В поисках Вишневского
Шрифт:
Я вспоминаю, — снова говорит Анна Марковна, — как однажды мы с Александром Александровичем оперировали маленькую девочку. Она была такая трогательная. Мы сделали все возможное, что только было в наших силах, но она все же умерла во время операции. Ничего нельзя было сделать. И мы оба стояли над ней и плакали, словно потеряли какое-то близкое нам, родное существо…
— А как вообще вы пришли к этой специализации — к операциям на сердце?
— Ну, это началось давно. Еще в 1952 году мы ездили в клинику второго мединститута, к профессору Бакулеву, смотреть операции на сердце, когда это еще были первые шаги в этой области. Мы знакомились с новыми методами операций. Работал с нами ассистент Бакулева, опытный и талантливый хирург Мешалкин.
Много экспериментов проводилось у нас и с животными, для этого имелся целый так называемый «звериный корпус», где содержались собаки, крысы и другие животные.
Я благодарю Анну Марковну за ее рассказ и прощаюсь с ней.
И еще интервью.
О первой пересадке человеческого сердца, сделанной в Советском Союзе именно Александром Александровичем Вишневским, рассказал мне хирург Арнольд Николаевич Кайдаш. И вот что я узнала от него.
Еще в 1968 году Вишневский после длительной тренировки на трупах впервые начал эксперимент по пересадке сердца у животных. Это были операции с подшиванием сердца и различными вариантами подключения дополнительного кровообращения. Знаменательно, что знаменитый хирург из Кейптауна — Христиан Бернар, осуществивший первую пересадку сердца человеку, перед этой операцией приезжал в Советский Союз и наблюдал, как наши врачи-экспериментаторы делают эту операцию на животных.
Операция пересадки сердца требует совершенно исключительной стерильности, то есть целых стерильных блоков, палат, и соответствующего оборудования, которого в старом здании Института имени А. В. Вишневского не было, а новое здание было еще не закончено. И тогда Александр Александрович — главный хирург Министерства обороны — задался целью произвести операцию пересадки сердца в Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова в Ленинграде. Руководство академии поддержало предложение Вишневского. Была проведена подготовка стерильных помещений и оборудования в отличном корпусе госпитально-хирургической клиники, где для пересадки сердца был отведен целый этаж. Была оборудована специальная операционная и пластмассовая палатка — там должен был находиться больной после пересадки. Была подготовлена новейшая аппаратура и создана группа хирургов-иммунологов и специалистов по искусственному кровообращению.
В таком громадном городе, как Ленинград, больных, перенесших инфаркт, было множество, и многие из них соглашались на пересадку сердца как на последнюю надежду на продление жизни. Так что в реципиентах недостатка не было.
Больных, ждавших пересадки сердца, было много, и нередко они умирали, не дождавшись операции, поскольку большинство из них были хронические сердечники, уже перенесшие по два, по три инфаркта миокарда, с декомпенсацией, с отеками легких. По существу, жизнь их держалась буквально на кончике иглы при инъекциях различных сильнодействующих препаратов, помогающих сердечной деятельности. В бригаде, обслуживающей этих больных, было установлено круглосуточное дежурство, и каждый из членов этой бригады не имел права отлучаться по своим делам больше чем на полчаса, и так было в течение двух месяцев.
Вопрос о донорах оказался чрезвычайно сложным. Их доставляли в одну и ту же клинику в отделение реанимации, ни в какой мере не связанное с бригадой, занимающейся трансплантацией сердца. Доноры часто имели повреждения многих жизненно важных органов, и хирурги в этих случаях не решались производить трансплантацию.
Надо было еще подобрать по иммунным пробам совместимость тканей донора с тканями реципиента и при этом учесть самые мельчайшие детали.
Три профессора-хирурга должны были работать вместе с Вишневским: Иван Семенович Колесников, Феликс Владимирович Баллюзек и Владимир Федорович Портной. Кроме того,
им должны были помогать многие сотрудники Института имени А. В. Вишневского и Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова.И вот в ночь на третье ноября в клинику позвонили и сообщили, что зафиксирован случай неоперабельной травмы, приведшей к мозговой смерти потерпевшего. Теперь надо выяснить, подойдет ли его сердце для пересадки. Сможет ли оно работать в другом организме? Измеряется и подсчитывается, сколько крови выбрасывает мышца с каждым ударом.
Сердце донора срочно доставляют в операционную, где на столе, уже подготовленная к операции, лежит пожилая женщина с сердцем, отжившим раньше времени. И вот Вишневский со своими соратниками — Колесниковым, Баллюзеком и Портным — переходят в операционную и приступают к пересадке сердца…
Можно представить, каким мужеством, хладнокровием и опытом должен был обладать Александр Александрович, когда он отделял своим скальпелем старое сердце от сосудов… Я вижу это напряженное лицо под марлевой маской, лицо с немигающими глазами неистового напряжения, когда руки этого необыкновенно талантливого хирурга извлекают из ванночки молодое сердца вместе с трубками, дающими ему жизнь, помещают его в перикард пожилой женщины и начинают тончайшую работу иглой, соединяя, скрепляя, подшивая сосуды…
И вот они уже соединены, все готово, чтобы снять зажимы, и тогда в сердце должна поступать кровь оперируемой…
Пожалуй, никакими словами не опишешь, что переживают в эту минуту хирурги, взявшие на себя ответственность заново создать функциональную деятельность человеческого сердца, вступая в эту минуту в соревнование с самой природой. Надо обладать такими нервами, таким здоровьем и таким могучим собственным сердцем, чтобы дождаться первого… второго… третьего толчка нового сердца! И вот оно работает! Работает новое сердце! Победа!..
Но через полчаса обнаруживается, что правый желудочек нового сердца не справляется с нагрузкой из-за больших изменений в легких реципиента, и вот тридцать два часа подряд хирурги отчаянно борются за жизнь больной, но… на тридцать третьем часу сердце остановилось, успев послужить только великому опыту современной науки.
Все же приоритет подобных операций в нашей стране остался за Александром Александровичем Вишневским, и впоследствии он был приглашен сделать доклад о трансплантации сердца в Московском хирургическом обществе.
Доклад этот был блестящим. Причем Александр Александрович не столько докладывал, сколько горячо делился с коллегами своим опытом, не умалчивая о недостатках и недосмотрах и постоянно обращаясь к аудитории: «Если вы будете делать эту операцию, то обратите внимание…» Это диктовалось большим чувством долга перед больными и щедрой готовностью передать опыт коллегам. И столько было в этом выступлении убедительности и полной отдачи, что оно несомненно сыграло большую роль в развитии методики трансплантации сердца. Ныне сделано больше ста пересадок сердца, не говоря уже о трансплантациях почек, легких, печени. Экспериментальная хирургия сильно движется вперед, но, как утверждает Александр Александрович в статье «Клятва Гиппократа», которую он писал в соавторстве с профессором Портным, — «по-видимому, право на клинический эксперимент могут иметь только врачи высшей квалификации, вся предшествующая деятельность которых оправдывает доверие больных и коллег».
Такой квалификацией и обладал сам Вишневский.
«Клятва Гиппократа». Все мы знаем, что дают ее студенты, будущие медики:
«Я направляю режим больных к их выгоде…»
«…Воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости».
«No nocere — не вреди»…
Сколько же противоречий несут новейшие методы лечения!
Сколько еще неисследованного и неизвестного?..
В антибиотиках, в атмосфере, в синтетике?..
И так, видимо, было из века в век. Каждое новое открытие вызывало уйму противостояний, не говоря уже о моральной ответственности.