В поисках единорога

Потом музыка заиграла громче и энергичнее. В зале появились танцоры и мимы: они представляли сценку из истории троянской войны. Представляли самое начало истории: похищение Елены. Старый муж-неудачник, прекрасная дева и мужественный Парис – все было разыграно забавно и ярко. Причудливые костюмы, рожденные фантазией художника-портного, много блеска и ярких цветов. Вдруг сердце Маргарет сжалось: она узнала знакомую символику. Она не бросалась в глаза, но была абсолютно узнаваема. Причудливую шляпу старика украшала нелепая двуглавая курица, которая не могла быть ничем иным, как намеком на имперского орла. В волосы Елены были вплетены подобия горностаевых хвостиков – символ Бретани и Анны Бретонской. Совершенно не к месту Маргарет вспомнила старую легенду, в которой рассказывалось о герцоге Бретани Алене Кривобородом. Спасаясь от норманнов, он был остановлен грязной и мутной разлившейся рекой. Он уже приготовился ее переплыть, как увидел бегущего горностая, который вдруг резко обернулся и остановился: рискуя быть растоптанным скачущими лошадьми, он предпочел смерть грязи. Эта картина устыдила Алена, остановившего свое войско и вступившего в битву с врагом. Старые книги по геральдике писали: «Маленький этот зверек до того чистоплотен, что лучше даст себя поймать, чем перейдет через мокрое и нечистое место, чтобы не замарать своего хорошенького меха». Маргарита подумала, что Анна сейчас похожа на горностая – маленький, загнанный в тупик зверек, пытающийся сохранить свою чистоту. Было грустно думать, что «охотники» – люди, тесно связанные с Маргарет: ее отец, супруг, тетушка.

Наконец, героический Парис имел большой картонный кривой нос и ожерелье из ракушек. Фамильный нос рода Валуа нередко высмеивался шутами, особенно, когда возникали слухи о незаконнорожденности королевских отпрысков. Ракушки же намекали на орден святого Михаила, учрежденный Людовиком XI, ожерелье которого было составлено из полукруглых раковин морского гребешка, символизирующих в свою очередь святого Иакова. Карл VIII, одним из первых получивший этот орден, носил его по всем торжественным случаям.

Маргарет посмотрела по сторонам. Казалось, кроме нее, никто ничего не заметил. Впрочем, по лицам этих опытных царедворцев было трудно что-либо понять. Юная королева постаралась выкинуть увиденное из головы и попыталась прислушаться к тому, что происходило за столом. Разговор стал перескакивать от темы к теме. Единственное, о чем упорно избегали разговоров, это о ситуации в Бретани. Хотя было очевидно, что все за столом думали именно об этом.

Молодежь в общий разговор не вмешивалась – кодекс поведения детей из благородных семей предписывал им молчание за общим столом. Только Маргарет на правах королевы полагалось развлекать собеседников и оказывать им знаки внимания. За столом она заметила двух людей, которые были не только ей незнакомы, но и заметно отличались от окружающих. Она обратилась к сидевшей справа от нее Жанне с вопросом, кто эти люди и услышала короткое – Филипп де Коммин и мадам де Равенштейн. Маргарет посмотрела на Коммина с нескрываемым интересом и скрытым волнением. Пожилой мужчина, с прямым носом и длинным до плеч волосами, в которых была заметна седина, одет было старомодно и строго, держался спокойно и достойно, хотя и взглядывал иногда на нее. Она кое-что слышала о нем, знала, что он верно служил ее деду, бургундскому герцогу Карлу Смелому, потом перешел на службу к Людовику XI и продолжил верную службу у смертного врага своего бывшего господина. Он был известен своим изворотливым умом, славился афоризмами и всегда был, что называется, себе на уме. Безумие «безумной войны» охватило и его, а скорее, человек с сильной волей и собственной позицией не смог ужиться с правлением Анны де Боже. Он поддержал герцога Орлеанского, оказался в тюрьме и даже некоторое время провел в железной клетке, построенной еще его покровителем и господином Людовиком XI. Не так давно он был отпущен, помилован и большую часть времени проводил в своем поместье в Дрё в окружении своей семьи. Очевидно, ему разрешили вернуться ко двору. Возможно, это связано с итальянскими планами Карла: Коммин считался знатоком итальянской дипломатии.

За время обеда он почти не вмешивался в разговор, изредка вставляя небольшие замечания. Только когда речь шла о Генрихе VII Английском, он позволил себе длинную тираду:

– Я близко знал графа Ричмонда, как он звался в прежние времена, нынешнего короля Генриха. Я находился в Бретани, когда Ричмонд и его дядя пытались бежать во Францию и были схвачены. Франциск, герцог Бретонский, недавно умерший, обходился с пленниками мягко. Генрих провел в почетном плену более 15 лет. Встречался я с ним и после смерти короля Эдуарда, когда герцог Бретонский снабдил своего бывшего пленника людьми и судами и отправил в Англию. Наш король тоже помогал ему. Так что короля Генриха Английского я знаю не понаслышке. Мое мнение таково: король Ричард III преступил все человеческие законы, когда умертвил своих малолетних племянников. Возмездие было неизбежно. И Господь очень быстро послал королю Ричарду врага, у которого не было ни гроша за душой и, как мне кажется, никаких прав на корону Англии – в общем, не было ничего достойного, кроме чести; но он долго страдал и большую часть жизни провел пленником. В тот момент, когда Ричард, умертвив своих врагов, преисполнился великой гордыни, Господь послал ему совершенно ничтожного врага. Произошло сражение, и на поле боя погиб король Ричард, а граф Ричмонд на том же поле короновался короной Ричарда и стал королем Англии Генрихом VII. Разве можно назвать это все Фортуной? Это же истинный суд Божий! Господь в наше время платит наличными, не откладывая на будущее, за проявленные жестокости. Он наказал и многих других в то же самое время. И продолжает наказывать.

