В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
Но нигде не было и признака человеческого существования. Час за часом подвигались мы по густому тополевому лесу, продирались сквозь частые кустарники, шагали по кучам валежника и засохшего тростника, обходили барханы, которые порой подступали к самому берегу, окаймляя лесную полосу. Вдруг послышалось блеяние овец, и мы увидели большое стадо, рассыпавшееся в камышах, достигавших высоты человеческого роста. Тут наконец должны были найтись и люди. Мы принялись кричать и свистать, но никто не отзывался, никто не показывался.
Тогда все четверо людей разбрелись по лесу, а я остался ждать около верблюдов. Прошло с полчаса, и Ахмет-Мерген вернулся, ведя с собой пастуха и его жену. Оказалось, что они, испугавшись нашего появления, сломя голову кинулись в чащу и спрятались.
«Тебя как зовут?» — спросил я и услышал в ответ: «Гуссейн и Гассан!» Я был удивлен двойным именем, и пастух объяснил, что имя Гассан принадлежит, собственно, его брату-близнецу, живущему в Керии, но он, ввиду того, что они близнецы, пользуется обоими именами. Гуссейн сообщил также, что вдоль всего течения реки к северу идут расположенные друг от друга в значительных расстояниях стойбища пастухов, пасущих стада керийских баев.
Стада состояли из 300–2000 голов. Каждый пастух имел свой лесной участок, за пределы которого не имел права выходить. В этом участке он проводил круглый год, переходя с места на место и оставаясь на каждом от 10 до 20 дней, пока хватало подножного корму для стада. В распоряжении Гуссейна было свыше 13 агылов, или стойбищ, расположенных друг от друга в расстоянии двух дней пути.
Владелец стада проживал в Керии и наезжал в лес два раза в год, весной и осенью, для стрижки и счета овец. Вместе с тем он привозил для пастуха маисовую муку и прочее продовольствие на полгода. Сам же Гуссейн бывал в городе раз в два года, хотя город и находился от того пункта (Кочкор-агыл), где мы достигли реки, всего в 4 днях пути. Дальше по течению реки мы встречали пастухов, которые бывали в Керии всего раз в жизни; попался даже один такой, который, несмотря на свои 35 лет от роду, ни разу не бывал в городе и не мог даже представить себе, что такое город или базар.
В лесах Керии-дарьи проживает, таким образом, около 150 человек, живущих в своем особенном замкнутом мирке, вдали от проезжих дорог, от всякого начальства. Пастухи видят только своих ближайших соседей да баев, проезжающих в свои агылы, и поэтому крайне робки и полудики, настоящие лесные дикари. Они не знают и не умеют ничего другого, кроме как пасти стада, стричь овец, отыскивать для них хорошие пастбища, срезывать для них молодые побеги, доить их и вовремя отнимать ягнят от маток. Еще они умеют печь листовой хлеб, мастерить себе шалаши и рыть колодцы, когда река пересыхает или когда они со стадами заходят далеко от нее. Кетмень (заступ) и балта (топор) поэтому у них главные орудия. Топор они всегда носят за спиной, заткнутым за пояс.
В области Хотан-дарьи пастухи живут бобылями без жен и детей, которые остаются в Хотане, что меня очень удивляло. Но по Хотан-дарье идет торговый, хотя и не очень бойкий, тракт. Там ездят китайцы, и пастухи побаиваются со стороны последних слишком вольного обращения с туземными женщинами.
На Керии-дарье дело обстоит иначе. Тут не пролегает никакого пути, и пастухи живут здесь со своими семьями. Жизнь Гуссейна с женой — бездетной четы — напоминала своей уединенностью и простотой жизнь прародителей Адама и Евы, с той лишь разницей, что пастух и его подруга ходили с головы до пят одетыми в овечьи шкуры.
Относительно реки Гуссейн сообщил, что воды ее повыше Керии распределяются на множество арыков, которые орошают окрестные поля, вследствие чего самая река почти пропадает. Это-то обстоятельство отчасти и послужило причиной, что никому из путешественников, посещавших Керию (Пржевальский, Певцов, Громбчевский, Дютрейль-де-Рин, Литледэль), и не вздумалось сделать экскурсию вниз по реке. На картах все они, кроме Певцова, и показали ее течение чересчур коротким.
