В поисках единственной
Шрифт:
— Вы разводитесь? — наконец-то она задала вопрос, по глазам понял, что это был ее самый ужасный страх. Страх, который, видимо, живет уже не один день и появился с моим уходом. — Только честно. Я не ребенок, чтобы слушать про то, что папа в командировке, то еще где-то, временами появляясь перед глазами!
— Вика, — было нелегко разговаривать с подростком, который уже все понимает, который остро реагирует на все изменения в его жизни. Потер щеку, пытаясь подобрать подходящие слова, — просто так получилось…
— Просто? — взвизгнула Вика, эмоции калейдоскопом сменялись на ее лице, казалось, у нее наступил предел понимания, — Просто ты трахнулся с какой-то телкой, просто она не смогла этого простить, просто у меня каждые семь лет
— Тон ниже, — цыкнул на нее, затем угрожающе прошептал: — Какой на хрен новый папа?! — еще хотелось одернуть за слова, но понимал, что сейчас было не до лекций по нормам литературной речи.
— А чего ты удивляешься? Через полгода — год она начнет задумываться, что в доме нужен будет мужчина, который будет примером для детей, согреет постель. Она сейчас уже встречается с каким-то мужиком, пару раз ее забирал и привозил!
— Ты специально? Специально бьешь по больному? — со стиснутыми зубами прошипел, вспоминая звонок Рената. Что ж их связывает? Как банкир — он просто профессионал своего дела, я рядом с ним просто мальчик был в свое время, благодаря сотрудничеству с этим человеком, многое для себя вынес в плане работы. Но как человек — он кусок дерьма, замаскированный в красивую конфетку. Его глумливое отношение к женщинам, передергивало от отвращения, чего стоит его выходка, когда он жил под одной крышей с любовницей и женой. Особенно падки были молоденькие девушки, которые только вошли во взрослую жизнь. Наша неприязнь была взаимна, просто на эмоциональном уровне. Спроси причину, не смог бы ответить, но, когда мы находились в одном помещении, напрягались все, кто был рядом.
— Да! — восклицание дочери вернуло меня в реальность, сконцентрировался на ее речи. — Потому что я не хочу, чтобы в моей жизни, в жизни Богданы и Арсения появился другой мужик, которого мы должны будем называть папой! Я не хочу видеть тебя только по выходным и по праздникам! Не хочу… — из ее глаз потекли слезы. Сжав зубы, я пересел к ней и обнял. Она уткнулась в шею, плечи вздрагивали, — Я толком не помню родного отца, ты стал мне родным, не хочу, чтобы Дана, как я в свое время, осталась без папы.…А Арсений! Он еще маленький! Он только по фотографиям будет понимать, что у него есть родной отец! — ее заплаканные глаза с грустью смотрели на меня.
— Ты так говоришь, будто я собираюсь исчезать из вашей жизни…
— Что-то я своего папочку рядом с собой не наблюдаю после развода!
— Твой папочка сам не захотел контактироваться, поэтому не вижу повода тебе печалиться по данному вопросу. Я, в отличие от него, не собираюсь оставаться отцом только по бумажкам.
— Да? — глаза наполнились надеждой, в горле аж запершило, — На форумах пишут, что как только предки разводятся, они становятся чуть ли не врагами, манипулируют детьми, не дают встречаться.
— Ты поменьше читай всякой чепухи, а лучше книги почитай!
— У нас в классе, у троих развелись родители. Я буду четвертой. Можно создавать клуб разведенных детей!
— Не очень смешно, — пробормотал. Нам принесли пиццу, сок и мне кофе. Вика успокоившись, начала болтать про школу, про секции, про репетиторов, вывалив на меня все свои мысли, переживания, порой даже не дослушав мой ответ, перескакивала на другую тему.
— Пап! — она задумчиво болтала трубочкой в стакане с соком. — А тебе не задавали вопросов, почему у меня другая фамилия?
— Не задавали, потому что, Вика, ты в моем паспорте не прописана. Может у мамы кто-то и спрашивал. У меня по документам числятся двое детей, хотя по факту я считаю себя многодетным отцом!
