«В порядке обязательном и добровольном». Опубликованные источники по истории государственного страхования в Нижегородской губернии в 20-х гг. ХХ в.
Шрифт:
«В нынешнем году страховые нормы по трем видам обязательного окладного страхования по сравнению с прошлым годом значительно повышены; страховые же платежи понижены, – писала «Крестьянская газета» в 1925 г. – Помимо подлежащих убытков Госстрах должен освободить беднейшее население от уплаты страховки, оставляя в то же время застрахованными их постройки. (…). Это освобождение выразится в сумме 58.000 рублей». [Док. № 21].
Как информировал Нижгубстрах, на средний крестьянский двор согласно нормам 1925 г. приходилось 150 руб., а страховые платежи составляли 1 руб. 40 к. со 100 р. [Док. № 25]. Для сравнения, в конце августа 1925 г. ржаная мука с крестьянских возов продавалась на базарах по цене до 1 руб. 35 коп. за пуд, пшеничная – до 2 руб. 25 коп. за пуд, говядина высшего сорта и сметана – до 20 коп. за фунт, куриные яйца – от 8 до 30 коп. за десяток,
Реклама Госстраха. 1924 г.
Любопытно смотрелись и статьи, в которых советская система страхования сравнивалась с прежней земской или акционерной. Естественно, аргументация сводилась к тому, что при новой системе страхование стало более выгодным. «Тарифы (платежи) Госстраха против бывш. земских тарифов ниже почти на половину, а страховое обеспечение на 100 проц. выше, – разъясняла в октябре 1925 г. «Крестьянская газета». И добавляла: – Нужда крестьянина – также нужда советской власти, ибо советская власть олицетворяет рабочих и крестьян, защищает их интересы». [Док. № 21].
Реклама Госстраха. 1926 г.
Чтобы приблизить страхование к народной массе, в 1920-х гг. в Нижегородской губернии активно обсуждался вопрос привлечения к этому делу активных членов профсоюзов, которые, с одной стороны, сами олицетворяли народ, а с другой, будучи деятельными людьми, могли бы легко доносить идеи государственного страхования своим товарищам по работе. Примерно такие же планы существовали в отношении взаимодействия Госстраха с ККОВами (крестьянскими комитетами общественной взаимопомощи). А вот идея передачи страховых функций волостным исполкомам (ВИК) в 1926 г. была однозначно отвергнута. Во-первых, страховую работу невозможно было вести правильно без соответствующей практики и надлежащего опыта. Во-вторых, сам по себе принцип организации страховой деятельности как по добровольному, так и обязательному страхованию носил «чисто хозяйственный характер, рассчитанный на самоокупаемость», что никак не соотносилось с задачами, стоявшими перед местными органами власти. [Док. № 37].
Никак не способствовали идее передачи страховых полномочий ВИКам примеры «вопиющей расхлябанности и отсутствия финансовой дисциплины» с их стороны. За этой фразой скрывались факты незаконного расходования ВИКами страховых сборов. «С подобными безобразными явлениями необходимо покончить самым решительным образом», – писал в марте 1928 г. руководитель Нижгубстраха С. Агеев. [Док. № 51, 56].
Не в меньшей, а может быть, и в большей степени, чем печатная агитация, укреплению веры в страхование способствовала незамедлительная и полная выдача вознаграждения за пожарные и прочие убытки пострадавшим страхователям. Эта мысль хорошо осознавалась руководством Нижгубстраха и проходила красной линией через все 1920-е гг..
Заинтересованность руководителей Госстраха в этом хорошо просматривалась в их желании наладить рабочее взаимодействие с корреспондентами сельских газет (селькорами). Как отмечал С. Агеев в номере «Крестьянской газеты» от 21 февраля 1925 г.: «Вполне понятно, в новом деле, каковым является государственное страхование, имеется целый ряд технических недочетов. Из-за них возникает недовольство и излишняя волокита, что, безусловно, не в интересах Госстраха и местного населения. Вот на что можно примерно указать: 1) беспричинная задержка агентами выдачи страхового вознаграждения пострадавшим; 2) возможность злоупотреблений в составлении подложных актов на падеж скота, как агентами, так и представителями сельсоветов, а также и со стороны самих граждан; 3) оторванность местных страховых работников от населения, грубое и чиновничье обращение с населением; 4) укрытие гражданами своего имущества от регистрации: построек, скота и т. п., с целью ускользнуть от страховых платежей и т. п. Подобных фактов можно бы привести еще целый ряд, но для примера достаточно и этого».
Страховая квитанция обязательного окладного страхования. 1926 г.
