В поисках Библии: Тайны древних манускриптов

Дюссо был обрадован таким доказательством микенского проникновения на сирийское побережье, и его вовсе не обескуражили скромные результаты пробного раскопа. Он убедил французскую Академию надписей и изящной словесности развернуть широкую кампанию, чтобы поспеть до того, как грабители и торговцы древностями начнут свои частные операции. Дюссо был теперь уверен, что могила не была отдельным случайным погребением, а являлась частью более обширного микенского или эгейского кладбища, связанного с некогда процветавшей метрополией. Если бы только можно было определить местоположение этого приморского города! Он уже надеялся, что холм Рас-Шамра сможет раскрыть секрет.

Парижское начальство действовало быстро. Ровно через год после находки местного жителя полностью снаряженная французская экспедиция начала работу около Белой Гавани, милях в восьми к северо-западу от сирийского города Латакия. Раскопки этого многообещающего места были доверены молодому эльзасскому археологу Клоду Ф.-А. Шефферу из Доисторического музея Страсбурга. Он выбрал своим ассистентом Жоржа Шане, археолога из Аргонны, который, как и Шеффер, до этого специализировался на доистории Западной Европы. Как только отряд Шеффера к концу марта 1929 г. достиг Минет-эль-Бейды и разбил лагерь, началось широкое обследование района. Шеффер не сомневался: здесь был большой некрополь, как и предвидел Дюссо. Но совершенно неожиданно оказалось, что почва насыщена самыми разнообразными остатками материальной культуры. Это было большим сюрпризом: Сирия, как считалось до этого, была полностью обследована археологами. Кроме того, весь район был буквально истоптан пришельцами и завоевателями в течение тысячелетий — условие, явно не благоприятствующее сохранению изделий человеческих рук.

Изобилие предметов, выкопанных теперь французами, наводило на мысль, что этот район имел многочисленные связи с главными ближневосточными цивилизациями последней половины II тысячелетия до н. э., которую американский египтолог Дж. Г. Брэстед однажды удачно назвал эрой "первого интернационализма".

Шеффер и Шане раскопали изящные минойские и микенские вазы, лежавшие бок о бок с огромными местными кувшинами, "достойными собратьями кувшинов из сказки об Али-Бабе". В нескольких местах они наткнулись на большие, "очень натуралистически выполненные" фаллосы. Примерно в центре захоронения, где до сих пор встречались только кости животных, а не человека, французы обнаружили клад статуэток и других драгоценных изделий, исполненных с большим мастерством; среди них были изображения финикийских, египетских и минойских божеств. Когда золотая пластинка с изображением обнаженной богини любви Астарты сверкнула среди окружавших ее изысканных ювелирных изделий, Шеффер телеграфировал в Париж, перефразируя Шлимана: "Сокровище Минет-эль-Бейды найдено".

Хотя и обрадованные неожиданными находками, французские археологи стали в тупик перед задачей идентификации культуры, к которой принадлежал этот сирийский некрополь. Пожалуй, могилы свидетельствовали в основном об эгейском (т. е. неазиатском) влиянии. С другой стороны, обнаружились явные признаки элементов своеобразной местной культуры и черты египетского и хеттско-анатолийского происхождения. Никакое удовлетворительное решение этой загадки не представлялось возможным до тех пор, пока не был раскопан город, которому некрополь должен был принадлежать. Не окажется ли он просто колонией микенских торговцев и моряков? Древний морской порт предстояло еще найти.

