В поисках Чарли (в сокращении)

— Рик знал Оливию, — объяснила я. — Летом он обучал ее виндсерфингу, и между ними возникла любовная связь, о чем никто не должен был узнать, ведь он учитель, а Оливия — несовершеннолетняя девочка. Чарли была знакома с Оливией, та рассказала ей об этом романе и о том, что она хочет порвать отношения с Блайтом. Я убеждена, что Чарли утром увидела фотографию Оливии в газете и догадалась о том, что произошло. Разнося газеты, она повстречала Рика, что-то ему сказала, он запаниковал и схватил ее. Если вы подождете до завтра, Чарли сама вам все расскажет.

— Правильно, — сказала Стеф Баулз, входя в палату. — А к вам, миссис Лэндри, скоро придет доктор Маркер. Она будет здесь через несколько минут.

Хэммилл и Бек спешно ретировались. Стеф Баулз подошла ко мне. Я взглянула на часы, которые свисали из ее нагрудного кармана: было уже больше шести часов.

— Мы бы сейчас уже летели во Флориду, — сообщила я. — Собирались там отдохнуть. Сегодня у меня день рождения.

— Пусть их будет еще очень много, — пожелала мне Стеф. — Сейчас принесу вам еще парочку одеял. И чай.

Чуть погодя она проверила, какая у меня температура, покачала головой и записала температуру на карточке.

— Сегодня мне исполнилось сорок лет. По этому случаю я утром принимала гостей, — продолжала я, ни к кому не обращаясь. Мне надо было бодрствовать. Мне надо было увидеть Джексона, моего мальчика. — Их пригласила без моего ведома Чарли. Это было неожиданно.

Стеф Баулз все это было неинтересно. Ее занимали только моя температура, мое давление и мой пульс. Я закрыла глаза, и комната куда-то поплыла, закружилась.

— Но праздник не удался, — говорила я. — В общем, когда начался весь этот ужас…

Я открыла глаза. Стеф Баулз в комнате не было. Я беседовала сама с собой.

— Непонятно, куда девался Кристиан, — бормотала я. — Он весь день проторчал на федеральной дороге номер двадцать пять.

— Миссис Лэндри, я доктор Маркер, — услышала я. — Как вы себя чувствуете?

Возле моей кровати стояла стройная блондинка в белом халате. На шее у нее висел стетоскоп.

— Не самым лучшим образом, — ответила я.

Она села рядом и сжала мое запястье, проверяя пульс. Глянула на карточку, прикрепленную к спинке кровати, приложила к моей груди стетоскоп, потом пробежала пальцами по ноге, ощупала колено и обнаружила больное место, а затем ощупала травмированную стопу. Потрогала кончиками пальцев ссадины и синяки на голове и на щеках. Было очень больно, и я с трудом сдерживала стоны.

— Полагаю, швы накладывать не придется, — сказала она. — Но болит, наверное, сильно.

— Есть немного, — призналась я вдруг осипшим голосом.

— Медсестра сейчас принесет вам грелку. Вы замерзли.

— Промерзла до костей. Но сейчас мне уже лучше.

— Голова кружится?

— Думаю, я просто очень устала.

— Как у вас с памятью? Вы помните, какое сегодня число?

— Само собой. Сегодня восемнадцатое декабря, суббота. Это мой сороковой день рождения. Незабываемый день.

Я то видела ее лицо отчетливо, то оно расплывалось у меня перед глазами.

— Хорошо. Сколько пальцев я подняла вверх?

— Три.

— Отлично. Вам нужен покой и отдых. Вы были контужены, но мы поможем вам справиться с этой неприятностью.

— Чай, — сообщила вошедшая в палату Стеф Баулз и поставила на столик возле кровати большую зеленую кружку. — И еще я принесла вам ночную рубашку, я помогу вам ее надеть.

Доктор Маркер удалилась. Медсестра приподняла меня, накинула мне на голову тонкую ночную рубашку и помогла ее надеть. Потом она накрыла меня простыней и целой кучей одеял, поправила их и ушла. Я лежала на спине и глотала тепловатый чай с молоком.

Потом я услышала голос Бонни:

— Он может войти?

И еще голос:

— Мама!

Джексон стоял в дверях, одетый в стеганую красную куртку, которая доходила ему до колен, а рукава полностью закрывали кисти рук. Он стоял и смотрел на меня, сдвинув брови.

— Привет, мой герой, — сказала я, поставила кружку на столик и протянула к нему руки, но Джексон не сдвинулся с места.

— Что с твоим лицом?

— Это всего лишь синяки. Подойди ко мне, я хочу сказать тебе, как я горжусь тобой.

— Оно у тебя все синее и перекошенное, — продолжал он, явно смущенный моим видом.

Я улыбнулась ему, сердце у меня разрывалось от нежности.

— Скоро оно станет желтым и перекошенным, тогда будет еще смешнее. Ты-то хорошо себя чувствуешь?

— Бонни давала мне какао с лакрицей. А где Чарли? Она… жива?

— Да.

— Можно мне ее увидеть?

— Думаю, она сейчас спит. Подожди до завтра, ладно?

— Я хочу ее увидеть. — Голос у него предательски дрогнул, но Джексон тотчас справился с собой. — Бонни меня проводит. Она ждет у лифта.

— Тогда ладно. Можно обнять тебя на прощание?

Джексон подошел ко мне.

— Где все-таки была Чарли? Она и вправду убежала?

— Нет.

— Мы поедем во Флориду?

— Не сейчас.

— А в другое время поедем?

— Да.

Наступило молчание. Джексон сел на стул возле кровати. Я сунула руку в непомерно длинный рукав его куртки и сжала его маленькую, теплую ладонь. Немного погодя он сказал:

— Сладж просто с ума сойдет, перегрызет все вещи в доме.

— Чего и следует ожидать.

— Но ты на нее не будешь сердиться?

— Нет, не буду.

— Ты теперь все время будешь лежать в постели?

— Разумеется, нет. Я просто немного устала.

— Бонни сказала, что я должен ухаживать за тобой.

— Чепуха.

— Это хорошо. Рождество через шесть дней и почти шесть часов… Мне очень хочется есть.

— Папа отведет тебя в кафе и накормит.

— А там дают чипсы?

— Наверно.

— Можно мне пойти к Чарли прямо сейчас?

— Только ненадолго. Помни, что ей необходим отдых.