В погоне за счастьем

Если все сложится удачно, годам к сорока у тебя будет прочный финансовый фундамент. Прибавь к этому и весьма ценное имущество — собственную квартиру, — и получится, что материально ты будешь полностью независима.

Именно этого я и хотела — полной независимости. Мне больше не хотелось вверять свое благополучие кому бы то ни было. Разумеется, я не отвергала мужчин, секс или возможность влюбиться. Но не могло быть и речи о том, чтобы я снова вляпалась в ситуацию, когда мужчина определял мой социальный статус, мнение или количество наличности в моем кармане. Отныне я была автономной единицей: самостоятельной, самоокупаемой, свободной.

Я согласилась с финансовым планом Лоуренса. Чеки были подписаны, инвестиции вложены. Хотя на моем банковском счете осталось пять тысяч долларов — которые можно было тратить, как душе угодно, — я заставляла себя быть осмотрительной и не допускать легкомысленных трат. Ведь отныне деньги означали независимость. Или, по крайней мере, создавали иллюзию незавимости.

Разобравшись с финансовой ситуацией, я нанесла визит в редакцию журнала «Субботним вечером/Воскресным утром». Некогда наводившая на нас ужас преемница Натаниэла Хантера продержалась на своем месте всего несколько месяцев. Ее сменила миниатюрная экстравагантная дама по имени Имоджин Вудс, походившая на Дороти Паркер. Она была известна своими долгими ланчами, постоянным похмельем и безошибочным чутьем на талант. Когда я позвонила ей в офис, она пригласила меня зайти завтра, часов в пять пополудни. Она сидела в кресле рядом со своим рабочим столом и правила какие-то статьи для журнала. В переполненной пепельнице дымила недокуренная сигарета «Пэлл-Мэлл». В одной руке она держала шариковую ручку, в другой — карандаш. На кончике носа застряли очки со стеклами в форме полумесяца, сквозь которые она пристально изучала меня.

Итак… еще одна жертва замужества, — сказала она.

Вижу, новости распространяются все так же быстро.

Не забывай, это ведь журнал. И здесь полно людей, мнящих себя исключительными личностями, но в сущности бездельников, о чем они сами втайне догадываются, и нет у них другого занятия, кроме как сплетничать о чужих, более интересных жизнях.

Мою жизнь вряд ли можно назвать интересной.

Замужество, которое длится всего пять месяцев, всегдаинтересно. Самый короткий из трех моих браков длился полгода.

А самый долгий?

Полтора года.

Впечатляет.

Она громко хмыкнула, выдохнув облако дыма.

Да, чертовски. Ну да ладно, ты лучше скажи, когда ты принесешь нам свой новый рассказ? Я раскопала в архиве тот, первый. Очень недурно. И где следующий?

Я объяснила ей, что давно считаю себя писателем одного рассказа— поскольку пыталась написать что-то еще, но обнаружила, что мне нечего сказать.

И что, это действительно станет твоим единственным произведением? — спросила она.

Боюсь, что да.

Он, похоже, был парнем что надо, твой моряк.

Он— вымышленный персонаж.

Она глотнула виски:

Ну.тогда я — Рита Хейворт. Впрочем, я не собираюсь выпытывать, как бы мне этого ни хотелось. Чем я могу помочь?

Я знаю, что мое прежнее место занято, но, может быть, вам нужен фрилансер на чтение рукописей…

Нет проблем, — сказала она. — С тех пор как закончилась эта проклятая война, в Америке все вдруг возомнили себя писателями. Мы просто завалены рукописным хламом. Так что с радостью будем подкидывать тебе по двадцать штук в неделю. Платим по три доллара за рецензию. Конечно, деньги не бог весть какие, но кое на что хватит. Твоя подруга Эмили Флоутон говорила, что ты только что переехала в собственную квартиру.

Это правда, — сказала я.

Ну расскажи мне поподробнее, — попросила она.

Я рассказала, как после разрыва с Джорджем занялась поисками квартиры, как нашла подходящий вариант на 77-й улице, как делала ремонт, полностью изменив декор и перекрасив все в нейтральные тона.

