В Россию с любовью

Ах да, первый тост говорится после третьей перемены блюд. И говорит его самый уважаемый на банкете гость. А я что, разве не так сказал? Я ж так и заявил: «Посидели немножко, потрындели, потом ещё чуть, а потом даём слово кому-то из гостей». «Что значит кому-то? Господин учитель, ну, они у нас как сидят? Первые — ближники, самые доверенные, самые-самые. А дальше по убывающей. Как у наших пра-пра-прадедов дружина пировала, ничего ж не изменилось. Вот в том же порядке и тосты кидают…»

— Ваше высочество, я разочарован в вас, — покачал головой Романов. — В целом то, что вы говорите, правильно, ваша внутренняя память подсказывает правильно. Не помня правила этикета, вы выдаёте их как усвоили на подсознательном уровне. И это хорошая новость, — повернулся он к Ольге. — Но царевичу не пристало оперировать такими понятиями… — снова ко мне. — На грани с бранными словами.

Я на это лишь пожал плечами — сказал — и сказал. Не нравится — не спрашивай. Я нарцисс, царевич, а ты — холуй и 3,14до… Хмм… Просто мой учитель и должен терпеть.

И тем не менее, это и правда хорошая новость. Память принца, условно назовём её подсознательной, никуда не делась, осталась в этой башке. И я могу ею пользоваться.

После этикета, где Машка больше стояла рядом и смотрела, правда, в отличие от Ольги использовалась мною и учителем как манекен-тренажёр, шла задумчивая. У нас был перерыв в пол-часа чтобы перезагрузиться и переодеться — ибо этикет мы отрабатывали в соответствующем антураже: я в парадном камзоле, она в бальном, пусть и уже ношеном однажды платье. Про платье мне чуть ли не с момента пробуждения ликбез прочитали: царевна не может надеть два раза одно и то же! Каждый бал, каждый приём платье должно быть новое. Куда они потом их девают — девчонки не сказали, пожали плечами, но шкаф у Машки хоть и занимал целую комнату по соседству со спальной, но всё же не мог вместить всё, что она надевала за сознательную жизнь.

— Пошли, поможешь переодеться…

Забрались в её комнату. Наши комнаты рядом, у неё своя почти такая же, как моя, только зеркальная планировка. А, ну и окна выходят не на башню, а на стены, за которыми видна гладь Москвы-реки, и одетая в гранит набережная святой Софии. Что можно сказать о комнате девчонки… Уютно, ничего не валяется, не разбросано (кстати в отличие от Жени, у которой шмотки на кровати и креслах, а косметика на столике просто грудой, как попало). По косметике — самая малость, рано ещё, не созрела. Спала она тут редко, как понял, они с царевичем ночевали то у неё, то у него по очереди. Сейчас стабильно у него, то есть меня, но не сказать, что я тут не частый гость. И нет, не надо пошло думать — вообще никакого сексуального подтекста, даже намёка. Они просто вместе спали с самого рождения. А ещё вместе купались и душ принимали — тоже бывало.

— Оля говорит, одну без другого оставляешь — оба плачут. Кладёшь рядом — сразу оба замолкают, — просвещала она меня после первых заданных на эту тему вопросов.

— Я очень хорошо чувствую идущее от тебя тепло, — сказал я. — Я в нём купаюсь, как поп-звезда в лучах славы.

— Это ж замечательно! Раньше, ну, до этого, ты так никогда не говорил. Говорил, просто, что я тёплая. А кто такая поп-звезда? Звезда с широкой попой?

Понятие «звезда» тут есть, и означает раскрученную диву. Говорю как музыкант, меня оной звездой сделать как раз и пытаются, так сказать дать мальчонку приемлемую дорогу в будущее. Не министром в приказ же отправлять! Мальчика в министры не надо, не по местным понятиям. А ещё папаня мой — звезда, причём уже состоявшаяся, на ниве художеств. Реально устраивает выставки в различных картинных галереях по всему миру, и его активно покупают. Так что у меня есть таланты в генах, пусть и не к художествам.

