В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
В середине января англичане покинули Кашгар; поезд их, состоявший из четырех больших, убранных коврами арб, представлял очень живописную картину. В Черчене Литледэль снарядил большой караван, с которым и прошел Тибет с севера на юг.
Наступило и русское Рождество, 12 днями позже нашего, и консульство снова ожило. Казаки утром в первый день праздника разбудили меня заунывным пением, а у консула состоялся большой вечер.
Для меня было большой радостью найти в этот приезд в Кашгаре земляков. Миссионер Гёгберг прибыл сюда с женой, маленькой дочкой, одной шведской миссионершей и крещеным персом мирзой Жозефом. Со стороны миссионера было рискованно приехать с двумя дамами, так как магометане приняли их за его жен, и то обстоятельство, что мирза Жозеф женился затем на шведке-миссионерше, сильно и надолго повредило
Я охотно обошел бы молчанием все толки и неудовольствие, возбужденные этим браком, если бы случай этот не служил печальным примером того, как легко представители миссионерского общества иногда относятся к возложенной на них ответственности. В заключение несколько слов о самом миссионерстве. Репрессалии европейских государств в ответ на убийство в Китае миссионеров, по-моему, большая несправедливость, потому что раз миссионеры отваживаются на такое рискованное дело, они сами и должны нести за то ответственность и быть готовыми на все случайности. И разве возможно распространять христианство с помощью казней и кровопролития? Враги христианства, еще со времен Нерона, старались подобными средствами противиться распространению христианства и то тщетно, само же христианство никогда не нуждалось в помощи насилия. Правда, за смерть миссионеров мстят не как за смерть христиан, а только как за смерть европейцев, но насилие и кровопролитие во всяком случае отзовутся неблагоприятно на результатах деятельности христианских миссионеров в Китае. Народы, стоящие на различных ступенях цивилизации, имеют и различные религиозные потребности, и кто же может утверждать, что китайцы или магометане созрели теперь для христианства?
А вот этого-то обстоятельства многие из современных, часто малообразованных миссионеров и не могут понять. Беря за образец первого миссионера, апостола Павла, они не раздумывают, что он трудился на почве, богато возделанной наукой и искусством, где человеческий дух уже созрел для воспринятия высшей религии, так как наиболее развитые классы общества уже стали сомневаться в старых богах. И если сравнить с результатами деятельности Павла результаты деятельности сотни тысяч миссионеров на протяжении новейшего времени, то первая воссияет еще большим блеском.
Причина громадной разницы между деятельностью Павла и современных миссионеров лежит, конечно, и в самом образе действий апостола. Он странствовал с места на место, подобно дервишам Востока, жил своим трудом, оставался неимущим и неженатым, что облегчало ему непосредственные сношения с народом и изучение чужих языков, а также делало его независимым от всяких миссионерских обществ, от доброхотных пожертвований и проч. Кроме того, он не прибегал ни к каким репрессалиям против гонителей христианства. Я еще ни разу не слыхал ни об одном миссионере, который бы в наше время следовал принципам жизни апостола Павла. Для этого нужна большая любовь к делу, истинное бескорыстие, готовность пожертвовать всеми благами цивилизации и комфорта.
Но даже если бы они и шли по стопам апостола, дело их не могло бы увенчаться таким же успехом по причине упомянутых религиозных и социальных препятствий, которые не должны никого удивлять. Для правоверного мусульманина посягательство на его веру со стороны самодовольного чужеземца представляется несправедливым, как посягательство на самое дорогое наследство, перешедшее к нему, мусульманину, от родителей. Главные азиатские религиозные учения не поддаются уничтожению. Духовные и социальные течения имеют в истории свое время и место, и отклонить их или остановить нельзя, как нельзя остановить прилив в море. Худы или хороши они, они непременно возьмут свое.
Что до наших шведских миссионеров в Кашгаре, я скажу, что все они необычайно солидные и достойные люди, с которыми очень приятно встречаться, что, к сожалению, бывало не часто, так как они жили за городом в жилищах, практически устроенных по азиатскому образцу. Гёгберг умно рассудил, что было бы опасно немедленно начать миссионерскую проповедь, и вместо того занялся изготовлением разных полезных предметов домашнего обихода и ремеслами, полезными для кашгарцев. Так, он сделал чудесную машину для обработки сырца, изготовлял прялки, мехи и т.
