В поисках мира

Лирис удивленно замерла.

— Мой отец? Он здесь? Он пришел ко мне? — Она быстро села на кровати, — почему ты меня вчера не разбудил, по-моему это достаточно важный момент, не находишь?

— Потому, что решил, что вам обоим лучше отдохнуть перед разговором. Все равно он здесь и ждет тебя в соседней комнате.

У девушки замерло сердце, а после начало бить в разы быстрее. В голове стучала одна единственная мысль — мой отец! Он пришел! Он хочет меня увидеть!

Лирис быстро поцеловала ньяри и тут же вскочила с кровати, сгорая от нетерпения. Она судорожно заметалась по комнате, оделась, просто набросив платье и зашнуровав его спереди. Провела гребнем по длинным волосам, шипя раздирая спутавшиеся за ночь пряди, и выбежала из комнаты. Айлиор при этом лишь смотрел на нее задумчивым и грустным взглядом. Почему-то он не сомневался, что с этого момента для их совместной жизни начался медленный отсчет последнего времени.

Дверь в помещение, где ждал Гархиан, девушка почти снесла ударом, напряженно вглядываясь в черты лица незнакомца. В голове скользнуло воспоминание о том, как этот мужчина вышел из леса и поднял ее с земли, отнеся на руках в дом, как он смывал с нее грязь и кормил с ложки.

Лирис поморщилась, вспоминая имя и память ее не подвела.

— Га… Гархиан? — ньяри робко подняла глаза и улыбнулась мужчине, — мне от вас достался один глаз.

Такхар удивленно замер, потом поднял лицо и начал громко смеяться, затем он раскрыл руки и почти робко посмотрел на девушку.

— Иди ко мне, мое солнышко.

Лирис сделала неуверенно шаг вперед, потом почти бегом пересекла разделяющее их пространство, и обняла мужчину, вцепившись пальцами в жесткую кожаную крутку. Слезы сами потекли по лицу, потому, что то, что она сейчас ощущала, было невероятно. Смесь радости от встречи, грусти от того, сколько прошло времени, что ничего нельзя изменить и любовь… та любовь, что держит в этом мире и не дает опустить руки, как бы тяжело не становилось.

— Папа… папа, где ты пропадал все это время? Почему тебя так долго не было?

Айлиор, зашедший в этот момент, увидел первый раз в своей жизни, как слезы текут по лицу демона, пожимающего к себе девочку, не достигающую ростом даже до его плеча. Ньяри только улыбнулся и вышел, прикрыв дверь за собой.

— Лири, нам надо о многом поговорить, — тихо сказал Гархиан, поднимая заплаканное лицо девушки и смотря в ее глаза, — я должен тебе все рассказать, все, что не успел рассказать тебе прошлый раз. Если к тебе когда-нибудь вернется память, только тогда я смогу надеяться на то, что ты простишь меня и поймешь, почему я так поступал все это время.

— Да, конечно, — Лирис быстро вытерла глаза рукавом платья и махнула в сторону дивана, — пойдем сядем тогда.

Они вдвоём, держась за руки, дошли до старого, обитого выцветшим синим бархатом дивана и сели.

— Только не перебивай, хорошо? — мужчина взял узкие ладони девушки в свои и внимательно посмотрел на нее, — мне будет очень тяжело рассказывать и без этого.

— Хорошо, — с серьезным видом кивнула она.

— Все произошло за два года до начала войны. Не знаю, что рассказывал тебе Айлиор, но вас боялись всегда и все — чудо рождения из стихий существ, состоящих из плоти и крови, стало вашим проклятьем. Многие решили, что вы — чье-то искусственное творение и что только прикидываетесь белыми овечками, поджидая момент, когда сможете захватить власть. Именно главы государства начали сеять семена смуты, пропагандируя то, что ньяри опасны для всех, хотя всегда верили, что вы — угроза именно для них, что способны лишить магической и политической силы. Когда первые ростки войны уже начали проклевываться, я встретил твою маму — самую прекрасную из женщин, Амаинтин.

Мы были счастливы. Никогда в жизни я не встречал такой как она — смелой, жизнерадостной, она была горда, но была способна принимать чужую точку зрения, и признавать, если была не права. И самое главное — она полюбила меня так же как и я ее. Сколько ночей я лежал и спрашивал богов, за что мне такая радость? И сглазил видимо… а возможно события, которые произошли потом были нужны, чтобы уравновесить счастье, которое было мне дано, горем.

С первыми нападениями на ньяри, мы перебрались с Амаинтин в небольшой дом на краю моих владений. Она была беременна тобой, но срок был еще совсем мал — четыре месяца, при том, что ньяри вынашивают своих детей полтора года. Однако я не учел одного — слухи о том, что моя жена — ньяри, уже успели далеко разойтись и нас ждали.

