В семье не без урода

– Ну и что? Какая разница, где и кем разработала схема! Важно, почему ее использовали вы. Может быть, она лучше других? Или проще?

– Генератор обладает исключительной стабильностью.

– Неверно. Такая простая схема не обеспечит высокой стабильности. Но, допустим, я ошибаюсь, докажите это.

Герасимов молчал. На миловидном лице проступили пятна.

– У меня больше нет вопросов, - сказал Зорин.

Он взял ведомость и, не колеблясь, поставил тройку.

В перерыве к нему подсел Бахметьев.

– Эка вы, голубчик... У парня в семестрах одни пятерки, пожалуй, с полсотни наберется, а вы ему всю обедню хотите испортить.

– Здесь не обедня, а защита дипломного проекта.

– Разве проект плох?
– вступил в разговор Оболенский.
– Читали, что пишет профессор Руденко? Наша кафедра рекомендует Герасимова в академическую аспирантуру...

– Проект хороший, - согласился Зорин.
– Поэтому я поставил три, а не два. Мы ведь оцениваем по совокупности и проект, и защиту. А защита...

– Вся рота шагает не в ногу, один поручик...
– обиженно фыркнул Оболенский.
– Мы все поставили пятерки, вполне заслуженные дипломником, лишь товарищ Зорин, придравшись к пустяку...

– Пустяк?
– Зорин почувствовал, что вот-вот взорвется, и больно стукнул об стол костяшками пальцев.
– Скажи он честно "не знаю", так нет... Наука, видите ли, не установила! И схему выбрал, чтоб безошибочно, а в чем ее достоинства и недостатки, разобраться не соизволил. Пятерки в зачетной книжке заслонили от вас главное...

– Сан Саныч, вас к телефону!

Зорин возвратился минут через пятнадцать. В коридоре толпились студенты и новорожденные инженеры: сейчас они болели за своих друзей. Все взволнованно разговаривали. Возникали, чтобы тотчас раствориться в общем гуле, отдельные возгласы.

– А как он его... А он...

– Слушайте, слушайте, что скажу...

– Вовремя вернулись, голубчик!
– встретил Зорина Бахметьев.
– Это, кажется, по вашей части.

Перед комиссией стоял "Любознайкин". Он только что закончил доклад.

Зорин раскрыл папку с пояснительной запиской. Криво бегущие уродцы-буквы, неряшливые, размазанные рисунки, многочисленные отпечатки пальцев, способные привести в восторг дактилоскописта. Казалось, автор проекта не подозревал о существовании циркуля: кружки на схемах были нарисованы от руки и по форме напоминали кляксы.

– Как вы допустили такой проект к защите?

Гудков развел руками.

– Понимаете, мы... я...

– Неприятно, очень неприятно, - проговорил Оболенский.
– Но в семье не без урода... План выпуска, знаете ли, престиж кафедры.

– Итак, вопросы, - напомнил председатель.
– Прошу, товарищ Зорин.

– Подойдите ближе.

"Любознайкин" шагнул вперед.

– В этой схеме у вас ошибка. Найдите ее.

– Вот здесь, - последовал неожиданно быстрый и точный ответ.

– Еще одна схема. А в ней все верно?

– Нет, я забыл нарисовать емкость.

– Скажите, - перебил Оболенский, - каков ваш личный творческий вклад... Рациональное зерно...

– Антигравитатор. Я придумал антигравитатор, - оживился "Любознайкин".

– Антигравитатор? Что еще такое?
– недоуменно воскликнул Оболенский.

– Да я покажу, у меня макет сделан. Одну минуту... Сережка, неси! крикнул "Любознайкин" на всю аудиторию.

"Ну и макет...
– подумал Зорин.
– Нарочно так не спаяешь, вкривь и вкось... Все наспех, на живую нитку... А сверху, похоже, крышка от кастрюли..."

– Сережка, тяни шнур, включаю!

Запахло паленым, из макета повалил дым.

– Вы свободны, - ледяным тоном сказал Бахметьев и, повернувшись к Гудкову, понизил голос: - Не понимаю, профессор... Чтобы на вашей кафедре... Ой, что это?

Крышка от кастрюли взмыла вверх и, едва заметно покачиваясь, зависла под потолком.