В поисках Танелорна

Его взгляд вновь вернулся к Элрику, алебастровое лицо которого с каждой минутой казалось ему все более знакомым. Герцог почувствовал, что страх его связан не с самим альбиносом, а с мечом, висящим у того на поясе.

– Я уже говорил вам, Элрик, что у нас много общего, – похоже, Эрекозе решил слегка разрядить обстановку. – Быть может, мы даже служили одним и тем же хозяевам.

– У меня нет иных хозяев, кроме себя самого, – надменно ответил Элрик, не принимая протянутую ему руку дружбы.

Услышав это, Хоукмун не удержался от улыбки. Заулыбались и двое других.

А когда Эрекозе прошептал: «В подобных приключениях многое забывается, точно так же, как мы, проснувшись, забываем свои сны», Хоукмун ответил ему с огромным внутренним убеждением «Но ведь это тоже сон. В последнее время мне частенько снится нечто подобное».

Задумавшись, в свою очередь Корум заявил:

– Уж если на то пошло, то вообще все на свете можно считать сном, все наше существование.

Элрик от этого вопроса лишь отмахнулся, вызвав глухое раздражение Хоукмуна.

– Сон или явь, это не имеет никакого значения, не так ли? Эрекозе тепло улыбнулся.

– Совершенно верно.

– В моем мире, – сухо заявил Хоукмун, – мы проводим четкую грань между грезами и реальностью. А эта неопределенность, в которой вы находите такое удовольствие, способна поразить разум смертельно опасной ментальной летаргией.

– Но как тут можно судить? – с горячностью вопросил Эре-козе. – Способны ли мы действительно проникнуть в суть вещей? Полагаете ли вы себя способным на это, мессир Хоукмун?

И герцог Кельнский осознал внезапно, каково было проклятие Эрекозе. Это проклятие поразило и его самого. Пристыженный, он погрузился в молчание.

– Я помню, – промолвил Эрекозе уже мягче. – Я был, есть или буду Дорианом Хоукмуном. Я помню.

– Ибо такова ваша судьба, ужасающая и причудливая, – проронил Корум. – Из всех нас, составляющих единую личность, вы единственный, кто постоянно хранит в своем разуме память ее многочисленных воплощений.

– Я с радостью избавился бы от этой тяжкой ноши, – промолвил воин. – Я так долго искал Танелорн, искал мою Эрмижад, и вот теперь надвигается Совмещение миллиона плоскостей, когда перекраивается вся совокупность миров и открываются пути перехода из одного отражения в другое. Если бы я мог найти тот единственный мир, что мне нужен, я отыскал бы мою Эрмижад и вновь увидел бы тех, кто был так дорог мне. И Вечный Воитель обрел бы, наконец, покой.

– Да, настало мое время, точнее, оно вернулось, ведь это уже второе Совмещение на моей памяти. Первое вырвало меня из моего мира и времени и повергло в нескончаемую череду конфликтов, и если я вновь не воспользуюсь случаем, то уже никогда не обрету покоя. Это мой последний шанс, и я от всей души надеюсь, что наш корабль направляется в Танелорн.

– Я присоединяюсь к вашим молитвам, – сказал Хоукмун.

– Еще бы, – отозвался Эрекозе. – Не сомневаюсь в этом, мессир.

Когда Элрик с Эрекозе вышли из каюты, Хоукмун принял приглашение Корума сыграть с ним в шахматы, несмотря на отвращение, которое он испытывал при мысли о том, чтобы столько времени проводить в обществе принца. Но партия стала развиваться самым неожиданным образом, каждый из игроков точно предугадывал ход соперника, и Корум воспринял это с очевидным облегчением. Рассмеявшись, он откинулся на спинку кресла:

– Похоже, продолжать не имеет никакого смысла. Хоукмун согласился с облегченным вздохом. К его радости, в этот миг распахнулась входная дверь, и на пороге появился Брут Лашмарский с графином подогретого вина.

– Капитан просил вам передать свои наилучшие пожелания, – объявил он и поставил графин в специальную выемку посреди стола. – Вы хорошо выспались?

– Выспались? – удивился Хоукмун. – А сами-то вы отдыхали? И где именно?

Лоб Лашмарского рыцаря пересекла морщина.