— А ты бы хотел, чтобы и мое имя было рядом с Даной и Сеней? — Вика смотрела в упор, еле слышно задала свой вопрос, сначала мне показалось, что я ослышался. Она ввела меня в такой ступор, что некоторое время удивленно ее рассматривал, будто впервые вижу. Данная тема была поднята мною только один раз, когда родилась Богдана. Я предложил Нике удочерить Вику, чтобы семья была
под одной фамилией. Но меня тогда не поняли и не поддержали.— Только, чур, после свадьбы остаешься с моей фамилией, а то смысл тогда заморачиваться с документами, если ты через пять лет вновь сменишь фамилию! — пряча улыбку в чашке, наблюдал за реакцией девочки. Она замерла, потом расплылась в широчайшей улыбке и, вскочив на ноги, кинулась ко мне на грудь, обняв за шею.
— Я тебя так люблю! — Вика потерлась носом о щеку.
— Я тоже тебя люблю, доченька! — прижал ее к себе, утыкаясь лицом в волосы, чтобы она не увидела, как в глазах блеснули слезы.
Слушая радио, где передавали, что в Москве повышенные пробки, в связи с ухудшением погоды, ударила кулаками по рулю. Мне кровь из носа надо быть через тридцать минут возле суда, но судя по движению транспорта, если приеду через час, и то хорошо. Но для суда это уже не имело смысла, заседание перенесут, потому что меня там не будет в нужное время. Дима, скорей всего, окажется на месте. Вздохнула, выдохнула. Эти тридцать дней дались нелегко. Нервы были натянуты, звенели, окружающие дико раздражали, а в голове царила полная неразбериха. Мне даже местами казалось, что нужно срочно обращаться к психологу, ибо без его помощи не смогу расставить своих тараканов по полочкам. А все потому что однажды ночью осознала, что как бы и мужа не хочется отпускать и интерес Рената льстил. Но понимала, усидеть на двух стульях невозможно, рано или поздно придется выбирать между двумя. Двумя? Усмехнулась. В начале ноября я бы в грудь себя билась, крича, что никогда в жизни не прощу Диму! Но меня теперь останавливало то, что дети безумно по нему скучали. И он чудесным образом, чего раньше не наблюдалось, находил время для них. Иногда они все скопом куда-то ходили, иногда он проводил время с каждым по отдельности. Последнее меня напрягало, его разговоры с Викой были тайной за семью печатью. Ни дочь, ни муж не посвящали в темы их дискуссий. С Ренатом у меня высокие отношения. Мы много говорили о литературе, об искусстве, он водил меня то в оперу, то в театр, то на выставку супермодного художника. Еще мне нравились мудрые рассуждения Рената о жизни. Когда он говорил, я зачарованное его слушала, приоткрыв рот, как султан Шахерезаду. С его стороны ни разу не услышала предложение неприличного характера, поэтому слова Димы о том, что он старый развратник, были расценены, как клевета. Он по сей день нежно целовал только мои руки, недавно лишь осмелился прикоснуться губами к щеке.
Когда я торопливо выскочила из машины, запахиваясь в шубку, заметила, как неспешно спускался по ступенькам задумчивый Дима.
— Я так понимаю, заседание перенесли из-за моего отсутствия? — встала на его пути, заправляя за ухо прядь волос. Он вскинул на меня глаза.
— На самом деле я сам только недавно подъехал. Из-за этих пробок сегодня везде опаздываю!
— И когда теперь заседание?
— Сказали, что после Нового года, конкретнее, пришлют уведомление.
— Ну, по сути, нам не играет роли. Месяцем раньше, месяцем позже, все равно же разведут!
— Ну да, — как-то скучно согласился Дима, посмотрев на наручные часы. — Может пообедаешь со мною?
— Ты приглашаешь?
— Почему бы и нет? — его губы дрогнули в чувственной улыбке, глаза смеялись. А я почувствовала в груди забытое волнение от свиданий. С ним всегда встречи были с предвкушением нечто большего, чем просто времяпровождение! Эх, было время, когда я к нему мчалась на всех порах, порой забывая о Вике, так хотелось утонуть в этих зеленых глазах, плавясь под ним, как раскаленное железо. И как он смотрел на меня пожирающим, голодным взглядом, тогда не было и мысли, что у него кроме меня может еще быть подружка в столице, в то время, как я разрывалась между двумя городами. Глядя на него, такого уверенного в себе, одетого с иголочки с фирменными часами на запястье, терзалась муками ревности, гадая кто же сейчас согревает его постель.