Пойдет, — сказала она.

Что пойдет?

Твой рассказ про квартиру. Мы назовем его «Второй акт» или «Начать с нуля», ну или что-то в этом роде. Что мне нужно от тебя — так это остроумный рассказ о том, как ты искала и нашла свой уголок после неудачного замужества.

Но я же вам сказала, что больше не пишу беллетристику.

А я и не прошу тебя писать беллетристику. Я прошу тебя стать первым автором новой рубрики, которую Его Светлость Главный Редактор поручил мне развивать. Он даже название ей придумал: «Срез жизни», — так что можешь судить об уровне его фантазии и интеллекта. Но суть в том, что требуется короткий и красивый репортаж с поля битвы под названием «реальная жизнь». Тысяча слов, не больше, гонорар сорок баксов, и, чтобы ты не слишком потела над этим, я ожидаю готовой работы через пять дней. Стало быть, в понедельник. Все понятно, Смайт?

Я сглотнула. Довольно громко.

Вы действительно хотите, чтобы я написала об этом?

Нет, я обожаю тратить время на обсуждение заданий, которые мне совершенно не нужны. Итак, Смайт, ты будешь писать или нет?

После нервной паузы я произнесла:

Да, я напишу.

Значит, договорились. А пока попрошу кого-то из своих лакеев накопать штук двадцать шедевров от неопубликованных авторов и прислать их тебе домой. Но сначала напишешь свой очерк. Понедельник — значитпонедельник. По рукам?

Я постараюсь.

Нет, ты оченьпостараешься. Потому что я жду от тебя именно этого. И последнее: пиши остро. Я люблю, когда остро. Это залог успеха.

Как и следовало ожидать, к десяти часам вечера воскресенья я потеряла всякую надежду выдержать установленный срок сдачи работы. Вокруг моего рабочего стола выросли самодельные сугробы из скомканных листов бумаги. Я была в ступоре, мозги упорно отказывались соображать. Предыдущие четыре дня ушли на то, чтобы сочинить первую фразу. И каждый раз я в отчаянии хваталась за голову, вырывала страницы из «ремингтона», проклинала себя за то, что согласилась на эту авантюру. Я не была писателем — я была самозванкой. Да, мне повезло, как новичку, но с тех пор муза меня так и не посетила. Хуже того, я прекрасно знала, что вдохновение было лишь одним, далеко не самым важным ингредиентом, необходимым для творчества. Мастерство, прилежание, упорство — все это были составляющие успеха, но именно их мне не хватало даже для того, чтобы написать тысячу слов о ремонте своей новой квартиры. И разве могла я сделать это профессионально?

Теперь я знала ответ на мучивший меня вопрос: не обладая навыками, дотошностью, смелостью, нельзя стать писателем. У меня не было веры в себя.

Ближе к полуночи я позвонила Эрику, излив ему по телефону все свои жалобы и сомнения и подытожив горестным комментарием:

Думаю, мой потолок — это редактирование.

Какое трагическое признание, — произнес он с нескрываемой иронией.

Я знала, что всегда могу рассчитывать на сочувствие и понимание с твоей стороны.

Я просто не могу понять, почему ты не можешь сесть и написать эту идиотскую историю.

Потому что это не так просто, черт возьми! — воскликнула я и добавила: — Да, я сейчас взвинчена, извини.

По крайней мере, ты не утратила способность к самокритике.

Зачем я вообще тебе все рассказываю?

Бог его знает, но если ты хочешь профессионального совета, слушай: садись и пиши. Не думай — просто пиши.

Большое спасибо, — сказала я.

Всегда рад помочь, — ответил он. — Удачи.

Я положила трубку, поплелась в спальню, рухнула на кровать и задремала (прошлую ночь я практически не спала). Когда я очнулась, часы на тумбочке показывали 5.12 утра. С трудом соображая, я поднялась с постели. В голове билась одна-единственная мысль: меньше чем через пять часов срок сдачи работы.