Знойное сирийское лето было в разгаре, когда Шеффер решил перенести работы завершающих недель первой кампании в Рас-Шамру, примерно в полумиле от залива, в глубь страны. Это был холм, на который уже обращал внимание Дюссо. Возвышенность высотой в 65 футов образовывала на вершине большой прямоугольник, площадью примерно 3000x1960 футов. Холм очень удобно располагался между двух журчащих ручьев, у места их слияния, но геологически он, казалось, не соответствовал топографии прибрежной равнины. Это мог быть курган или холм, поднявшийся до нынешней высоты в результате длительного обитания людей, время от времени прерываемого разрушением и полной заброшенностью. Это предположение было подтверждено не только почти сразу сделанной находкой довольно крупного города, связанного с некрополем Минет-эль-Бейды, но и впоследствии, когда Шеффер проник в самый нижний слой, который ясно указывал на неолитическое поселение, современное месопотамскому Тель-Хассуну VI–V тысячелетий до н. э. (палеолитические остатки на окружающей равнине свидетельствуют о том, что homo sapiens скитался здесь еще со времени появления первых людей в Сирии).

Всего в холме было пять основных слоев, которые в ходе нескольких раскопок помогли проследить эволюцию города и выявить его политические и культурные особенности. Второй снизу слой (IV), как и самый нижний (V), принадлежал к неолитической эпохе, примерно к 4000–3500 гг. до н. э. Он содержит эльобейдский тип керамики, характерный для месопотамских городищ этого времени. В слое III появляется совершенно новый элемент, возможно обязанный приходу семитической народности аморитов, которым предстояло образовать господствующую этническую группу в Сирии и которые стали известны как ханаанеяне или финикийцы. Не намного позднее, в III тысячелетии до н. э., отмечено египетское проникновение. Есть, например, вотивные статуи, поднесенные фараонами (и, может быть, их сирийскими женами), некоторые с иероглифическими надписями. Картина становится более сложной во II тысячелетии, во время наивысшего расцвета города, когда при "строителях империи" Нового царства, в основном при Тутмосе III, вся Сирия была завоевана Египтом. Борьба за власть, развернувшаяся на Ближнем Востоке с упадком Нового царства, столь точно изображенном в дипломатической переписке из Тель-эль-Амарны, оставила следы в виде хурритских, митаннийских, хеттских и ассирийских набегов. В XIV в. Рас-Шамра, вероятно, на короткое время подчинилась хеттскому правителю Суппилулиуме, после чего вновь утвердился Египет. Окончательный упадок наступил с высадкой "норманнов древности" — загадочного "народа моря", о котором иногда думают, что это были филистимляне, занятые в то время приобретением более прочного плацдарма вдоль побережья Южной Палестины. Возможно также, что последний удар был нанесен ассирийскими завоевателями в XII в. [22] Что касается микенцев и минойцев, то, вероятнее всего, их влияние ограничивалось в основном торговлей и культурой. Эти европейские купцы, по-видимому, основали богатую иностранную колонию в Рас-Шамре II тысячелетия, которая была своего рода древним Шанхаем.

22

По последним данным, город погиб в результате землетрясения и пожара. "Народ моря" обошел его стороной, а при ассирийцах города уже не существовало.

Но историческую судьбу Рас-Шамры предстояло еще выяснять в течение ряда лет. Для первого проникновения в холм, в мае 1929 г., Шеффер избрал самую высокую точку на стороне, выходящей на гавань, где, как он думал, стоял царский дворец. Кроме того, ходили слухи, что именно на полуразмытом склоне, внизу, были найдены печати. Едва землекопы Шеффера сняли тонкий слой почвы, как появились стены большого здания (позднее оно оказалось святилищем). Зола и сажа пристали к разрушенным блокам и теперь пачкали руки землекопов. Бронзовый кинжал и гвозди, изогнутые под воздействием сильного жара, поведали о том, что здание было уничтожено пожаром. Различная утварь и египетские статуи помогли определить возраст — примерно XIII в. На одной гранитной статуе, подаренной фараоном, была иероглифическая надпись, что позволяло отнести ее к периоду египетской имперской экспансии эпохи Нового царства.

Статуя была посвящена богу Сету Цапунскому. Стало очевидным, что крепкие связи с Египтом существовали уже много лет. Позднее французы заметили, что большое число египетских изображений было умышленно изуродовано, что, весьма вероятно, является признаком упадка египетского влияния и международного разлада.

