В сердце моем

– Напротив, облегчает, - возразил он резко.
– Скажите, пожалуйста, ваше имя.

Перед ним на столе лежала пространная анкета. Между печатными строками были заполненные точками полосы, быстрыми взмахами пера он заносил на них мои ответы и свое истолкование их.

Имя? Возраст? Место рождения? Женат или холост? Родители живы или умерли? Число членов семьи? Где живете - дома или в пансионе? Какова плата за пансион? Сумма недельного заработка? Велики ли расходы на проезд с работы и на работу? За множеством легких вопросов, на которые я ответил очень быстро, последовали вопросы более сложные, с тайным смыслом.

На основании своего опыта и в соответствии с научными источниками профессор Боггс пришел к выводу, что вопросы, ответы на которые могли многое обнаружить, следовало задавать в подчеркнуто дружеском тоне. Такого рода вопросы следовало перемежать полупризнаниями, говорившими о том, что имеется в виду явление, вполне распространенное, чтобы опрашиваемый служащий, успокоенный тем, что не один он страдает определенными слабостями, выкладывал их, не страшась последствий.

– Я полагаю, что вы, как и я, имеете обыкновение делить дни недели на хорошие и дурные, - сказал он.
– На любимые и нелюбимые. Я всегда по каким-то причинам недолюбливал вторник. А какой день вам особенно не по нраву?

Я вошел в кабинет с твердой решимостью ответить на все вопросы, как подобает совершенному со всех точек зрения клерку, но вдруг мне стало противно давать такие ответы. Как и большинство служащих, я не любил понедельник, знаменовавший начало новой недели за конторской стойкой. Образцовому же клерку надлежало - как мне казалось, - испытывать самое приятное чувство, возвращаясь на работу после проведенного дома воскресенья. С точки зрения профессора Боггса не любить понедельник - значило не любить свою работу.

– Понедельник, - сказал я.

– Почему?

– Потому, что в этот день я возвращаюсь на работу после воскресного отдыха.

– А какой день вы любите больше других?

– Пятницу.

– Почему?

– Потому, что это день получки.

– Гм...
– пробурчал он и, коснувшись анкеты промокашкой, продолжал:

– А чем вы увлекаетесь, есть ли у вас какое-нибудь занятие для души?

– Да, пожалуй. Люблю наблюдать за птицами.

– Наблюдать за птицами?
– Он был озадачен. В какой из разделов анкеты занести такой ответ? И что он вообще означает?

Помолчав немного, он сказал:

– А я увлекаюсь скачками. Бывали когда-нибудь на бегах?

– Нет.

Это был вполне удовлетворительный ответ. Служащих, бывавших часто на бегах, можно было заподозрить в наклонности к азартным играм. А это, как полагали профессиональные консультанты - "психологи", могло ввести их в соблазн и побудить растратить казенные деньги.

– Вы не играете в азартные игры?

– Нет.

– Интересуетесь спортом?

– Постольку-поскольку.

– Какой ваш любимый цвет?

– Голубой, - сказал я, несколько удивленный вопросом.

– Женщины всегда выбирают этот цвет, - сказал он и бросил на меня довольный взгляд, словно эту фразу он специально извлек из своего архива, чтобы сделать мне приятное. Такие вопросы включались специально для того, чтобы заставить опрашиваемого отвлечься в сторону и усыпить его бдительность, внушив ему, что и остальные вопросы столь же несущественны. Все это вызвало у меня раздражение.

– Далеко не все женщины, - заявил я твердо. Мне хотелось вступить с ним в пререкания. Слишком уж он был самодоволен. Его замечания обличали человека, стяжавшего себе репутацию знатока, благодаря умению убедительно произносить банальные истины, и я ждал, пока он извлечет на свет божий очередной афоризм.

Но тут он вновь обратился к первоначальному кругу вопросов.

– У вас, вероятно, немало друзей на фабрике.

– Да, у меня есть друзья.

– Поддерживаете ли вы дружеские отношения с кем-либо из рабочих за пределами фабрики?

– Да.

– Я полагаю, что у вас найдутся друзья, которые готовы будут, в случае нужды, одолжить вам несколько шиллингов до получки?

– У меня много таких друзей, но я никогда не нуждаюсь в деньгах и не беру в долг.

– Значит, заработок вас устраивает?

– Я могу прожить на него, не занимая денег.

Он продолжал опрашивать меня. Вопросы задавались с таким расчетом, чтобы выявить, чем я недоволен, как я провожу свободное время, способен ли я говорить сердито и резко с людьми, находящимися у меня в подчинении.

На все вопросы я отвечал отрывисто и сжато, не заботясь о производимом мной впечатлении.

Наконец опрос закончился. Он вложил заполненную анкету в портфель и поднялся с места. Я тоже встал.

– Минуточку, - сказал он, когда я направился к двери.

Я обернулся и стал ждать, что он скажет.

– Вы ведь хорошо знаете всех, кто здесь работает?
– спросил он. Его тон резко изменился. Он сошел с пьедестала и заговорил со мной, как с равным и притом так, словно мы были связаны каким-то секретом.

– Да, - ответил я.

– Так вот, - строго между нами, есть ли среди них люди нечестные, обделывающие втихую свои грязные делишки? Как, по-вашему, нужно кого-нибудь из них уволить?

– Нет, - ответил я.
– Лучшего штата не подберешь, и - что особенно важно - мистер Бодстерн это хорошо знает. Он хочет лишь получить подтверждение своих собственных оценок.

– Прекрасно, - сказал профессор. Неделю спустя мистер Бодстерн сказал мне, что он очень доволен отзывами о своих служащих.

ГЛАВА 7

Большая часть моего заработка уходила на плату за комнату, питание и проезд на работу и с работы. На покупку необходимых мне вещей оставалось мало. Неожиданно мне представился случай сократить свои расходы, и я не преминул им воспользоваться.

Должность ночного сторожа на фабрике занимал пожилой человек по имени Симпсон. Он был низкого роста, тучный, с больным сердцем. Каждое утро он докладывал мне о выполненной им ночью работе, и я должен был его проверять. Для этого имелся специальный опросный листок, вполне в духе Бодстерна, на котором были расписаны обязанности сторожа с указанием часов, когда надлежало ту или иную работу выполнить. Галочки, проставленные в каждой графе, означали, что работа выполнена:

проверить - заперты ли ворота;

зайти в кабинет и убедиться, что сейфы заперты;

осмотреть двор с материалами и задние ворота;

проверить краны и газовые конфорки;

обойти всю фабрику;

опорожнить корзинки для бумаг;

подкинуть угля в котел для отопления.

Список такого рода поручений заполнял целую страницу. Каждое утро я просматривал вручавшуюся мне сторожем бумагу, чтобы убедиться, что в каждой графе проставлена галочка.

Если же в графе с обозначением того или иного вида работ был пробел, я обязан был обратить на это внимание мистера Симпсона, тогда он в моем присутствии ставил в соответствующей графе галочку, после чего я клал листок в папку.