В рай с пересадкой

Рожков достал из папки яркий туристский проспект и продолжал:

— Вот послушай. Здесь растут вечнозелёные субтропические растения, цветут плодородные равнины, текут стремительные горные реки, белоснежным прибоем шумят живописные берега Чёрного моря. И над всем этим солнце. Много солнца. Океан солнца. Понял? И все это — Грузия. Солнечная Грузия. Чем не рай.

— Рай для глаз и чистилище для кармана, — проговорил Селезнёв.

— Чего-чего? — не понял Рожков.

— Да ничего. Это я так. Просто где-то слышал такие слова.

— Так ведь мы поедем с тобой не дикарями, а в фирменном туристском поезде. Никаких тебе особых забот. Сиди, лежи, читай, гляди в окно. Накормят, как дома, обо всём расскажут, всё покажут. Отдохнёшь на славу.

Селезнёв всё ещё раздумывал.

— Это надолго? — спросил он.

— Нет. Дней десять — двенадцать. Хватит развеяться. Я, Иваныч тебе честно скажу: вот когда туда приезжаю, то обо всём, что здесь есть, забываю начисто. Нет для меня ни работы, ни жены, ничего другого прочего. Ну, поедешь?

— Да в Грузии надо бы мне давно уже побывать.

— Ну, тогда лады.

— Какой хоть маршрут-то? Куда повезут?

Рожков подошёл к большой карте, висящей на стене.

— По всему Кавказу. Тбилиси — конечный пункт железнодорожного маршрута. А там поедем по Грузии на автобусах. Куда повезут — на то не наша воля. Знаю только, что до Тбилиси поедем через Махачкалу, Дербент, Баку. Это всё побережье Каспийского моря. Так что всего насмотришься. Ну, решай! Записываю?

— Пиши, — согласился Селезнёв. — Да, вот её что, Никанорыч.

— Чего?

— Запиши туда же и Кольку Смирнова. У него отпуск скоро. Страдает парень. Пусть развеется.

— Хорошо… Только ведь он… это…. говорят, поддаёт на каменку-то.

— С нами не будет. Не дадим разгуляться. Пора ему и за ум браться. Хоть отпуск по-человечески проведёт.

— Я ему всё передам, Сергей Иваныч. Но и ты поговори, предупреди.

— Поговорю… Ну, а теперь давай разбираться с твоим списком.

И Селезнёв взял бумагу, которую положил перед ним Рожков.

Небольшой светлый автобус ранним солнечным утром выехал из райцентра по асфальтовой дороге. Позади него остался городок с редкими белокаменными церквушками, густой зеленью садов и огородов, с новыми многоэтажными домами. Дорога шла с увала на увал. По сторонам её поля, луга, перелески. Порой даже казалось, что автобус плывёт по зелёным волнам холмов и полей, как белый корабль по морю.

В автобусе ехали туристы. На одном из задних сидений устроились Селезнёв и Рожков. Настроение у всех приподнятое и на передней площадке два молодых небрежно и ярко одетых человека в кепках с длинными и узкими козырьками пытались подвигнуть пассажиров на песню. У одного из парней была гитара и он давно уже ударял по струнам.

— Ну, что, споемте, друзья! До областного центра долго ехать, — предложил громко тот, что был без гитары. — Я начну, а вы за мной. Только дружно… Витёк, давай.

Второй парень ещё громче ударил по струнам и задёргался телом в такт музыки, а первый запел одну из тех пустых песен, в которых нет ни поэзии, ни смысла, а лишь примитивный набор слов:

«Время летит быстрее ракет

Люди ярче комет,

Все мы сегодня спутники солнца

Каждый из нас поэт»…

Но песня эта была так не к месту, что все пассажиры неловко молчали. Они не поддержали певца, и он закончил петь.

— Не прошибло. Во, темнота, — сказал он гитаристу и обернулся к пассажирам. — Чо, слов не знаете? Ну, тогда споём другую. Я запою, а вы только припев. Хорошо? Витёк, давай.

Витёк опять завыгибался.

— Во дают, — покачал головой Рожков и спросил Селезнёва. — Откуда они? Кто такие?

— Не знаю. По-моему нервнобольные. Из дурдома, видно, сбежали.

— Похоже, — согласился Рожков. — А может из районного ансамбля «Кошкодёры».

А парень пел, вернее, кричал, надрываясь:

«Все отболит, и мудрый говорит

Каждый костёр когда-то догорит.

Ветер золу развеет без следа.

Но до тех пор, пока огонь горит,

Каждый его по-своему хранит.

Если беда и если холода.

Раз ночь длинна — жгут едва-едва

И берегут силы и дрова»…

Допеть доморощенному певцу не дали даже до припева.

— Хватит, хватит! — раздалось по автобусу. — Давай что-нибудь общее!

— Про любовь давай!

И тут вдруг кто-то из женщин звонко запел:

«Ох, полным-полна моя коробушка,

Есть в ней ситец и парча

Пожалей, душа-зазнобушка,

Молодецкого плеча».

Повтор и следующий куплет подхватили уже все пассажиры автобуса и грянула во всю свою удаль и ширь всем знакомая и родная русская песня. И слышно её было далеко окрест.

«Цены сам платил немалые,

Не торгуйся — не скупись,

Подставляй-ка губки алые,

Ближе к молодцу садись».

Парни на передней площадке сели, презрительно ухмыляясь и переговариваясь…

— А что-то Кольки не видно, — забеспокоился Рожков.

— Никуда не денется. Вон сзади едет в сопровождении своего начальства.

Рожков глянул в окно и увидел грузовик, который мчался вслед за автобусом. За рулем сидела серьёзная Клавдия. Не менее серьёзным рядом с нею восседал и Колька.

— Арестован Колюха, — сказал Рожков.

— Скоро освободится. До города уже немного осталось.

Туристы пели песню.

На привокзальной площади областного центра была обычная суета: множество людей, машин, стоянка такси с пассажирской очередью. Мимо площади по широкому проспекту шли троллейбусы, грузовики, автобусы… Вот один из них свернул на площадь и остановился недалеко от здания вокзала. Из автобуса вышли туристы с чемоданами и сумками. Их встречала миловидная девушка — представитель экскурсбюро.