В шесть тридцать по токийскому времени

На стук откликаться не следовало. Ответом на четыре удара с паузой между вторым и третьим была зажженная лампа в крайнем левом окне. Ставни здесь плохо прикрывались, оставалась щель в целую ладонь, через нее и пробивался приглушенный абажуром свет.

Поярков спросонок не сразу понял, где стучат и зачем стучат. Вернулся он от Западного поздно, во втором часу — все обсуждали ходы японцев и старались не допустить неожиданности, и вот — на тебе! Неожиданность! Но это стало ясно позже, когда открыл дверь, а стук на мысль об офицере генштаба не навел. Подумал: кто-то из соседей с просьбой ранней пожаловал — утро, наверное.

Дощатый запор сбросил торопливо и так же торопливо повернул ключ и распахнул дверь. На улице, у окна, стоял человек в куртке и старательно вглядывался в просвет между ставнями. Скрип двери его не обрадовал, а напугал. Он втянул голову в плечи, сжался весь и зашагал прочь. Вот тут-то понял Поярков, что это не сосед, не было рядом таких соседей, а гость из Сахаляна, и что его спугнуло отсутствие света в окне. Поярков успел еще заметить на противоположной стороне улицы чей-то силуэт в тени деревьев. Все смутное, конечно. Рассвет только занимался, и над городом еще стояла темнота весенней ночи.

— Вам кого? — негромко окликнул «гостя» Поярков. «Гость» остановился, но не проявил желания вернуться к окну — осторожность заставляла его держаться дистанции.

— Не Потапова ли? — подсказал пароль Поярков.

— Да-да, — отозвался успокоенный «гость». — Не живет ли здесь Степан Ануфриевич Потапов?

— Живет… Вот только болен.

Все совпадало: и вопрос, и ответ, оставалось лишь подняться на крыльцо и поздороваться с хозяином, что «гость» и сделал. И здесь, на крыльце уже, досказал остальное:

— Мы получили письмо, что Ануфрий Степанович, то есть Степан Ануфриевич, заболел, и собрали кое-что из трав, как просил, для желудка…

— Заходите, заходите! — позвал «гостя» в дом Поярков. И когда тот вошел в сени и дверь закрылась, объяснил причину нарушения условий встречи: — До срока приехали, не ждал я вас сегодня.

«Гость» закивал понимающе и извинительно одновременно.

— Случай… Так вышло.

Поярков помог ему снять куртку и почувствовал, как дрожит «гость». Не то простудился в дороге — ночи хоть и весенние, но холодные, не то струхнул изрядно. Последнее вполне допустимо. Свет в окне не горел и дверь распахнулась внезапно. Тут напугаешься. Могла ведь быть засада.

В комнате «гость» немного пришел в себя, даже улыбнулся, правда не особенно весело. Вымученная была улыбка. Сказал:

— Можно чаю?… Или немножко водки.

Чаю не было. Какой чай в пять утра! Поярков достал из шкафа графинчик с перцовкой и налил в стакан.

— Спасибо!

«Гость» выпил одним махом и закашлялся. Крепкая оказалась перцовка.

— Можно, я усну теперь?

Поярков постелил японцу на диване: бросил байковое одеяло, вышитая подушечка там уже лежала.

— Трудно было? — спросил Поярков, когда «гость» лег и укутался одеялом.

— Очень. Но боги милостивы ко мне…

— Ну, теперь все позади. Спите!

— Вы оставляете меня? — с испугом спросил японец.

— Я должен дать телеграмму родственнику. Вы появились раньше времени и нарушили наш уговор. Теперь надо все менять…

— Здесь безопасно?

— Почти. В случае чего воспользуйтесь той дверью, она ведет во двор. Через калитку — на соседнюю улицу. У вас есть оружие?

— Нет.

— Это хорошо.

— Почему?

— В минуту опасности можно совершить непоправимую ошибку.

— Полковник учитывал это.

— Комуцубара?

Японец помялся, не зная, можно ли отвечать на такой прямой вопрос. Смолчать, однако, тоже не мог — это явилось бы подтверждением того, что оружие запретил брать Комуцубара, а начальник Сахалянской военной миссии никакого отношения к инструктированию не имел, он лишь переправлял «гостя» на левый берег. И вообще, ссылка на Комуцубару снижала значение всей акции.

— Янагита Гендзо! — важно произнес японец.

— Янагита — опытный и дальновидный офицер…

В сенях, одеваясь, Поярков осторожно проверил куртку «гостя». На оружие не наткнулся, но нащупал отстегнутый карман под левым рукавом и на самом дне запасную обойму для пистолета. Пистолет был вынут, должно быть, только что…

Ровно в семь вечера появился «родственник» Пояркова. Крепыш лет тридцати, широкоплечий, круглолицый, медлительный, вроде бы даже робкий. По первому впечатлению, во всяком случае, так могло показаться: осторожно открыл дверь, поклонился и снял шапку. Молча все. Молча прошел к столу, молча сел и лишь после того, как Поярков представил его «гостю», произнес первые слова:

— В Хабаровск, значит?

— В Хабаровск, — кивнул японец.

— Ну что ж, в Хабаровск так в Хабаровск…

И снова смолк. И в этом молчании, как и в его словах, нельзя было ничего понять: одобряет или не одобряет он желание «гостя» ехать в Хабаровск, доволен или не доволен своей ролью провожатого? Полное равнодушие.

— Успеем поужинать? — спросил Поярков.

— Само собой… Нам торопиться нечего.

— Как нечего? — удивился Поярков. — Поезд через полтора часа.

— А на что он, поезд… Зачем ехать-то?

К удивлению прибавилась и растерянность. Пояркову, конечно, ясна была задача «родственника» — оттянуть отъезд, но полный отказ от путешествия в Хабаровск в программу не входил. «Родственник» явно переигрывал. По предварительному уговору сопровождать офицера генерального штаба должен был племянник из Хабаровска; который встречал первый раз Сунгарийца. Почему-то его заменили сотрудником Благовещенского ГПУ, «инспектором рыболовного надзора» Женей Арбузовым. Видимо, подхлестывало время. Но план-то не мог измениться.

— Ехать известно зачем. «Хозяин» ждет в Хабаровске.

— Никто нас не ждет. Нет «хозяина».

— Как нет?

— В инспекторской поездке он.

Все это было чистейшей выдумкой, просто требовалась отсрочка.

— Где?

Японец, свесив свои короткие ноги с дивана и подавшись весь вперед, с жадностью слушал, что говорит хозяин и его «родственник».

— Где-то здесь… — уныло ответил «инспектор рыбнадзора». — Не то на севере, не то на юге.

Забавно ответил. Поярков не смог сдержать улыбки, хорошо, что японец не заметил ее, — он смотрел на «родственника» и ловил каждое его слово.