Я был сильным магом и сильным воином. Я смог остановить нападавших и смог открыть телепорт, через который мы скрылись, но сил на то, чтобы полностью замести следы мне не хватило и охотники выследили нас. Четыре дня мы бежали не останавливаясь, но гончие псы моего же народа не отставали от нас ни на шаг. У меня была одна единственная возможность спасти ту, что я так любил. Я уговорил ее раздеться и уйти через воду (меня она перенести не могла никак), сам же взял ее одежду и побежал дальше, петляя как заяц, за которым гонится волк. На самом деле у меня была только одна цель — дождаться момента, когда проход ньяри закрылся бы полностью, найти ее с этой точки оказалось бы уже не возможно. Меня схватили под конец того дня и доставили обратно — в единственный самостоятельный город такхаров, где состоялся суд. Меня назвали предателем и обвинили в том, что я защищаю тех, кто пришел уничтожить этот мир. В результате приговора, я лишился рогов (источник нашей магической энергии) и был заточен на двадцать лет в подземных темницах. Только одна мысль держала меня в этой жизни — моя любовь и мой ребенок живы. Я верил, что Амаинтин сможет спрятаться и защитить тебя и я не ошибся.

У меня были друзья среди тюремщиков и через них я узнавал информацию и то, что происходило на полях сражений. Очень быстро я полностью осознал, что войны нет — есть только тотальное уничтожение всех ньяри и тогда меня охватил страх. Я понял, что как бы вы не прятались — вас все равно найдут и убьют. Я решил, что не могу больше сидеть на месте и ничего не делать. Выбраться из тюрьмы такхаров было тяжело, но я смог это сделать, не без помощи друзей, но смог. Два года я искал вас, и опоздал. Лири, ты не представляешь что я почувствовал, найдя тебя у того домика в лесу — исхудавшую, грязную и из последних сил держащую костер, в который ушла твоя мать. Но даже в том состоянии ты была сильной и гордой, как Амаинтин. Ты кричала, сопротивлялась и говорила что ненавидишь отца, за то, что он умер, за то, что из-за него умерла еще и твоя мать. Я не смог тебе ничего сказать, не смог, но зато я смог помочь тебе выжить. Я учил тебя, воспитывал… ты не представляешь как было больно смотреть в твои глаза и видеть ее, знать, что из-за меня она умерла. Я просто не смог дать тебе той любви и тепла, которое ты заслужила. Не смог.

Однажды я вернулся домой с охоты, но тебя уже не было. Я отправился по следам в поиске и дошел до того города, где собирались казнить ньяри. Я хотел если не остановить тебя, то хотя бы помочь… и в какой-то степени я смог это сделать, потому, что такхары, что были там вместо того, чтобы контролировать казнь ньяри сконцентрировали свое внимание на том, чтобы поймать меня. Это была последняя помощь, которую я смог тебе организовать, потому, что никто не в состоянии выстоять против двадцати воинов и так я снова оказался в тюрьме на еще долгие шесть лет. И снова меня грела надежда, только она одна давала мне силы. Тюремщики были казнены, однако и среди новых я нашел тех, кто рассказывал мне новости. От них я узнал о том, что ты стала символом силы ньяри. Ты стала тем самым, что так боялись все — сильная, спокойная и жестокая. Твои победы казались на столько нереальными, что все расы до последнего не воспринимали одну единственную ньяри всерьёз, а потом стало поздно.

Когда война закончилась столь неожиданным образом и я оказался на свободе — ты пропала. Сколько лет я пытался найти хоть какую-то нить, но те, кто знали тебя — молчали, а остальные и рады были бы сдать, но даже не представляли, куда ты делась. Лишь год назад, по огромному выплеску твоей энергии, я смог ухватиться за призрачную нить и пришел сюда скорее от очередной волны безысходности, решив, что ты снова пропала без следа.

И нашел.

Боги, Стихии! Я нашел тебя, мою маленькую девочку, мое счастье.

У Такхара тряслись руки. Он обнимал Лирис и она чувствовала, как волосы у нее намокают от его слез. Такой большой и сильный мужчина плакал, прижимая к себе своего ребенка — ту, которую он не смог изначально полюбить, а когда полюбил, потерял на долгие годы. Лирис растворялась в этом чувстве. В душе словно постепенно заполнялась та пустота, что всегда мучила ее и заставляла метаться из места в место, в поисках Дома. И пусть ньяри не помнила того, сколько лет она вот так вот бегала, но это было похоже на глоток хорошего вина — вкус проходит быстро, но послевкусие может остаться на долго.