В поисках синекуры

Корин подозвал Мартыненко, хмуро сказал ему, с явным упреком, досадуя, что такой бывалый командир не видит очевидного:

— Прекратить глупое геройство.

Вся надежда теперь на опорную полосу: хватит ли ее ширины, пространства, чтобы ветер не перенес сорванные горящие ветви, клочья мха, птичьи гнезда на живую, нетронутую сторону Святого урочища? Корин с горькой усмешкой вспомнил инструкцию, которая рекомендует для отжига вовсе не рубить просеку, «поскольку любой разрыв в лесу усиливает ветер и горение». Он все-таки по наитию решил рубить, и вот видел: просека недостаточно широка. Но кто мог предугадать этот ураган?..

Не Корин первый, не Мартыненко заметили то, чего страшились все. Внезапно, как-то неестественно звонко из дымной мглы, сквозь шум, треск, грохот леса пробился выкрик:

— Лю-у-ди-и... Он та-а-м, прошел!..

Огонь был за полосой, кровавыми сгустками, аспидной чернотой дыма пятнал живой полог леса — пока еще робко, словно не веря своей дикой ненажорной удаче, но уже вольный, неостановимый.

Присев на чурбак у снесенной палатки, Корин вздрагивающими руками набил табаком трубку, склонился, пряча лицо от ветра; надо успокоиться, минуту-две передохнуть, подумать, как быть дальше. Кто-то присел рядом — вероятно, Мартыненко, и Корин сказал:

— Людей за полосу не пускать.

— Уже распорядился.

Корин приподнял голову, удивленно скосил глаза: сбоку сидел диспетчер Ступин. Одежда на нем хоть и запачкана сажей, но лицо выбрито, чистое, пожалуй, умывался в ручье. И спокоен. Натура истинно делового человека: чем трудней — тем хладнокровней. Корину стало почти легко, он порадовался даже: вот ведь везение какое — этот неведомый для него ранее, невезучий летун Ступин! Пробеги он по опорной потный, испуганный, задыхающийся — и паника неизбежна. А диспетчер прошагал хоть и спешно, однако так, что каждый увидел: ничего гибельного пока не произошло. Корин пожал Ступину руку.

— Благодарю, Леонид Сергеевич.

Подошел Мартыненко с обгоревшим рукавом форменной куртки, ссадиной на подбородке, в явном возбуждении. Увидев невозмутимо разговаривающих начальников, он устыдился своего вида, отряхнул, одернул куртку, а руку с обгоревшим рукавом спрятал за спину и нахмурился, старательно выказывая свое спокойствие, что и на самом деле заметно успокоило его. Мартыненко присел, пригнулся к ним.

— Будем отходить, — сказал Корин. — К марям.

Ступин согласно кивнул.

— А по реке? — спросил хрипло Мартыненко.

— Плоты срубить не успеем, берегом едва ли... — Ступин поднял глаза на Корина, и тот договорил за него:

— Берег местами закрыт скалами, с воздуха осмотрел.

— Понятно.

— На сборы полчаса. Продукты разобрать в рюкзаки. Ранцевые опрыскиватели наполнить водой. Взять весь пожарный инструмент. Отходить бригадами, в порядке их размещения. Пустить по линии связных с этим приказом. Все.

Они поднялись, пошли к бревенчатому сараю-складу возле котлопункта. Корин проговорил:

— Мне тоже рюкзак.

— Есть, — отозвался Ступин, уходя вперед, теряясь в дымных всполохах.

И тут послышался тонкий, жутковатый, похожий на плач крик. Приглох. Вновь прорвался сквозь шум, грохот урагана, словно силясь одолеть его, умолить, остановить. Возбужденно зазвучало множество голосов. Было похоже: люди сбиваются, скучиваются в толпу.

Вскоре Корин увидел: дюжий боец гражданской обороны держал худенького светловолосого паренька, заломив ему руки за спину, пригнув головой едва ли не до земли, а двое других прыскали в чумазое лицо паренька воду из ручья консервной банкой, наговаривая при этом:

— Тише, тише, студент...

— Ну, испугался, бывает...

Глянув из-подо лба налитыми краснотой глазами, паренек узнал Корина, дернулся, заговорил часто, с надрывным плачем:

— А-а... начальник, начальник... ты куда нас завел... Горим, везде огонь... сволочь ты, начальник... орден зарабатываешь, начальник... тебя вывезут, нас бросишь, как собаки сгорим... Не меня держать надо, тебя, начальник... эти болваны не понимают... Тебя в огонь, чтоб первый сгорел...

— Паникер, трус! — выкрикнул Мартыненко, став между Кориным и студентом, как бы разделив их. — Связать его, пусть отдохнет, успокоится.

Корин оттеснил Мартыненко, сказал:

— Отпустите.

— Так он помешанный, — смущенно проговорил боец, заломивший студенту руки. — В огонь кидается, вас казнить агитировал.

Корин промолчал, только кивнул, соглашаясь, но и подтверждая свои слова. Боец с опаской, неохотно отпустил студента. Тот выпрямился, передернул плечиками, как тощими крылышками выпущенный из ладоней птенец, шагнул было к Корину, но наткнулся на его взгляд и уже не мог оторвать своих набрякших, понемногу обретающих ровный сероватый цвет глаз от коринских недвижных, напряженно тяжелых. Когда студент, будто набравшись успокоения, вяло потупился, Корин проговорил с явным облегчением.

— Дать ему глоток спирта для бодрости.

— Есть! — почти весело согласился Мартыненко.

— А вы слушайте. — Корин положил руку на плечо студента, чуть откачнул его, чтобы видеть лицо. — Говорю перед всеми. — Он оглядел столпившихся пожарных: их было много, усталых, с закопченными лицами, в обгоревшей одежде, настороженных, мрачных, наивно, любопытно посмеивающихся; голоса их глохли в шуме леса, реве ветра, дальние едва различались сквозь дым и хмарь. — Тем, кто меня не услышит, передайте мои слова. Буду идти последним. Выйдем, я в этом уверен. А вас, — Корин резко качнул, как бы встрепенув, студента, — приглашаю идти со мной. Все, товарищи. Выполняйте распоряжение своего командира.

4

По всей опорной полосе люди двинулись в одну сторону — к марям, озерам; из плена горящей тайги на простор влажной тундры. Справа дымил, курился сгоревший лес — то частоколом, то черной колоннадой обуглившихся лиственничных и еловых стволов; слева — полыхал зеленый лес, вздымая к небу огромные дымы с кровавыми факелами огня понизу.

Люди шли медленно, глядя себе под ноги, ибо теперь тлело, схватывалось внезапными едкими огнями все, даже, казалось, сама дорога — полоса, очищенная до минерального слоя; надвинули противодымные маски; у кого не было защитных касок, прикрывали головы кусками фанеры, сырым лиственничным корьем, просто запрокинутыми саперными лопатами; бушевавший ветер; точно взбесившись от огненного зноя, заблудился во мгле и дул как бы со всех сторон разом, бросая на опорную, взвихривая над нею полыхающие ветви, горючий лесной подстил.

Были раненые, обожженные, отравившиеся дымом; с одних сняли рюкзаки, и они шли налегке, других вели, поддерживая, помогая идти; нескольких положили на носилки, укрыв палаточной тканью, несли посменно, осторожно: у этих тяжелые ушибы, вывихи.

Глубокой ночью группы Мартыненко и Руленкова вышли на марь. Бойцы добровольной пожарной дружины Василия Ляпина встретили их выстрелами из ракетниц.

ГЛАВА ОТСТУПЛЕНИЯ

1