Он говорил спокойно, весомо и уверенно, хотя и негромко. Реплика его была встречена молчанием, после чего разговор возобновился.

Сидевшая рядом с Коммином дама явно приехала издалека: ей было за шестьдесят, на ней было простое темное платье и черный чепец. Окружающие обращались с ней почтительно, она же была немногословна. Что-то смутное из рассказов о прошлом стало всплывать в памяти Маргарет. Она вспомнила, что даму, ее гувернантку, крестную и одновременно двоюродную бабушку звали Анна де Равенштейн, и именно она привезла маленькую принцессу во Францию. Почему она здесь? При французском дворе не любили даже упоминать про бургундское происхождение Маргарет, не то что принимать ее родственников и соотечественников.

Создавалось впечатление, что бургундское прошлое юной королевы сегодня решило напомнить о себе. Маргарет давно перестала верить в случайности; при королевском дворе, особенно руководимом твердой рукой расчетливой Анны, ничего просто так не происходило. Во всяком случае, в жизни молодых дам, находившихся на ее попечении. Маргарет нисколько бы не удивилась, если бы узнала, что подборка сотрапезников за столом была сделана Анной, находившейся далеко в Бретани. Да, но с какой целью и в чем был великий смысл?

В заключение обеда подали груши, засахаренные фрукты, сладкую и сморщенную мушмулу, очищенные орехи, вафли и вновь гипокрас, сладкое вино с добавлением специй. Согласно медицинским воззрениям, сладкая пища «закрывала» желудок после еды и облегчала процесс пищеварения, подобно тому, как процесс варки идет быстрее в кастрюле, закрытой крышкой.

После соблюдения формальностей по отношению гостям Маргарет попрощалась с ними. К ней подошел Филиберт.

– Я так рад вас видеть, миледи. Маргарет! Мы сможем сегодня поговорить? Я привез новые книги и хотел показать их вам. Я смог достать копию карты Паоло Тосканелли, той самой, на которой показан весь мир. Там видно, как достичь берегов Индии через Атлантику – то, о чем говорили сегодня за столом. Говорят, именно этой картой пользуется Коломбо, работая над планом своей экспедиции. Я верю, что это будет величайшим событием нашего времени.

Маргарет улыбнулась над его мальчишеским восторгом. Она опять почувствовала себя его старшей сестрой, хотя и была немного младше годами.

– Я с удовольствием посмотрю эту карту, вы же знаете, как я люблю слушать про путешествия. И мне еще надо отыграться, я помню, что проиграла вам в шахматы в последний раз. Но все это не сегодня. Завтра сразу после службы мы сядем с вами на террасе. А после обеда обязательно поедем на охоту. Я очень рада видеть вас, Филиберт, – совершенно искренне добавила Маргарет.

Он и правда ей очень нравился – тихий, спокойный, читатель и мечтатель. Конечно, с ним было не так весело, как с Людовиком де Лонгвилем, не так захватывало временами дух от озорства, того самого, что было не свойственно самой Маргарет и оттого столь высоко ею ценимого. Но он был надежный и преданный, и ей было с ним интересно. Он знал об этом и старался каждый свой приезд удивить ее чем-нибудь, как в этот раз, например, новомодной картой. Сейчас все в высшем обществе увлекались путешествиями, картами, разного рода новинками, привозимыми из открываемых земель, и достать такую карту было непросто.

Последним Маргарет подошла к дядюшке Пьеру де Бурбону и попросила его кланяться тетушке, выразив надежду, что скоро сможет увидеть ее. К своему удивлению, она заметила колебание у него на лице. Вдруг он ласково приобнял ее и неожиданно сказал: «До свиданья, дорогая! Я уезжаю завтра рано утром, твоя тетушка нуждается в совете и помощи. Прошу тебя, помни, что иногда самые большие несчастья и разочарования приводят нас к новой жизни. И эта новая жизнь может оказаться великой. Счастье – удел детей, а ты теперь взрослая».

Маргарет прошла в кабинет, примыкавший к ее спальне, размышляя над словами дяди. Настроение, немного поднявшееся во время оживленного обеда, опять упало. Но расстроиться она не успела, на нее налетел вихрь: Луиза ворвалась почти без стука, опередив придворную даму. И хотя Маргарет старалась не нарушать этикет и сохранять достоинство во всех ситуациях, подруге она обрадовалась. Когда они остались вдвоем, Луиза выплеснула на свою внимательную собеседницу поток информации. Замок Коньяк, где ей предстояло жить, ей понравился. Она останавливалась в своей будущей комнате, специально отремонтированной и украшенной для нее, и она ей понравилась. Но, что самое удивительное, ей понравился и ее муж Карл: при королевском дворе он выглядел несколько потертым на фоне молодых придворных, но в своих владениях это был настоящий хозяин. И Луиза попала под его обаяние. Его внешность, первоначально отпугивавшая ее, стала казаться ей привлекательной: нос не кривой, а с горбинкой, глаза не маленькие, а глубоко посаженные, бородка и усы, немодные при дворе, удивительно шли ему, так же как и короткие волосы (вся молодежь сейчас увлекалась длинными, на итальянский манер). У них с Карлом оказалось и много общего: они говорили о книгах, о последних событиях во Франции, о живописи и музыке. Им нравились одни те же вещи, и это несмотря на то, что он старик и ему уже 31 год!