В прятки с отчаянием
Шрифт:
И вероятнее всего, за эту выходку мне светит неслабая выволочка, как минимум, а то и трибунал, но дело в том, что я больше уже не вижу никакого другого способа, достучаться до отца. Отстранив меня от задания, Эрик демонстративно расписался в том, что я ничего не значу, как воин, и не только незаслуженно занимаю свое место в отряде разведки, в который столько пробивалась, но и среди бесстрашных. И мне не место в нашей фракции. Это… удар в спину. Предательство. Если родной отец в меня не верит, то чего уж говорить о других? Я не попала в отряд по блату — Эрику ли этого не знать, а сама добивалась своей цели, и всегда старалась соответствовать ему и братьям, идти до конца и поступать так, как он сам нас учил.
Для чего меня воспитывали и обучали как бесстрашную? Для того чтобы в любой момент по своей прихоти
Я чувствую себя униженной, и словно меня, вообще, обокрали. Что дальше, он отстранит меня от работы бесстрашной, сослав в поломойки? Ну уж нет, дудки! Так просто я сдаваться не намерена. Я все понимаю, что он волнуется, пытаясь отгородить меня от опасности, но я не тепличное растение и не стану прятаться за чужими спинами. И пусть моя задница предчувствует неминуемую кару, я, как всегда, ощущаю привычный прилив бравады.
Шины внедорожника с шорохом поглощают мили бездорожья. Одинокая машина не так привлечет к себе внимание, как караваны с сопровождением, и у меня есть отличный шанс проскочить незаметно. Мой путь лежит на один из закрытых полигонов. Расстояние относительно немалое, но я рассчитываю добраться до темноты. Почему-то во мне вспыхнула твердая уверенность, что если моя самоволка пройдет гладко, отец перестанет чинить мне препятствия и, наконец, примет то, что я воин, бесстрашная. Однако в любые грандиозные планы имеют скверную привычку вмешиваться всякие враждебные представители застенья.
Обстановка в последнее время, конечно, оставляет желать лучшего. Разобравшись с недовольными, мы думали, что победили, да вот не тут-то было. Оказывается, они просто растворились в окружающем наш город пространстве, более того, как выяснилось, безупречные, которые завязали эту войну, все также находятся среди них. Вот уже десять лет, мы вылавливаем их, отслеживаем, чаще всего успешно, но… это кажется будет бесконечно. Мы не знаем пределов мира, а летные конструкции пока не могут летать на достаточно большие расстояния, не хватает топлива. Те «пилигримы», беспилотные аппараты, которые были разосланы во все концы земли, все равно не давали полной картины, только жалкие крупицы информации, помогая нам эффективнее организовывать жизнь в городе.
Люди, оставшиеся за стеной, те самые недовольные, безупречные и прочие, отбившиеся от основного общества, не пожелавшие присоединиться к общине, пытались выжить самостоятельно, сбиваясь в группы и выживая кто как может. Безупречные в основном обнаруживаются на мобильных базах, которые передвигаются по пустынным землям, и стараются не заходить в леса, где их можно просто вычислить по оплавленным стволам. Другие люди стали жить воровством и мародерством наших и заброшенных баз, и полигонов, других городов, которых в застенье оказалось очень много, а также нападением на караваны с продовольствием, когда из Чикаго оправлялись продукты на полигоны и базы. Этих мы называем стервятниками, они не гнушаются и убийствами, поэтому, будучи пойманными, немедленно приговариваются к расстрелу на месте.
