В поисках Минотавра (сборник)
Шрифт:
Я был не настолько шокирован, чтобы думать о смерти, но происшедшее полностью разрушило картину моего «я».
Я никогда не был ханжой или пуританином, и считал единственным сексуальным извращением возведенное в принцип целомудрие. Во время сексуальных игр я совершенно свободно могу и туфли женщине поцеловать; а если она мне нравится очень сильно, позволю, если ей захочется, умыть меня мочой; соглашусь я и в садо-мазо сыграть, и ещё на разные штучки. Но ключевым моментом во всех случаях будет любовная игра.
То же, что проделала со мной она, не было игрой. Она смешала меня с говном, и мне понравилось. Я тащился от того,
А ведь её поведение было не простым измывательством, ритуалом превращения меня в вещь или раба. Благодаря спектаклю она показала мне мою сущность с такой стороны, о которой я не мог подумать. Она продемонстрировала мне меня, и в этом отношении действительно сделала огромнейшее одолжение. А теперь всё следовало каким-то образом проглотить, свыкнуться, принять, как часть своей природы. Но как это сделать?
Вопрос остался без ответа. Помедитировав вдоволь в ванне, я вымылся под душем, вытерся кем-то приготовленным полотенцем, и перешёл в комнату.
Там меня ждали трусы, футболка, джинсы, носки и кроссовки. Всё новое.
– Ну что, неплохо, – решил я.
Я надел трусы, футболку и лёг в кровать. Дверь была открыта, но мысль о том, чтобы уйти без разрешения, не могла прийти мне в голову.
– Это всё хуйня, – сказал я себе, подытоживая мысли, – по сравнению со строительством узкоколейки – сущий пустяк.
После чего я завалился спать.
Митота седьмая. Кошмар продолжается
– Слышишь колокол? – спросил дракон.
До вопроса я ничего не слышал, но, задав его, дракон заставил прислушаться, и я услышал едва уловимый колокольный звон.
– На самом деле колокол – это камертон, указывающий, какой звук должна издавать голова истинного христианина в случае удара по ней, – продолжил он, убедившись, что я услышал.
Он хотел ещё что-то добавить, но колокольный звон стал непереносимо громким, и я проснулся… от надрывных воплей телефона. Пока я соображал, откуда в камере-келье телефон, до меня дошло, что лежу я в своей постели, у себя дома, раздетый; что одежда лежит аккуратно сложенная на стуле, что…
Неужели это сон? – до конца не веря такому счастью, подумал я. Чтобы окончательно развеять сомнения, я бросился к зеркалу. Моё тело было чистым. Никаких побоев, никаких царапин не оказалось.
– Слава богу! – сказал я, и вздохнул с облегчением.
И только потом вспомнил про продолжающий надрываться телефон.
– У тебя что, еврейская суббота? – услышал я в трубке недовольный голос дракона.
– В смысле? – не понял я.
– Они по субботам трубку не берут. Не знал, что ли?
– Да я как-то не интересовался.
– А зря. У них масса забавных заморочек. Даже суббота начинается в пятницу.
– Буду знать.
– Я тебя, кажется, отпускал только на вчера.
– Извини, сейчас буду.
Я собрался класть трубку, когда дракон сообщил:
– А я сегодня наблюдал, как дрались какие-то дед с бабкой. Какая лексика… Какая лексика!!! – он причмокнул губами. – Ладно, собирайся и приходи. Нас ждут великие дела.
Положив трубку, я быстренько сварил кофе. Пока он остывал, принял душ и кое-как побрился.
Еды в доме не было, и кофе пришлось пить натощак. Проглотив в три глотка, я оделся и вышел. А дальше было почти как в песне: «Увидел на миг ослепительный свет». Яркий солнечный свет ударил по глазам, и одновременно с обычной я увидел некую альтернативную реальность, или так называемый тонкий мир.Свет был значительно более ярким, чем обычно, и имел… более сочный, что ли, цвет. К тому же падал на землю как бы пучками, между которыми виднелось чуть более тёмное пространство. Причём все пучки шли параллельно друг другу. Всё вокруг было «оплетено» похожими на корни деревьев прозрачными образованиями, внутри которых медленно, словно свежий мёд, тёк ярко-золотой свет. Повсюду, словно деревья или водоросли, тянулись вверх длинные, слегка покачивающиеся штуковины, состоящие из разноцветного марева, похожего на «снег» на экране телевизора при плохом приёме сигнала. Среди корней и водорослей плавали состоящие из такого же марева шарообразные или продолговатые существа размером чуть больше футбольного мяча. Проплывая мимо, они с любопытством окидывали меня взглядом и продолжали путь.
Было похоже на прогулку по дну энергетического океана, населённого водорослями и рыбами. Люди свободно проходили сквозь этот мир, привычно не замечая ничего из того, что не вписывалось в картину их мира. Обитатели нашего мира, кстати, тоже выглядели иначе. Людей, животных, растения, птиц окружала светящаяся оболочка белёсого цвета. А вокруг человеческих голов парили яркие синие, зелёные, красные вкрапления размером с кулак.
Поражённый великолепием, я выглядел совершеннейшим идиотом или обдолбанным наркоманом, но мне было всё равно. Мне даже нравилось, что люди обходят меня на «безопасном» расстоянии.
Примерно на полпути к дому-музею дракона я увидел других обитателей параллельного мира. Они вышли прямо из стены дома. Их было пять или шесть. Сотканные из того же марева, они напоминали формой людей, слишком сильно вытянутых по вертикали. Видя, что я на них пялюсь, обдали меня волной неприязни. В результате я ощутил, как по спине побежали мурашки, и почувствовал тревогу и беспокойство.
– Сами туда идите, – сказал я, и пошёл своей дорогой.
Наконец, мне удалось без происшествий добраться до рабочего места.
– Ну и рожа у тебя, Борзяк! – выдал голосом Глеба Жиглова дракон, едва я переступил порог. – Ты будто победу коммунизма встретил.
– Не бери в голову. Это все от аламута, – успокоил дракон, когда я подробно описал своё видение. Рассказывать сон я не стал, так как было неловко.
– От него всегда такие глюки? – спросил я, решив всё списать на наркотик.
– Аламут не вызывает глюки. Он открывает глаза.
– Так это не глюк?!! – не веря ушам, спросил я. – И что, эти твари живут здесь, среди нас?!!
– Ну да, и что?
– Да я не смогу заснуть, зная, что какие-то твари шляются по моей квартире.
– Не бойся, они не шумные. Громко не топотят, и музыку на всю не включают. А что до твоих страхов… эти существа здесь живут намного дольше, чем люди, и ничего, уживаетесь.
От утешения спокойней не стало.
– И постарайся об этом поменьше трепаться. Они не любят, когда о них болтают.
– И что?
– Ничего. Просто не болтай, и всё будет нормально. Ясно?
– Ясно, – ответил я, хоть ясно не было.