В режиме отладки
Шрифт:
«Зато слова своего дворянского не нарушил, — со злостью подумал Эрвин, — тайна замок не покинет… и не покину его я, посвященный в нее».
— …ты гадкая, противная всему живому, бездушная тварь! — напутствовал его светлость ведомого на смерть некроманта. И больше не называл его «сударем».
Надо сказать, что способ расправы с Эрвином барон выбрал с некоторой толикой ума — хотя бы потому, что догадался не рубить ему голову, не жечь на костре и не совершать иных, подобных глупостей. Некромант вспомнил историю с Гидеоном, собратом по цеху: того злые глупые горожане просто-напросто
Что ж, барон поступил осмотрительнее — потому как большая часть Тьмы, обременявшей Эрвина, должна была сгореть на солнце. А заодно и зажарить живьем самого некроманта, лишенного привычной защиты в виде плаща и очередной порции зелья. Медленно сгорев изнутри, к полудню Эрвин должен был оставить после себя лишь пару костей и горсть пепла. Остатки Тьмы, скорее всего, разнесет ветром по окрестности… и очень скоро местных жителей будут тревожить недород, падеж скота, а может даже и восставшая нежить.
Как вариант, Тьма осядет в самом замке — на правах проклятья, и превратит его в одно из тех мест, куда по своей воле осмелится заглянуть разве что завзятый авантюрист. Лично Эрвину более вероятным казался именно такой исход; тем более что в замке он уже, своею же рукой поселил нежить. А такова уж природа нежити, что жизнь рядом с собой она не переносит. Никак.
Кромка солнца едва показалась над горизонтом, когда голос, грубый и басовитый, отвлек некроманта от безрадостных размышлений.
— Эй, трупоед, — обратился к нему немолодой и дородный мужчина в форме баронского ратника, но с офицерскими нашивками, — я капитан Орвальд, командир стражи этого замка.
— Не могу сказать, что очень рад знакомству, — грустно усмехнулся Эрвин.
— Да мне плевать! — гаркнул капитан, — у нас беда… с той тварью, которую ты пробудил. Она загрызла его светлость… и совсем разбушевалась, дрянь такая! Добро, мы в баронские покои двери завалили… да только не знаем, надолго ли хватит. Опять же сам барон… вдруг он тоже таким же станет. Я слышал, быть буйной нежитью — это заразно.
— Возможно, — равнодушно ответил некромант, — только вот при чем здесь я? Во-первых, я ведь привязан… по приказу вашего хозяина. Во-вторых, что я могу сделать без своего снаряжения? И, в-третьих, если капитан слышал о некромантах, он должен знать: мы задаром не работаем.
— Да хорош ломать комедию, трупоед! — Орвальд погрозил ему увесистым кулаком, — хозяин сдох, а значит сдохли и его приказы. Снаряжение твое мы вернем, не боись… а насчет платы скажу: ты не продешевишь в любом случае. Ибо цена за избавление нас от этого отродья — твоя трупоедская жизнь. Или, по-твоему, есть что-то ценнее?
— Нет-нет, — поспешил согласиться Эрвин, — такого не знаю. Так что цена ваша меня вполне устраивает.
17–22 сентября 2012 г.
Беглянка
И в прежние времена не были такой уж большой редкостью дома и подъезды, на которые словно порчу кто навел… или карму подпортил напополам
с аурой. Узнать такие легко, и с первого шага: стены в них обильно исписаны бранью, веревками висельников спадают с потолков провода, а найти целый почтовый ящик и не продавленную или не прожженную сигаретой кнопку в лифте еще труднее, чем попасть в муху из пулемета. Да и сам лифт выглядит так, что ехать в нем поостережешься.Картину общей неустроенности, прямо-таки враждебности такого дома ко всему живому, обычно довершал запах. Вернее, жуткий коктейль из табака, несвежей пищи, а временами и нечистот. Не в силах покинуть замкнутое пространство, со временем он только усиливался, и, встречая всякого входящего уже на пороге, иного мог даже заставить повернуть вспять. Кого-то непривычного: не прожившего здесь хотя бы год.
А кто прожил… о, эти люди были по стать своему дому. Гармонично его дополняли — все эти пьяницы и хулиганы, сварливые старухи и дети с угрюмыми не по годам лицами.
Так было в прежние, довоенные, и куда более благодатные времена. Почти в золотой век… А теперь даже в столице чуть ли не каждый дом отмечен печатью упадка; не стал исключением и тот, в котором обитал Радван. А к прежним признакам неблагополучия успели присоединиться и другие: например, неработающие уличные фонари или половина лестничных площадок, завсегда погруженных во тьму. Ну и наконец, мусор, редко бывающий убранным и потому все чаще громоздящийся поверх баков. Днями и ночами возле него суетились, лениво переругиваясь и растаскивая на трофеи, целые стаи бездомных собак.
И это в столице! Не говоря уж о прочих городах и весях.
Стоило, впрочем, признать: даже гражданская война и последовавшая за ней новая эпоха принесли не одно только зло. Были и плюсы. Во всяком случае, во дворе и рядом с подъездами стало заметно меньше машин… по крайней мере, целых и оттого бывающих очень шумными. Почти исчезли, как когда-то динозавры, любители ночных прогулок. Поспособствовал тому комендантский час… а также страх перед теми, кого не останавливают никакие запреты и никогда. Вполне такой разумный и естественный страх.
Вот потому с наступлением темноты и двор, и улица враз пустеют и затихают. Так что заметить тощего типа, нарушавшего это правило, Радвану не составило труда. Тощего долговязого парня с головой, закрытой капюшоном куртки. Он сидел на единственной во дворе уцелевшей качели… и лучше бы курил. Или портил здоровье иным, еще более эффективным способом — благо, внешность к тому и располагала. Тогда Радван мог бы вовсе не обращать на него внимания, мысленно перепоручив подобный люд заботе полиции.
Но нет: долговязый тип лишь сидел, потихоньку раскачиваясь да поглядывая по сторонам со столь же равнодушной вялостью. Однако, приметив идущего к подъезду Радвана, мигом соскочил и зашагал следом.
Уже внутри, пройдя пару пролетов, Радван мельком глянул вниз. Тип в капюшоне бестолково потоптался возле лифта — исключительно для проформы и даже не удосужившись нажать кнопку вызова. После чего неторопливо двинулся вверх по лестнице.
«Ну-ну, — хмыкнул про себя Радван, — шпион хренов: даже школяры из «сынов полка» маскируются лучше!»