На этой, ранней, стадии раскопок данные о прошлом города были, естественно, неполными. Но можно было быть уверенным, что у Рас-Шамры долгая история и она являлась чем-то большим, чем просто эгейской или микенской колонией. Поскольку в то время не было подтверждающих данных из других источников, недостающие звенья предстояло найти с помощью лопаты. И тут археологам повезло. Шеффер и его люди производили раскопки широким полукругом вокруг так называемого дворца. На восточной стороне они раскопали другое довольно большое здание, по обеим сторонам которого, как потом оказалось, находились большие храмы Баала и Дагона. Внутри здания было много маленьких помещений одинакового размера, сгруппированных вокруг центрального внутреннего двора. Шеффер решил вначале, что эти камеры служили кладовыми. Но 14 мая 1929 г. он нашел в углу одной из камер, среди пепла и камней, глиняную табличку с клинописью. Сомнений не оставалось: здесь была библиотека.

Перед этой находкой бледнели все роскошные погребальные камеры, великолепные ювелирные изделия, статуи, рельефы и предметы искусства. Вот наконец они, дюжины глиняных табличек из древней сирийской земли. Некоторые были сложены одна на другую в определенном порядке; несколько других оказались вмурованы в стены — может быть, как строительный материал. Нужна была особая осторожность при извлечении табличек, так как огонь и другие неблагоприятные условия сделали их крайне хрупкими. После успешного окончания этой деликатной операции французские археологи могли быть уверены, что обнаружили подлинное сокровище Рас-Шамры. До конца сезона извлекли более пятидесяти табличек, значительное число их было выявлено и в последующих экспедициях, ежегодно снаряжаемых до 1939 г, и возобновившихся в 1948 г. В 1953 г. при раскопках царского дворца Шеффер нашел главный дипломатический архив.

Ни Шеффер, ни его ассистент Жорж Шане не были востоковедами, и с дешифровкой табличек приходилось ждать до их прибытия в Париж. К счастью, Шарль Виролло, который собирался уйти в отставку со своего поста в Бейруте, оказался под рукой, чтобы изучить их. С первого взгляда казалось, что все таблички были идентичны табличкам Ассирии и Вавилонии. Однако даже беглый просмотр, сделанный опытным человеком, обнаружил неоспоримые признаки этнического и культурного разнообразия, следы завоеваний, колонизации и космополитической мешанины ведущего заморскую торговлю порта. Идентификация гавани по-прежнему оставалась спорной. Все надеялись, что глиняные таблички помогут разгадать ее историю и в то же время прибавят что-либо к нашим знаниям о критическом периоде, когда сталкивались и гибли великие империи, "морские народы" совершали набеги на побережья, а такие "окраинные" народы, как евреи, финикийцы и арамейцы, на короткое время утвердили свою независимость.

В ходе этого первоначального ознакомления Виролло обнаружил таблички, почти идентичные табличкам из Тель-эль-Амарны. Они относились примерно к тому же времени и, подобно им, содержали дипломатическую переписку. Кроме того, имелись письма официального и частного характера, отчеты о налогах, храмовые записи, трактат по ветеринарии (о лечении лошадей), судовой реестр, напоминающий лондонский Ллойд, записи о торговых сделках и другие самые разнообразные документы. Большая часть этого материала нелитературного характера была на аккадском ("вавилонском") языке и легко могла быть прочитана. Тесные связи с месопотамской цивилизацией еще раз были подчеркнуты шумерскими юридическими и религиозными текстами, столь же почитаемыми и изучаемыми в сирийском городе, как и в Ниневии или Вавилоне, — и это более чем через тысячу лет после того, как шумерский язык перестал быть живым языком. Кроме того, было большое число списков слов (синонимов), двуязычных табличек, словарей и т. п., призванных помогать писцам и способствовать ученикам в изучении литературной композиции и всевозможных художественных средств. Неуклюже написанные упражнения указывали, что "библиотека" была школой писцов, а также высшим учебным заведением для жрецов, наподобие тех, что существовали при египетских и месопотамских храмах.