– Неужто вам ничего не сказали о кушетках, что стоят в твиндеке? В межпалубном пространстве? Нет? Но как же вы можете так долго обходиться без сна?

– Оставим это, – торопливо перебил его Корум.

– Тогда пейте, – радушно предложил Брут. – Это вино взбодрит вас.

– Взбодрит? – переспросил Хоукмун, чувствуя, как в нем закипает гнев. – Может быть, наоборот, оно служит для того, чтобы заставить нас разделить один и тот же сон?

Корум взял бокалы и протянул один из них Хоукмуну. Лицо его почему-то выражало тревогу. Он почти силой втолкнул бокал герцогу в руку. Хоукмун уже собирался выплеснуть вино, как вдруг Корум тронул его за плечо.

– Нет, Хоукмун, пейте. Даже если это вино помогает нам грезить всем вместе – это только к лучшему.

Поколебавшись пару мгновений, Хоукмун осушил бокал. Вино пришлось ему по вкусу. Оно удивительно напоминало то, которым угощал его капитан. На душе стало легче.

– Вы были правы, – сказал он Коруму.

– Капитан хотел бы видеть всех четверых у себя в каюте, – коротко добавил Брут.

– Он хочет сказать нам что-то новое? – сказал герцог Кельнский, заметив, что все остальные прислушиваются к их разговору. Они подходили один за другим к столу, наливали себе из графина и выпивали, как и он, одним глотком содержимое своих бокалов.

Хоукмун и Корум, последовав за Брутом, покинули каюту. Погода ничуть не изменилась. Туман поглотил все вокруг, и Хоукмун напрасно пытался разглядеть что-либо за бортом. Даже волн, и тех не было видно. Затем он заметил силуэт человека, стоявшего в задумчивости, облокотившись на поручень. Хоукмун узнал Элрика и приветливо крикнул ему:

– Капитан приглашает нас четверых к себе.

Эрекозе, который в этот момент как раз выходил из каюты, кивнул им и прошел вперед. Остальные последовали за ним до носовой части корабля, где остановились перед необычной дверью капитанской каюты.

Эрекозе постучал. Дверь распахнулась. И они вошли в это маленькое царство тепла и роскоши.

Капитан встретил их, повернул к ним слепое лицо и жестом указал на кувшин и кубки, что стояли на уже знакомом Хоукмуну сундуке.

– Угощайтесь, друзья мои, прошу вас, – предложил он. Хоукмуну внезапно захотелось выпить еще вина, и, судя по выражениям лиц его спутников, такое желание посетило не его одного.

– Мы приближаемся к цели, – продолжил капитан. – Но сражение с этими двумя от этого не станет менее жестоким.

Во время предыдущего их разговора у Хоукмуна сложилось впечатление, будто их ожидает целая армия врагов.

– Двое? – изумился он. – Всего только двое?

– Да, только двое, – подтвердил Капитан.

Хоукмун посмотрел на своих товарищей, но не сумел ни с кем из них встретиться взглядом, поскольку они не сводили глаз со слепца, который продолжал:

– Это брат и сестра, колдуны из иной вселенной. Под влиянием недавних потрясений в структуре наших миров, о чем вам кое-что известно, Хоукмун, как и вам, Корум, появились некие существа, которые без этого не могли бы проявить заключенные в них силы. Кем и когда – сейчас не столь важно. Итак, теперь, когда эти существа обрели возможность проявить себя, они полны неукротимой жажды утвердить и приумножить свое могущество, вобрать в себя всю мощь нашей Вселенной. Их безнравственность совсем иной природы, нежели у повелителей владык Порядка или Хаоса. Они не сражаются, подобно богам, за власть над Землей. Им нужно лишь заполучить и преобразовать для собственных нужд основную энергию нашей Вселенной. Думаю, что там, у себя, они питали какие-то честолюбивые замыслы, но не имели возможности их осуществить. Такую возможность они нашли здесь. В настоящее время, несмотря на то, что условия исключительно благоприятные, они еще не достигли всей полноты своей мощи. Но момент этот настанет очень скоро. Агак и Гагак, таковы их имена, если их произносить на человеческом языке, они не подчиняются власти наших богов, и потому было решено направить туда более могучую команду – вас четверых.