В июне и июле, когда снег и лед тают в горах Тибета, по руслу реки струится масса воды, но глубина ее все-таки так невелика, что повсюду найдутся места, где можно перейти реку вброд. Эта масса
воды не попадает в арыки и называется «ак-су», т.е. белая вода, так как происхождением своим обязана горным снегам и в противоположность «кара-су» — черной воде, которую приносят источники. Осенью вода в реке быстро спадает, а в конце ноября покрывается льдинами, которые громоздятся одна на другую, так что река кажется шире, чем есть на самом деле.Теперь река находилась как раз в таком периоде. Ожидали, что она тронется недели через три, если погода простоит ясная и тихая; иначе лед мог продержаться еще дольше. Во время вскрытия разлив воды причиняет иногда немалые опустошения. После того русло в течение нескольких месяцев остается сухим, так что пастухам приходится выкапывать колодцы. Одним словом, Керия-дарья отличается теми же свойствами, как и ее соседка, Хотан-дарья, но далеко уступает последней обилием воды и протяжением.
Гуссейн отправился к югу, мы к северу, держась русла, оставленного рекой шестнадцать лет тому назад; река проложила себе в трех километрах новое, по которому и течет на протяжении полутора дней пути. Итак, и эта река обнаруживает стремление переместиться к востоку.
Новый рукав проложил себе путь в бесплодном песке; вся растительность — леса и камышовые заросли остались около старого русла, питаясь грунтовыми водами. Но настанет время, когда корни уже не будут доставать до нее, когда песок возьмет верх и лес умрет, превратится в «кётек», какой нашли мы около развалин. Новое же русло обрастет мало-помалу молодым леском.
Отдохнув день, мы продолжали путь дальше на север. Теперь недостатка в проводниках не было, и нас постоянно вел через лес какой-нибудь пастух. Часто приходилось нам продираться сквозь такие чащи, где верблюды еле пробирались, а мне то и дело приходилось остерегаться, чтобы какая-нибудь ветка или сук не содрали с меня кожу.
30 января миновали место, где старое и новое русло снова соединяются. Река представляла здесь величественное зрелище; ширина ее превосходила 100 метров; лед местами блестел как зеркало, местами был слегка запорошен пылью. Атмосфера в течение десяти дней оставалась насыщенной этой тончайшей пылью, которую вздымают первые весенние ветры; она долго носится в воздухе, прежде чем опять осядет на поверхность земли.
Пыльные туманы в это время года — обычное, но малоприятное для пастухов явление. Пыль покрывает тончайшим налетом каждую былинку, и у овец, поедающих пыльную траву, начинает першить в горле. Пыль проникает всюду и покрывает все предметы. Желтые песчаные барханы становятся от нее белыми, и следы, оставленные на песке, бывают видны издалека, выступая темной линией.
1 февраля река явно выразила стремление завернуть к северо-востоку. У меня же был план пересечь всю эту часть пустыни Гоби с юга на север и попытаться достигнуть реки Тарим, поэтому я с некоторой тревогой наблюдал уклонение реки вправо. Быть может, чем дальше, тем оно будет сильнее; пожалуй, в конце концов река пойдет параллельно Тариму к Лобнору, но, разумеется, не достигнет этого озера! С каждым днем вопрос все обострялся: удастся ли наша экспедиция, или мы принуждены будем ввернуться обратно по собственным следам?
В этот день мы достигли области Юган-кум, вполне оправдывающей свое название: мощный песок. Высокие голые барханы отвесно спускаются здесь в реку. У южной же их подошвы простиралась степь, где мы снова встретили пастухов. Один из них проводил нас дальше, до лесной области Тонкуз-басте (Подвешенный кабан). Здесь проживали две пастушьи семьи, образовавшие настоящий лагерь дикарей вокруг костра, под открытым небом. Матери были окружены ребятишками, все одеяние которых состояло из распахнутого тулупчика. Поблизости лагеря паслось 300 овец. Еще имелся в лагере петух, три курицы, голубь и пара собак.