Меж тем Машка повернулась ко мне спиной, и я принялся расшнуровывать ей платье. Нормальные, обычные платья, именуемые «домашними», помощи не требовали, застёгивались нормальным рабочее-крестьянским образом. И пипл за кремлёвской стеной такие поголовно носил — меня хоть и не выпускают в город, но я обошёл всю стену, и приспособился следить за подданными мамочки с биноклем в руке. Любимая позиция — верхняя площадка Никольской башни, с видом на главную площадь страны Советов, называвшейся Красной за века до её появления. На этой Красной площади нет ГУМа, но возвышается не менее грандиозное, правда чуть пониже, строение, под названием «Красные торговые ряды». С таким же статусом, как в памяти «я» — место, где затовариваются баснословно богатые. То, что этот «ГУМ» делится на Княжеский, Боярский и Купеческий ряды — просто названия, смысла не несущие. Нет, не был, не выпускали, но память царевича не спит, и всё чаще выдаёт мне перлы из его жизненного опыта… Чему я радуюсь, правда, в голове от этого каша. Например, смотришь со стены в районе Глухой башни, а мавзолея тю-тю! Нету! Васька есть, как бы ни ещё более красивый и величественный. И самый цимес — ДЕЙСТВУЮЩИЙ!!! А ещё нет Исторического музея. Вместо него серое невзрачное по сравнению с Васькой и Рядами здание Земского приказа. А в остальном всё также, и люди те же, и даже машины похожие — полный разрыв шаблона.

А со стороны Свибловой башни, правда из моих окон не видно, буквально в нескольких сотнях метров возвышается красивый белокаменный пятиглавый собор с массивным профилем, самый большой, кстати, в стране, за которым начинается существующее и тут бульварное кольцо. Нет, не Храм Христа Спасителя, отнюдь. А пипец как похожий на него Храм Святой Ксении Спасительницы. Первой полноправной царицы на троне (как самостоятельной царицы, а не жены царя), первой Годуновой на троне, дочери царя Бориса-мученика, основателя династии и единственного в ней правителя-мужчины, и… Первой одарённой, сообразившей, что можно тупо собрать всех женщин Москвы, получивших оную одарённость буквально совсем незадолго до, и вот так, скопом, без оружия, выйти в поле и навалять войску Мнишеков и клятвоотступников (это цитата) во главе с Гришкой Отрепьевым, подошедшим к Москве. Мужиков тогда, после пролёта кометы, было ещё много, пипл был не в курсе грядущего удара по рождаемости из-за грядущего же перекоса полов, но у женщин по всему миру уже прогрессировала одарённость — они буквально за несколько лет стали сильнее и научились пуляться фигурами, тогда ещё простыми не такими мощными, как сейчас, но уже достаточно смертоубийственными, чтобы поразить пикинёров, мушкетёров и прочих рейтаров, господствовавших в армиях мира. Россия стала первой, где женщины показали силу и пришли к власти, предотвратив заодно Смутное время. Нет, оно всё же случилось, и после разгрома Отрепьева (здесь его никто не называет Лжедмитрием — не заслужил такой чести), и в хрониках его описывают сурово — я заморочился, как начал ходить, прочитал историю первым делом. Но вот урон страна понесла куда меньший, чем в памяти «я». А значит и после его окончания страна стала развиваться куда быстрее и увереннее. И стала бы сверхдержавой в отличие от… Если б не женщины у руля, которым в отличие от мужчин это было не нужно. Нет войны, есть что пожрать — и ладно. Тем более, в соседних странах у власти оказалось такое же бабьё, с той же философией и тем же присущим женщинам от природы пацифизмом. Как говорится в старой шутке, если всеми государствами будут управлять женщины, войны в мире прекратятся, вместо этого будет много-много стран, которые друг с другом не разговаривают. Примерно так сложилось здесь после бурного начала XVII века, когда пролетела эта дурацкая комета, через хвост которой и прошла Земля, после чего всё и началось. Но об этом позже.

— Саш, в чём дело?