По
мысли С. Агеева, «выявлением и устранением тех или иных ненормальностей на местах (…), селькоры, безусловно, могли бы сыграть большую роль в деле оздоровления страхового аппарата». [Док. № 20].В наше время ценность газетных публикаций 20-х гг. ХХ столетия о государственном страховании возрастает, так как в них опубликован богатый статистический материал о состоянии экономики Нижегородской губернии, в том числе и по сельскому хозяйству.
Страхование от огня
Первоначальный упор на «огневое страхование» был вполне объясним. Пожары в Нижегородской губернии, как и в целом по России, носили катастрофический характер. По статистическим отчетам бывшего Нижегородского губернского земства, за период с 1903 по 1915 г. в уездах ежегодно в среднем сгорало 4120 жилых и 4376 холодных построек. И удивляться таким цифрам не приходится. В начале 1920-х гг. 52 % всех крестьянских построек в губернии были крыты соломой, 31,5 % – тесом и только 16,5 % имели железную кровлю. [Док. № 58].
Интересные данные о том, каким образом крестьяне сохраняли свое имущество от этой напасти, описаны в номере «Нижегородской коммуны» от 22 февраля 1922 г.: «(…) крестьяне многих сел и деревень с наступлением весны весь свой домашний скарб, за исключением только самого необходимого, (…) выносят из домов в особо приспособленные и сравнительно безопасные от пожара каменные и глинобитные кладовые, погреба и амбары, построенные отдельно от домов. Главную же свою ценность – хлеб в зерне и в муке – наш крестьянин никогда не хранит в жилых помещениях или вблизи их, всегда держит в своих амбарах, вдали от своих дворов, которые сплошь и рядом крыты у него соломой, а потому и весьма опасны в пожарном отношении».
В Нижегородской губернии государственное от огня страхование было введено постановлением Президиума Губисполкома от 17 января 1922 г. Оно делилось на добровольное и обязательное. В обязательном порядке страховалось, к примеру, государственное и муниципализированное имущество, переданное «в пользование на арендном праве и на иных основаниях частным владельцам, коллективам, кооперативам и прочим организациям».
Согласно постановлению Президиума Нижегородского Губисполкома от 23 марта 1922 г. таковое имущество необходимо было застраховать до 15 апреля. Лица и организации, не выполнившие этого требования, подлежали административной и судебной ответственности. [Док. № 57].
В 1920-х гг. данные о «горимости» в губернии печатались регулярно. Счет пожарам шел на тысячи, в некоторых населенных пунктах за раз сгорали десятки и сотни дворов (см. приложение № 5). К примеру, только за 10 месяцев 1926–1927 гг. в губернии произошло свыше 3 тысяч пожаров и огонь уничтожил до 6 тысяч домов. В качестве страхового вознаграждения Госстрах выплатил погорельцам около двух с половиной миллионов рублей. [Док. № 82].
Среди причин пожаров обычно назывались: неисправность печей и труб, усиленная топка, неосторожное обращение с огнем, шалость детей, сушка хлеба и льна, и даже «гонка самогона». Но на первое место зачастую выходили поджоги. Их были сотни. [Док. № 65, 69]. Стоит предположить, что они являлись не столько проявлением классовой борьбы в деревне, сколько следствием зависти, мстительности, пьянства и массового, неуемного хулиганства. Газеты тех лет буквально пестрели сообщениями о такого рода безобразиях. «В дер. Березове-Враге, Богоявленской вол., гр-н В. Л. Гоглев пьяный ходил по улице и кричал: «У меня дом дополнительно застрахован и бояться мне нечего, я сожгу его и всю деревню». Такие угрозы гр-не слышат от него не первый раз и очень обеспокоены», – рассказывала «Крестьянская газета» в номере от 16 июня 1926 г. «Поджоги – бич деревни, – прямо писала в 1927 г. «Нижегородская коммуна». По ее данным, в губернии из каждых ста пожаров 28 приходилось на поджог, а в Лукояновском и Сергачском уездах из 100 случаев на поджог падало от 40 до 50 пожаров. «Вообще поджог является одним из величайших зол нашей деревни, с которым необходимо вести серьезную борьбу», – считала газета. [Док. № 79].
Как обычно, на крестьян больше действовали не уговоры застраховать свое имущество, а правда жизни, порой весьма суровая. Показательной в этом смысле была заметка о пожаре в с. Таможникове Нижегородского уезда, опубликованная в «Крестьянской газете» 30 декабря 1925 г. под характерным названием «При страховке и пожар не так страшен»: «В селе Таможникове прошлой весной сгорело 12 домов. То же повторилось и весной нынешнего года. Все сгоревшие дома оказались застрахованными. Результаты страхования теперь налицо. Все пострадавшие получили страховку, и построили дома даже лучше прежних.