Но есть и другие, те, кто просто старается жить в застенье, как-то справляясь со скримменами, организовывая свой быт в заброшенных городах и деревнях. Живут тем, что обменивают то, что находят в других городах или еще где, на продукты и передатчики от зверей, теплую одежду, обувь. Их мы называем кочевниками. Они тоже грешат грабежом, но никогда никого не убивают, стараясь украсть незаметно или нагло, но при этом сбежать. И если со стревятниками все понятно, то кочевники до сих пор вызывают
споры. Одни говорят, что их надо истреблять, как и всех, кто не хочет жить в Чикаго и по Чикагским законам. Другие считают, что их нужно признать независимым обществом и ввести свои правила общения с ними… А сами кочевники на нас класть хотели, и делают так, как считают нужным.Мы частенько сталкиваемся с ними на вылазках, они что-то типа изгоев, как в старые времена, вроде и не приносят особенного беспокойства, но отслеживать и разбираться иногда с ними приходится… Частенько, они пробираются в город, чтобы поживиться чем-нибудь для своей общины — батарейками, топливом, продуктами-суррагатами, которые можно выменять на что-нибудь. И конечно, оружие и патроны, которые сейчас ценятся выше всего в застенье. Если ты стервятник или кочевник и у тебя есть автомат, то ты будешь там на коне. А если останешься без оружия — то сам понимаешь где… И конечно, на пути одинокого путешественника могут возникнуть любые преграды, поэтому дорогу я выбираю не самую объездную и запущенную — завалы и изрытые канавы никто не отменял, а внедорожник не драгфлай, способный их просто перелететь, и даже не драгстер…
Похоже, мне сегодня везет, на своем пути я не встретила никого, правда, пришлось изрядно поколесить, объезжая непроходимые места по пустыне. И, несмотря на то что в течение часа я ехала как на ладони, сюда редко забредают отшельники, места тут болотистые и делать им тут совершенно нечего. Тяжелым машинам тут не проехать, а маленькие никого особо не волнуют… Однако… Ровно с тех пор, как я оказалась на открытом пространстве, меня не оставляет ощущение, что за мной следят. Списав все это на нервы и мнительность оттого, что я ввязалась опасную игру, я продолжала движение, зорко оглядываясь по сторонам, но так никого и не обнаружила.
Ближе к вечеру я добираюсь до лесной просеки. Ветерок гоняет прошлогоднюю листву, бурелом и какой-то мусор по дороге. Тихо, ни души. Вот пересеку ее без форс-мажоров, а там и до полигона миль 20 останется. Уши у меня, кстати, горят огнем, кажется, мою диверсию уже рассекретили… Интересно, отец просто станет громогласно читать мне нотации и воспитывать, или аж за ремень, впервые за двадцать лет схватится? Но как только дорога делает крутой поворот, из моей головы вылетают все мысли о предстоящем наказании, а с языка срываются неприличные выражения. Что-то резко бросилось под колеса, и я едва успеваю вывернуть руль, чтобы избежать столкновения, зацепив левым бортом кусты на обочине. Вот же ж fuck… Колеса слегка заносит, я бью по тормозам и внедорожник послушно замирает. По спине ползает неприятный холодок…
Что делать-то? Посмотреть что это было, или чесать во все лопатки дальше, как ни в чем ни бывало? Последнее было бы правильнее, но что если я сбила выскочившее на дорогу животное или скриммена? Придирчиво прислушиваюсь к собственным ощущениям — никакого воздействия. Ох, не нравится мне все это, черт подери! А вдруг это ловушка? Пистолет уже отдает тяжестью в моей ладони, осматриваюсь. Вокруг ни движения, ни звука, только птицы пересвистываются среди ветвей.
Выхожу, оставив дверцу приоткрытой, чтоб в любой момент быстро нырнуть в салон, и решаюсь все-таки глянуть, если б это была засада, давно бы открыли огонь. Но возле машины ничего и никого не обнаруживается. Наверное, и правда животное… Обойдя ее вокруг, приглядывая за обочинами, залезаю обратно. Сунув ствол в кобуру, завожу мотор, а потом в мой затылок упирается дуло пистолета. Охрененно! Прелесть-то какая, еб*нуться можно!
— Тихо! Не дергайся. Держи руки на руле так, чтобы я видел, — раздался мужской голос, и вселившаяся вчера в мое тело анархистка, завалилась в глубокий обморок, оставив меня одну разбираться с безбилетным зайцем. Ну, твою мать, идиотка! Сама облегчила ему задачу. Небось закатился под внедорожник, а пока я нарезала вокруг него хороводы, нырнул в гостеприимно открытую дверку и притаился в салоне. Ненавижу тихушников, бл*дь! — Я тебя не трону, но мне нужна твоя машина.
— Вот это заявочки, мне она, кстати, тоже нужна, — понемногу приходя в себя, порадовала я угонщика, рассматривая его в зеркало заднего вида, и все еще пыталась понять, что происходит. Этот мужик должен был меня убить. Или не должен?