Машка стащила платье, которое упало на пол, и выступила из него ногами. Память «я» говорит, что корсеты какая-то умная женщина разделила на лифчик и трусики аж только в начале XX века, вроде как во время Первой мировой. Подробности «я» не помнит, спасибо и этой информации. А здесь ввиду отсутствия мужиков бабам, видимо, не перед кем было выворобушкиваться, выделяя талию и грудь, и разделение произошло куда раньше. И тонкий кружевной Машкин лифчик ей безумно шёл, несмотря на то, что поддерживать ему, кроме толстых поролоновых вставок, было нечего. Ну, почти — кое что уже проклёвывается. Трусы в воображении, видно тоже от «я», рисовались тонкими полосками, но в реале они были широкие, массивные, удобные и тёплые, эдакие мини-шорты, но смотрелись тоже красиво. Расстегнул ей и застёжку, лиф она скинула, после чего стянула трусы, и, не стесняясь, принялась вертеть в руках то, что приготовила, предварительно разложив на кровати.

— Что? — недоумённо подняла глаза, видя, как я завис, разглядывая её ещё девичье, но уже формирующееся тело.

— Смотрю. Думаю, какой ты у меня красавицей станешь через пару лет. Туда-сюда и замуж.

— Ага, если маменька пару подберёт, — скривила она мордашку.

— Тебе — подберёт! — хохотнул я.

— Я не хочу быть второй или третьей! — фыркнула она, надевая другие труселя, чутка попроще на вид, но тоже смотрящиеся неплохо. Разве что без кружевных оборочек.

— Тебе — точно это не грозит, — повторился я. — Всё же царевна. Царевны только первые.

— Но то, что придётся брать вторую и третью жену… — Тяжёлый вздох. — От этого не спасёт даже то, что царевна.

— Ага, только царица может себе позволить не иметь других жён.

Я немного врал. Не столько царица, сколько любая глава любого сильного рода. По крайней мере княжеского, по боярам там уже варианты. Боярышни сами берут для своих мужей «младших жён», помощниц себе в делах, а главное, в качестве боевой силы, ибо приобретение безусловно лояльной сильной одарённой, принятой в самый эпицентр семьи, откуда предать род просто невозможно, значительно повышает шансы оной семьи на выживание. Особенно при жизни на границе, где постоянно идут перманентные войны «не разговаривающих друг с другом» стран. А вот княгиня — это княгиня, младшая жена ей уже может сильно помешать, ибо будет лезть в управление кланом. Откуда чужую попереть можно, а вот члена семьи — уже проблематично, статус пусть младшей, но княгини, не то, от чего можно отмахнуться. Так что маман у папика единственная жена, и это здорово — не ломает мне с моим «я» шаблон: одна мать, один отец, пусть и такое говно, как Карл Ульрих. Ибо память принца подсказывает, что в семье той же Вари Долгорукой четыре мамы, а ещё у неё восемь сестёр и аж два брата. И ещё одна мама на момент моего отруба была беременной. Она сама дочь второй жены главы семейства, не старшей, и такая хрень потому, что их ветвь — одна из младших, не главная княжеская. Я б в такой семейке точно чокнулся, да и она по-видимому неспроста около меня трётся, сбегая из дома в кремль ансамбль при любой возможности — подальше от того дурдома.

— Маш, разговор есть. Серьёзный, — тяжело вздохнув, принял я неизбежное. Надо прояснить позиции сейчас, пока есть время на раскачку. Через пару лет будет поздно.

— Да, Саш? Помоги. — Повернулась, чтобы я застегнул другой, более простой лифчик.

— Хоть мы и с детства вместе, и всё делаем и делали вместе… Но нас ждёт бум. Гормональный.

— Только не начинай! — скривилась она. — Я — твоя половинка. Твоя сестра-близнец. От которой у тебя вообще нет секретов. Как и у меня от тебя. Я считаю, самая большая проблема будет, когда тебя женят, а меня выдадут замуж. Я не представляю, как буду спать одна.

— А с мужем?

— К чёрту мужа! Подпитка идёт только от тебя. Может ты не замечаешь, но рядом с тобой я сильнее. Я могу создать фигуры, которые без тебя не получаются. Вдали от тебя я как… Как будто рук не хватает! Вроде есть, две, те же, а должно быть больше. Так что не говори глупостей — впереди куда большие проблемы, чем гормоны.

— Маш, это просто тело. Оно уже начинает бушевать, и станет только хуже. Пара лет, и я могу наброситься на тебя, не отдавая отчёта. Всё зная, понимая, просто…