В постели с незнакомцем

Не так давно у них закончился роман, и закончился так себе – Алла всеми силами пыталась скрыть, насколько сильно уязвил её женское самолюбие этот знойный ловелас, но в глубине души всё-таки лелеяла надежду на скорое примирение.

Вере было немного жаль Аллу, как и всех, кому этот сердцеед навешал на уши лапши, а потом благополучно слился.

– Здрасьте, Зинаида Степановна, - кивнула Алла прошедшей мимо старенькой гардеробщице. Та едва заметно кивнула, грустно скрывшись в своей каморке.

– Что это с ней сегодня? Обычно приветливая такая, - проводила её взглядом Вера.

– Да ты что? Сегодня же второе число… годовщина, - понизила тон Алла и многозначительно повела бровями.

Вера ахнула, коря себя за дырявую память. Действительно, сегодня же годовщина смерти дочери Зинаиды Степановны – Оксаны. Год назад девчонка трагически погибла – нелепо, от рук какого-то психопата. Сначала накачал какой-то дрянью, а потом изнасиловал, ещё и оставил умирать на мёрзлой земле заброшенного ангара. Жуткое было зрелище, говорят.

Искали этого монстра всем миром – но безуспешно, ни одной улики.

Вера её плохо знала – Оксана только закончила медицинской институт и работала у них всего лишь пару месяцев, но ей было безумно жаль девчонку и особенно её мать, которая, собрав волю в кулак, старалась держаться, давая волю слезам лишь в потаённых уголках больницы.

– Я возьму, ладно? А то у меня там цейтнот, - не дожидаясь ответа, Алла забрала наполненный стаканчик Веры и, задев Ненахова бедром, пошлёпала к себе в отделение.

Лёшка безразлично мазнул взглядом по бывшей, закинув в аппарат очередную монету.

– Козёл ты Лёшка, вот кто, - нахмурилась Донская.

Сколько их ещё таких будет, брошенок? Да чтобы она поддалась на его чары – ни за что! Латай потом раненое сердце, на нём и так места живого не осталось.

Солнечные лучи отражались от искрящегося снега, создавая иллюзию рассыпанных драгоценных кристаллов.

Еловые макушки взмывали ввысь, в чаше старого фонтана резвились воробьи, вырывая друг у друга засохшую корку.

Вера плотнее запахнула шарф и согрела дыханием озябшие руки.

Лариса, укутанная в клетчатый плед поверх соболиной шубы, безразлично наблюдала окружающую красоту. А днём в такую хорошую погоду здесь действительно было красиво и совсем не жутко.

В неприветливых окнах отражался солнечный диск, и казалось, что старый замок-склеп не настолько безнадёжен, и в него ещё можно вдохнуть жизнь.

В который раз Вера будто бы невзначай скользнула взглядом по окну спальни Туманова. Тяжёлые гардины наглухо зашторены, ни ответа, ни привета. Словно сквозь землю провалился. С той встречи в тёмном коридоре она больше его ни разу не видела.

«А жаль», - мелькнула шальная мысль. Интересно, какого цвета его глаза днём? Или он как вампир, до захода солнца не высовывается из своей конуры? Похоже на то.

Её раздражали мысли о нём. Он странный, дикий, себе на уме. Быть может он вообще убийца! Чистой воды мазохизм - думать о мужчине, который, возможно, собственными руками душил жену. Но она думала, вопреки логике и здравому смыслу - думала постоянно.

Позади послышался скрип снега. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять – это он.

Вцепилась в ручки инвалидного кресла, улавливая периферийным зрением размашистые движения его шагов. Полы расстегнутого пальто свободно шлепали по лодыжкам, а вместо привычного траурно-чёрного костюма… обычные синие джинсы и серый джемпер. На ногах - тяжёлые военные берцы.

– Здравствуйте, Вера, - произнёс он, и колени подкосились от его чарующего тембра. Спасаясь от солнца, он сощурил глаза, казавшиеся сейчас серебристыми.

Это он? Назар Туманов? Не обман зрения? Другой, абсолютно. Волосы небрежно падали на лоб, на щеках проступил румянец.

Не призрачный дьявол, а живой человек, из плоти и крови.

– Здравствуйте, - вдруг севшим голосом пролепетала в ответ, ощущая себя круглой идиоткой.

Чёрт знает, что такое, но рядом с ним она сама себя не узнавала - блеет, как овечка. А бросив взгляд на его губы и вовсе стушевалась. Чувственные, даже немного женственные, идеально очерченные алые губы...

Торопливый топот лап и сиплое дыхание словно вернули её с небес на землю: два чёрных ротвейлера выскочили из-за угла дома и как кроткие покорные щенки пристроились у ног хозяина, бросив на снег обгрызенную деревяшку.

Назар наклонился и, почёсывая псине холку, зубами стянул со свободной руки перчатку. Сунув ту в карман, поднял палку, как следует замахнулся, зашвырнув «добычу» к самым воротам. Вера выцепила взглядом краешек оголившегося живота и ощутила, как кровь прилила к щекам.

– Любите собак? – прикрыв глаза козырьком ладони, вдруг спросил он.

Вера кивнула, хотя собак терпеть не могла.

Всё это было очень странно. Это был он, и в то же время будто кто-то другой. Вера даже испытала что-то вроде разочарования. Как если бы ты верил в деда мороза и вдруг увидел, как этот милый чудак снимает накладную бороду, садится в свой Пежо и, отработав смену, валит в бар зарядиться тёмным нефильтрованным.

Нормальный мужчина, не призрак, шуршащий по темным коридорам. Но всё равно, несмотря на кажущуюся приземлённость, он оставался чертовски таинственным, и эта метаморфоза с внешностью лишь ещё больше убедила в том, сколько же всего скрывается за этой его маской мистера икс.

Разный, безумно волнующий...

Небрежным движением руки Назар откинул волосы назад и поднял воротник пальто. Наблюдая за вырывающими друг у друга палку собаками, извлёк из кармана пачку сигарет

– Хорошего дня, - подкуривая, зашагал навстречу несущимся вприпрыжку ротвейлерам. Те радостно бросились крутиться вокруг хозяина, подскакивая на задних лапах, завывая и тыкаясь влажными носами в его ладонь.

Вера не отрываясь смотрела на его скрывающуюся за воротами фигуру. Ни разу не обернулся. А она ждала. Зачем – непонятно. Но отчаянно хотела.

Ночью её снова ждала смена в «Магнолии». Вопреки железной уверенности, что ещё одна подработка никак не отразится на самочувствии, ведь дома у Крестовского она и не делала практически ничего - целый день дремала с книгой да слонялась из угла в угол, но всё равно организм требовал полноценного отдыха.

Послать бы Вазгена с его клубом, да совесть не позволяла. Каким бы он не был, он всё-таки был добр к ней, относился гораздо снисходительнее, чем к коллегам по цеху. К тому же Вера уговаривала себя, что месяц пролетит очень быстро, а потом – прощай пилон и ненавистный парик.