В полярной ночи

И, улыбнувшись Седюку — улыбка казалась на его лице неожиданной и странной, — Караматин добавил:

— По-моему, предложение ценное. Оно решит многие наши затруднения. Поверьте, мы не хуже вас понимаем, как слабо обоснованы некоторые предположения и расчеты проекта.

17

Поздно вечером в проектный отдел пришел Назаров.

— Очень важное совещание провел нынче Дебрев, не обычная наша болтовня, — сказал он с воодушевлением. — Вот сейчас я верю, что строители добьются перелома. Помнишь вчерашнюю речь Лесина? Картина безрадостная! Сегодня Лесин выступил с целой новой программой работ — производительность труда, по подсчетам нормировщиков, повысится процентов на сорок-пятьдесят.

— Да, повысится производительность ручного труда, — с досадой возразил Седюк. — Беда в том, что этот ручной труд сам по себе непроизводителен, сколько его ни повышай, он не решит проблемы быстрого строительства. Нужно пустить на планировку экскаваторы.

— И об этом говорили, — возразил Назаров. — На площадке утром разложили гигантский костер, пошла на него целая платформа угля. Мы все ходили вечером смотреть — оттаяло на семь десятых, вероятно, и восемь натянет, можно пускать экскаватор.

— Ты думаешь, фронта работ в глубину ему хватит? — усомнился Седюк.

Назаров пожал плечами.

— Строители говорят — маловато, полной производительности не даст. Однако дело пойдет быстрее. Кстати, верно, что вы с Дебревым и Лесиным ездили по нашей площадке вчера ночью?

— Ездили.

— Ходят слухи, что Дебрев там при всех смешал Лесина с грязью и ты к этому делу руку приложил.

— Рукой не шевельнул, а уши прикладывал, и даже с удовольствием. Дебрев был прав, хотя и выражался грубо.

— Ну вот, видишь. Ты многого тут не знаешь. Жаль, меня не захватили, когда ехали, я бы внес ясность. Лесин — порядочный человек, и все, что возможно, он делает. Ляпсусы неизбежны во всяком крупном деле, но зачем казнить за них человека? После вашей вчерашней поездки пошли слухи, что Лесина снимают. Я тебе скажу так: мы с тобой, как руководители медеплавильного завода, в увольнении Лесина не заинтересованы. Посадят другого человека — он в спешке наверняка начнет портачить, а у Лесина это немыслимо. Пойми, нас же бить будут, если что построят плохо.

Седюк слушал Назарова с возрастающим раздражением. Все, что говорил Назаров, было верно, он, как и Седюк, заботился о будущей работе завода, было понятно, что он много думает об этом и тревожится. Но от его гладких фраз исходило такое равнодушие к существу дела и такая забота о себе, о своем авторитете, о своем благополучии, что Седюку стало тошно. Он сказал, не сдерживаясь:

— Знаешь, Николай Петрович, агитировать меня за Лесина не нужно. Если я правильно понял, Дебрев собирается влепить Лесину строгача за нераспорядительность, но о снятии с работы речи нет.

— Вот если так, это хорошо, — обрадовался Назаров. — Против выговора я не возражаю, в некоторых случаях помогает. Теперь другой вопрос — нужно нам с тобой поговорить по душам. Думал я, что ты с утра заглянешь ко мне, побеседуем, но раз ты занялся сразу другими делами, я сам пришел — я не гордый. Вот вчера мы вроде немного поспорили, это, конечно, понятно: ты только что приехал, не осмотрелся, даже о назначении своем не знал. Но если посмотреть со стороны, получилось не очень хорошо: два руководителя завода на ответственном собрании вдруг заспорили по пустякам, один говорит одно, другой — тут же другое. Поэтому впредь я предлагаю заранее согласовывать между собой все основные вопросы.

«Боишься конкуренции и подрыва авторитета», — подумал Седюк и вслух сказал:

— Знаешь, Николай Петрович, я не кабинетный работник, бегать согласовывать каждый пустяк не в моих привычках. Да и неосуществимо это. Завтра, например, я буду здесь, в проектном отделе, — придется рассмотреть десятки чертежей, решить десятки вопросов, дать десятки ответов. Как я смогу все это согласовать с тобой? Если мы с тобой крупно разойдемся во мнении и действия наши будут противоречивы, Сильченко с Дебревым разберутся и поправят одного из нас. Но не думаю, чтобы наши поступки были противоположны и несовместимы.

— Так ты не хочешь согласованной работы? — в голосе Назарова уже не было прежней мягкости, он с трудом сдерживал нетерпение.

— Против согласованной работы не возражаю нисколько, но каждую мелочь к тебе на согласование не понесу.

— Я думаю, что выступление единым фронтом…

— Выступление единым фронтом нужно там, где кругом враги. Фронт держат против неприятеля, а не против своих. Для всех пуск медного завода такое же кровное дело, как и для нас с тобой. При чем здесь единый фронт?

— Мы с тобой руководители завода, — сказал Назаров, хмуря брови. — От того, сработаемся ли мы с тобой, зависит очень многое.

— Я собираюсь работать не покладая рук, днем и ночью. А удастся ли мне с кем-нибудь сработаться — дело второстепенное. Я не буду подменять работу мелкой дипломатией.

В глазах Седюка светилось веселое упорство, похоже, он радовался этому странному разговору. Назаров оглянулся — Телехова не было, но другие проектанты прислушивались к их спору. Назаров придвинулся ближе и сказал примирительно:

— Я тебя не неволю докладывать мне каждый твой шаг. Но напрасных столкновений и смешивания функций мы должны избегать. Мне вот в отделе кадров говорили, что днем заходил ты, читал список назначений по медеплавильному и вслух отпускал разные шуточки и нетактичные замечания. Сейчас меня встречает Караматин, говорит: «Молодец ваш главный инженер, дельный план предложил, не правда ли?» Я не возражаю, молодец — так молодец, но мне все же обидно: другие знают о планах моего главного инженера, а я, которого это более всего касается, ничего не знаю.

Седюк засмеялся. Настороженно следивший за ним Назаров сразу понял, что этим смехом он извиняется за то, что переборщил. Седюк в самом деле сказал:

— Тут ты, пожалуй, прав: размещение кадров — это в первую очередь твое дело, мне при посторонних подшучивать не следовало. Но все-таки много ты напутал: Романова, например, старого практика, загнал в проектанты, а какого-то Казина, человека с четырехклассным образованием, поставил начальником электрофильтров.

— Насчет Романова не спорю, я сам подумывал, куда бы его сунуть, — согласился Назаров. — А Казин на месте: старый хозяйственник, биография хорошая.