил в ее спокойствие.

— Давай посмотрим, — начал он; звук его голоса дрожью отдавался в ее теле. — Когда мы встретились впервые, ты исполняла непотребные танцы перед зданием суда. Во второй раз ты была за решеткой. — Его глаза потемнели. Таким образом, можно заключить, что ты вела себя не очень-то невинно.

Жак выдержала горячий пристальный взгляд Блейка, отказываясь обращать внимание на поглаживания его пальца, на дикую тоску по нежности… Но подергивание губ выдало ее.