В плену твоего безумия
Шрифт:
— Придется наказать… — шепчет Кирилл в мои губы.
— Сначала я тебя трахну, Хозяин, — я все-таки нахожу выход своей ярости.
От моего резкого, пошлого, невообразимо рискового заявления рассудок приказывает долго жить.
Один на двоих. Как и торнадо острого желания, которое уже не знает на своем пути никаких преград…
Спустя неделю
— Ну здравствуй… подруга.
Ларчикова поправляет тыльной стороной ладони завитую челку блестящих волос и садится за столик. Тотчас же рядом появляется симпатичный официант.
— Повторите, будьте добры.
Он записывает заказ и восхищенно смотрит на Ларису. Парень узнал нас обеих, с трудом сдерживает себя, чтобы не попросить селфи. Если к концу нашего разговора наберется смелости, я ему это позволю. А вот Лариса… не уверена.
— Виски. Двойной.
Ее губы сжаты в линию. В глазах сталь невысказанной обиды. Но нам просто необходимо поговорить. Нельзя все оставлять так, как стало после того вечера, когда я позволила Бергу увезти себя на целые сутки. Конечно же, Ларчикова все видела. А что не видела — донесли доброжелатели.
— Никогда не думала, — говорит она, — что мне придется делить мужика… подумать только, с тобой!
Я приподнимаю бровь.
— Звучит двусмысленно. Я недостаточно офигительна?
Лара закуривает электронную сигарету. Мой вопрос немного выбил ее из колеи. Затем, затянувшись, глубокомысленно произносит:
— Корона красавицы была на моей башке. Не твоей.
Когда приносят виски, она делает глоток и кривится.
— Гадость. Только на такие темы на трезвую голову и не поговоришь. Это был он?
— Ты и сама все поняла. Ты же не думала, что я просто так, без повода уехала с тем, на кого у тебя были планы?
— Да кто тебя знает. Как Азамата прикрыли, ты захлебнулась в своей свободе. Я догадалась. Слушай, не хочешь еще и на этого в суд подать?
— А на него за что?
— Странная ты. Он тебя похитил, оторвал от семьи, заставил заниматься этими извращениями. Похоже, ты так и не вылечилась. Стокгольмский синдром?
— Стокгольмский синдром возникает тогда, когда жертва смотрит в глаза своему похитителю. У меня даже такой возможности не было. Мимо. И нет, не хочу.
Ларка вертит бокал. Ее пальцы побелели. А я понимаю, что должна что-то сказать.
— Послушай, Ларис. Ну давай посмотрим фактам в лицо? У тебя нет к нему чувств и не было никогда. Это просто инстинкт охотницы — поклонник ослабил свой интерес, что ударило по самолюбию. Тебе нужно просто доказать себе, что ты крута, И еще — тебя манят его миллионы, потому что это тот класс мужчин, к которым ты привыкла. Вы же были вместе уже. Ты не смогла делить его предпочтения, приходилось переступать через себя. Ты и впредь собиралась насиловать себя ради того, чтобы с ним остаться? Как долго ты бы так продержалась, подумай сама?
Она зло молчит. Хотя я чувствую, что все мои слова попадают в цель. Мне нужно закрепить результат. Не хочу терять подругу, которая так меня поддерживала. Да и непонятно пока — есть ли ради чего.
— Сначала Эпикур, которому было просто удобно держать тебя рядом. Ты ведь тоже подстраивалась, и это длилось довольно долго. Можешь мне не верить, но с Бергом ты бы пошла по подобному сценарию. И как долго бы выдержала?
— Справилась бы как-нибудь.
— Я тоже так себе сказала, когда у Азамата начались пробы пера
в моем отношении. Забыла о себе, почти растворилась в нем. Ты сама все видела.Лара допивает виски. Ее слегка поплывший взгляд фокусируется на мне.
— Не понимаю цели нашей встречи. Ты решила снять с себя вину?
Усмехаюсь. Мне хочется обнять подругу и выбить из ее очаровательной головы подобные мысли.
— Черт, Ларка. Ты очень классная, ты сама это осознаешь? Ты королева, и это не метафора!
— Я вице-королева…
— Да какая разница! Выкинь приставку «вице» за ненадобностью! Она в твоей голове и не дает тебе двигаться дальше! Оглянись уже по сторонам! Сколько из тех, кто молится на каждый твой взгляд, готовы посадить тебя на трон и все сложить к его подножию? Не заставлять тебя принимать их бзики, а принять твои и потакать им до конца дней? Ты сама разве этого не хочешь после столько затянутых отношений со Славой?
— Да все они одинаковые.
— Не правда. От твоих глаз скрыто то, что вижу я. Актер Петриченко? Раз. Депутат Соколовский? А этот, что всегда готов прийти на помощь, я фамилию не помню. Мало тебе?
— Да не то все это, Лана. Они же… ну как братья.
— Потому что они уже у твоих ног? Тебе нужно завоевывать? Это неправильно! Мужчина должен воевать, а не наоборот! Ты «Холостяка» много смотришь, где вбивают в голову, что нужно драться ради мужика. Это не так! Не позволь никому себя обмануть!
Лара молчит. А я, воспользовавшись ее замешательством, дублирую заказ.
— И возвращайся уже давай. Мне тебя не хватает. Ты же не позволишь Кириллу стать между нами?
Она вздыхает.
— Ладно. Я все равно не могу на тебя долго злиться. Да и ваша история, это тот случай, когда шансов действительно нет.
Мы обнимаемся. Пьем за примирение. Лариса как будто сама сбрасывает камень с плеч.
— Кирилл… ты так нежно произнесла его имя. Вы вместе? Официально будете объявлять? Или подождешь, когда утихнет шум вокруг Азамата?
А вот теперь мое время раскрывать свои карты.
— Сложно это все, Ларис. И я приняла решение. После всех этих ударов мне надо просто отдышаться. Я хочу жить ради себя и Мики. Поэтому не могу сказать, что мы с Кириллом Бергом вместе… как бы мне этого не хотелось.
Эпилог
Эпилог
Все равно это было не зря.
Он не допустил ее гибели. Медленного угасания в лапах того, кому не было места на земле. Кто не имел права прикасаться к этой прекрасной женщине, смотреть на нее, дышать с ней одним воздухом. Это был вопрос решенный — в тот самый момент, когда он увидел Милану Савельеву впервые.
Много кто топит свою боль в алкоголе. Кто-то решается на безумие, которое может стоить жизни. Кирилл Берг умел ждать. Даже сейчас, когда боль разлуки убивала изнутри, иссушала, закрывала в четырех стенах удушающей камеры.
Он посвятил все свое время работе. Доходы росли. Новые проекты были обречены на успех. И только по ночам он чувствовал себя одиноким в этом мире.
Как будто находился на отшибе. Отверженный, лишенный права на счастье, но не потерявший надежду. По ночам бессонница входила в дом полноправной хозяйкой. Она была единственной, кто дарила ему свои объятия.