В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

Эстетическое явление, с одной стороны, обусловливает сам акт созерцания (в модусе категориальной определенности, которая не может быть прояснена в трансцендентальной эстетике), но, с другой стороны, принадлежит самому этому акту (в модусе интуитивной определенности). Именно интуитивная, или эстетическая, определенность должна быть прояснена в трансцендентальной эстетике. Если до сих пор речь шла об эмпирическом созерцании, то теперь необходимо совершить переход (который бы не противоречил принципам трансцендентальной эстетики) к чистым созерцаниям.

Следуя принципу второго ограничения, Кант исключает из области трансцендентальной эстетики то в эстетическом явлении, что относится к его материи, т. е. эмпирическое «многообразное» акта созерцания; устраняет из акта созерцания то, благодаря чему возможно всякое эмпирическое созерцание по содержанию. Такой акт созерцания он называет чистым созерцанием. Кант обнаруживает, что именно благодаря чистому созерцанию получают единство всякие эмпирические созерцания: «пространство есть не что иное, как только форма всех явлений внешних чувств, то есть субъективное условие чувственности, при котором единственно и возможны для нас внешние созерцания», [23] «время есть необходимое представление, лежащее в основе всех созерцаний». [24] Более того, чистый акт созерцания должен быть неограничен никаким созерцаемым: «первоначальное представление о времени должно быть дано как неограниченное» [25] Таким образом, чистое созерцание — это не что иное, как акт созерцания без созерцаемого. Чистое созерцание, во-первых, априорно, так как не зависит от своего созерцаемого, во-вторых, является формальным условием всякого эмпирического созерцания.

23

Кант И. Критика чистого разума. С. 52.

24

Там же. С. 55.

25

Там же.

Каким же образом Кант мог придти к трансцендентально — эстетическому горизонту? Канту необходимо было указать на то, что в эстетическом горизонте принадлежит самому эстетическому; открыть горизонт, который всегда сопровождает всякое явление (и в этом смысле всегда является нетематическим). У Канта были две существенные возможности тематизации этого горизонта.

Во — первых — возможность интуитивного определения априорных форм чувственности, однако такое определение предполагает наличие созерцаемого в акте чистого созерцания. Заметим, что такая интерпретация возможна как раз на основе классической феноменологии. М. Хайдеггер, интерпретирующий «Критику чистого разума» как попытку прояснения сущности человеческого знания на основе его конечности, как «метафизику конечности», [26] указывает на созерцаемое чистого акта созерцания:

26

Ср. следующее высказывание: «…в кантовской критике "догматической" метафизики Хайдеггер открывает идею метафизики конечности» (Гадамер Х. — Г. Истина и метод. М., 1988. С. 322).

Данное созерцаемое в чистом созерцании предстает предварительному обозрению непредметно и нетематично. Предварительно обозревается при этом единое целое, которое делает возможным структурирование множественного, как имеющегося наряду-с—, под— и за-. То, что созерцается в этом «способе созерцать», не есть просто ничто. [27]

Мы же лишь укажем, что в модусе интуитивной определенности возможно установить только то, что благодаря априорным формам чувственности всякое эмпирическое созерцание получает эстетическое единство; в этом смысле результатом первой возможной тематизации трансцендентально — эстетического горизонта становится следующий вывод по отношению к эмпирическому созерцанию: явление — это интуитивное определение чистого созерцания. Тем самым указанная нами первая возможность не может привести к открытию самих априорных форм чувственности.

27

Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики. М., 1997. С. 26

Вторая существенная возможность определения трансцендентально — эстетического горизонта — открытие такого созерцания, в котором сами пространство и время как априорные формы чувственности являются созерцаемыми. Мы используем здесь термин «созерцание» исключительно на том основании, что «изоляция» Канта запрещает дискурсивное определение пространства и времени: «пространство есть не дискурсивное, или, как говорят, общее, понятие об отношениях вещей вообще, а чистое созерцание»; «время есть не дискурсивное, или, как говорят, общее, понятие, а чистая форма чувственного созерцания». [28] Однако парадокс, на который можно указать, забегая вперед, заключается в том, что Кант в конце концов приходит именно к понятиям пространства и времени, несмотря на то, что они называются им чистыми созерцаниями. Тем не менее, следуя логике кантовского рассуждения, становится очевидной необходимость особого модуса созерцания, который привел бы к тематизации (причем не категориальной в чисто рассудочном смысле) того трансцендентально — эстетического горизонта, который изначально сопутствует всякому эмпирическому созерцанию, но всегда при этом остается в тени.