д. к большому удивлению и восхищению населения.Встречи с Гёгбергом и его женой всегда были мне приятны, так как и они, подобно другим миссионерам, с которыми я сталкивался, были очень любезны и гостеприимны И смотрели в будущее светлым взором. Нельзя не питать уважения к людям, которые убежденно борются за торжество своей веры.
XIX. В Марал-баши и Лайлык
В 11 часов утра, 17 февраля, я в сопровождении Ислам-бая, миссионера Иоганна и Хашим-ахуна выступил из Кашгара и направился на восток, в Марал-баши. Караван наш состоял из двух больших арб, на высоких колесах с железными шинами; каждую арбу тащила четверка лошадей. Первая арба, в которой ехал я с Иоганном, имела соломенный верх, а внутри была выложена кошмами; заднее отверстие туннелеобразного кузова мы также завесили кошмой, чтобы по возможности уберечься от дорожной пыли. На дно арбы мы набросали ковров, подушек и тулупов, так что сидеть было мягко и удобно, хотя экипаж наш и кидало по неровной дороге из стороны в сторону, точно лодку в бурю, а грохот раздавался такой, что впору было оглохнуть.
Владельцы арб также ехали с нами, и каждый экипаж имел, таким образом, своего возницу, который то шел пешком рядом с лошадьми, то примащивался на передке со своим длинным кнутом в руках и посвистывал. В другой арбе ехали Ислам-бай и Хашим; в ней же помещался весь мой багаж. Обе собаки наши, Джолдаш и Хамра, были привязаны сзади моей арбы.
С грохотом и скрипом повлекли нас арбы по большой дороге, вдоль левой стены города, к «Песочным воротам» — Кум-дервазе, откуда нам осталось еще почти два часа пути до Янги-шара. Там приключился с нами комический эпизод. Какой-то китайский солдат кинулся к нам и остановил лошадей, утверждая, что Хамра его собака. Нас вмиг окружила целая толпа зевак. Я велел вознице ехать дальше, но китаец кричал, жестикулировал и бросался плашмя перед колесами арбы, требуя свою собаку.
Пришлось пойти на компромисс. Порешили, что, если Хамра пойдет за китайцем, значит, она его, а если за нами — наша. Едва собаку отвязали, она стрелой кинулась по дороге вперед и исчезла в облаке пыли. Храбрый китаец остался с носом, и наградой за хлопоты был ему только всеобщий смех.
18 февраля, миновав несколько местечек, достигли мы Файзабада (обитель благодати), самого значительного пункта на тракте между Кашгаром и Марал-баши. День пришелся как раз базарный, и узкие улицы, наполненные пестрой, суетливой толпой, отличались необычайным оживлением. Сюда стекались жители всех окрестных селений, чтобы запастись всем необходимым на целую неделю.
По дороге мы также встречали и нагоняли множество пеших и конных людей с разными продуктами сельского хозяйства, с овцами, козами, курами, плодами, сеном, топливом, разной утварью и проч. На длинной базарной улице стоял шум и гам, толкотня и брань, слышались громкие выкрики торговцев. Там и сям мелькали женщины в больших белых тюрбанах с белыми чадрами, виднелись китайцы в голубых кофтах, пробивались сквозь толпу караваны ослов — настоящий муравейник.
Одна из моих арб в кашгар-дарьинских лесах
Файзабадский базар замыкается на обоих концах деревянными воротами, но самое местечко стенами не обнесено. Всего в нем, если считать и разбросанные кругом дворы, дворов 700–800. Большая часть населения принадлежит к сартскому племени; кроме того, здесь много дунган и небольшое число китайских поселенцев. Местечко производит хлопок, рис, пшеницу и проч., яблоки, груши, виноград, дыни, огурцы и разные другие овощи.
19 февраля. Вокруг нас расстилается ровная серовато-желтая бесконечная равнина, покрытая толстым слоем сухой, мелкой пыли (лёсса), которая взвивается столбом от малейшего дуновения ветерка и набивается повсюду, даже в шубы, в мешки, находящиеся внутри арб, и слоями оседает на их крышах. Чтобы защититься от нее, мы накрыли арбу парусиной от палатки; полы ее были спущены спереди настолько, чтобы не закрывать нам вида. Ехать по этой мягкой настилке мягко, точно по перине; колеса арб так и тонут в ней. Поэтому подвигаемся в наших тяжело нагруженных экипажах очень медленно.