28

Кант И. Критика чистого разума. С. 51, 55.

Всякий эмпирический акт созерцания возможен только в том случае, если имеется конституирующий его акт чистого созерцания, благодаря которому становится возможным сродство актов созерцания; однако эмпирический акт созерцания и чистый акт созерцания имеют разную природу, поэтому созерцаемое первого не может быть полностью тождественно созерцаемому второго. Попять природу созерцаемого чистого акта созерцания означает понять природу самого этого акта. Кант дает указание на природу последнего, говоря о чистых созерцаниях как «первоначальных представлениях».

Итак, интересующий нас вопрос (что такое «явление» как производное акта созерцания?) может получить свое разрешение только следующим образом: «явление» само есть интуитивное определение чистого созерцания. В этом смысле «явление» принадлежит исключительно эстетическому горизонту, который возможен лишь в том случае, если человек вообще способен актуально осуществить описанную Кантом «изоляцию» чувственности от рассудка.

Статус «предмета» в дедукции чистых рассудочных понятии

Приступая к трансцендентальной аналитике, необходимо помнить, что, во — первых, рассудок есть «нечувственная способность познания», [29] следовательно, дискурсивная, а не интуитивная; во-вторых, рассудок есть спонтанность в противоположность рецептивному характеру нашей чувственности.

Проблема, стоящая перед Кантом в «дедукции чистых рассудочных понятий», может быть выражена следующими его словами: «каким образом получается, что субъективные условия мышления имеют объективную значимость». [30] Если данная проблема не может получить своего разрешения, то из этого следует, во — первых, невозможность познания a priori, а во — вторых, то, что имманентной сферой человеческого познания будет эстетический горизонт. Поэтому для положительного ответа на вопрос о возможности априорного восприятия «априорные понятия следует признать априорными условиями возможности опыта». [31]

29

Там же. С. 79

30

Там же. С. 95

31

Там же. С. 97

Целью «Дедукции» выступало не определение мыслящего в акте мышления, но определение последнего. Дедукцию чистых рассудочных понятий можно проинтерпретировать как ответ на вопрос: почему всякое опосредованное (отношение познания к предмету) есть именно мышление, а не что — либо иное. Сродство актов мышления становится возможным благодаря общей форме всех этих актов — вот тезис второй главы аналитики понятий. Хотя сам тезис Канта не касается вопроса о мыслящем, о Я, тем не менее его осуществление потребовало анализа самого акта мышления.

Мыслящее, т. е. само Я, вводится Кантом в качестве прояснения того, каким образом возможен сам акт мышления, для прояснения его спонтанности: «должно быть возможно, чтобы я мыслю сопровождало все мои представления» [32] . Весьма вероятно, что в данном случае под представлением Кант подразумевает интуитивную определенность: «представление, которое может быть дано до всякого мышления, называется созерцанием». [33] Однако прояснить это Я, исходя из представления как созерцания, невозможно (по принципу ограничения рассудка от чувственности). Следовательно, истолкование Я должно быть производно от истолкования самого акта мышления (и именно в модусе категориальной, дискурсивной определенности). Отсюда и интересующий нас вопрос может быть сформулирован следующим образом: что такое Я как производное акта мышления?

32

Там же. С. 100.

33

Там же.

То, что Я сопровождает всякий акт мышления, еще не означает того, что это же самое состояние одновременно конституирует само мыслимое. Открывая сферу априорного мышления, Кант исключает из ее области все, что относится к эмпирической апперцепции по содержанию. Синтетическое единство самосознания дает нам формальную сторону всякого акта мышления. Но поскольку в сфере рассудка, изолированного от чувственности, возможно только дискурсивное определение, то получается, что не что иное, как сами категории суть дискурсивные определения первоначального синтетического единства. Единственное, к чему может относиться в имманентной сфере рассудка такое дискурсивное определение, Кант называет «предметом вообще», [34] словечко «вообще» указывает на его (предмета) категориальную природу. В этом смысле «предмет вообще» (принадлежащий исключительно сфере рассудка) только и может быть сущностным коррелятом трансцендентального единства апперцепции.

34

Там же. С. 505.