В складках миров и времени

Все монахи приложились к руке настоятеля, и тот подозвал Ивана к себе, но руку не подал.

– Кому ти молил? – Спросил он.

– Христу. И богу единому.

– А ну… помолись.

Иван прочитал символ веры.

– Почему по-русски?

– Так понятней. Папа Римский Иоан самолично перевёл, записал мне своей рукой, и заверил своей печатью.

Иван поднял сидор, достал из него кожаный тубус, развязал ремешки и вскрыл его. Вынув пергамент, с которого свисала на синей и жёлтой нитках свинцовая печать, Иван передал его настоятелю.

Тот, взяв его двумя руками, развернул.

– Это рука Папы!? – Изумлённо спросил он.

– Да. Это он писал, когда ещё не был Папой. Он был ещё юным, но, когда стал Папой, заверил перевод своей печатью. Я был его рабом… Вернее, рабом его отца, патриция Кресцентия. Мы с ним вместе выросли. А когда он учился в школе певчих, мы вместе учили псалмы.

Настоятель ещё удивлённее посмотрел на Ивана. Тот, оглядев помещение, и «качнув» его грудным звуком «и», запел:

– Беатус вир куи аббиит…

Его голос, оттолкнувшись, от стен, затрепетал голубем, собрался и окреп в центре храма. Братия усиленно закрестилась, опустившись на колени.

Перекрестился и настоятель. Потом он стоял, сложив руки на груди, до конца псалма.

– Хвала Богу! – Сказал он, возвращая пергамент. – Гремо исть9 (Пошли есть).

– Умыться бы, настоятель.

– Я не опат10. Я князь Након Любекский.

Иван преклонил голову.

– А я – Иван Кресцентий, – сказал Иван и вынул из-за пазухи золотой Римский солид на котором было написано «кресцентий».

Теперь князь преклонил голову.

– Я не патриций, князь, и не сын патриция. Я просто Иван.

– И что же ты тут делаешь?

– Живу своей жизнью. Иду на Рюген. Туда ушли, как говорят, мои родичи. А больше идти мне некуда.

Князь внимательно посмотрел на Ивана.

– Теперь понятно, – сказал он, и повёл Ивана за собой.

* * *

В крепости у Накона Иван гостил уже третий день. Кроме прибора ночного видения и фонарика, артефактов будущего у Ивана не было. Да и их он «отнёс» назад в будущее.

Князь был немного старше Ивана по возрасту, как он сказал: «тридцать одна зима», но выглядел значительно суровее. Его лицо испещряли морщины и шрамы. И именно на это князь сразу обратил своё внимание, когда узнал возраст Ивана.

– Слишком ты гладкий для воина, – хмыкнул он.

– Да, я… В общем-то и не воин, – сказал Иван. – Так… Погулять вышел. Участвовал, иногда в междоусобицах патриция… Да в боях, что он устраивал для своих гостей.

– И чем ты дрался? – Спросил князь. Глаза его смеялись. – Хотя… Копьём ты справно владеешь…

– Молотом.

– Молотом?! – Удивился князь. – Не рыцарское оружие.

– А я и не рыцарь. К кузне приставлен был с мальства, вместе с батюшкой моим.

Иван достал из сидора молот на длинной железной рукояти, выдернул наверх и поставил его рукоятью вертикально на ладонь вытянутой вперёд руки.

Немного подержав, Иван сбросил молот вниз, перехватив его обратным хватом возле молотка, развернул рукоятью вверх, и стал вращать вокруг кисти и своего тела. После очередного заворота за спину, он перекинул молот через плечо и поймав его за конец рукояти, продолжил вращать вокруг себя. Скорость вращения уменьшилась, но гул, издаваемый молотом, стал страшнее. При Ивановых габаритах и длине рук подойти к нему ближе чем на три метра казалось не реальным.

Князь стоял, слегка приоткрыв рот, потом опомнился, увидев взгляд Ивана, прикрыл зевало, и покачал головой.

– Даже проверять тебя, какой ты воин, нет желания, – изумлённо сказал князь.

– Патриций любил хвастать моей силой. Когда к нему приходили гости, он ставил меня против четырёх их слуг. Не могли подойти. Мечи, копья, щиты – всё в кашу, – говорил Иван, не переставая вращать молотом.

– Я так целый день могу, но с двумя молотками красивее выходит, – сказал он, остановил вращение, перехватив рукоять у основания, и подал молот князю рукоятью вперёд. Дыхание его было ровное.

Князь, взяв молот, охнул, уронив его наземь.

– Чёрт здоровый! – Восхищённо воскликнул он, потирая кисть правой руки.

Он подошёл к Ивану, и как-то по-новому взглянув на него, спросил:

– И что же ты тут делаешь, Иван – сын патриция.

– Гуляю. Я же сказал. Мои родичи с острова Рюген ушли, когда меня ещё не было. Вот иду туда. Дома у меня нет. Родителей тоже.

– Понятно, – сказал князь, прищурив глаза. – А кузнец ты какой? Добрый? Что можешь?

– Всё могу.

– Покажешь?

Иван посмотрел на князя, и поинтересовался:

– В кузнецы меня сватаешь? Не пойду я в кузнецы. Намахался. А вот показать – покажу.

Иван снова залез рукой в карман сидора и достал тряпицу, которую передал Князю.

– Дарю! – Сказал он просто, – За доброту твою, князь.

Након развернул подарок и увидел кованную розу, невероятной красоты.

Князь держал её двумя руками и смотрел не отрываясь.

– Сказать, что я восхищен? Это пустые слова. Спаси тебя Бог. Мастер!

– Такой цветок рисовали на щитах мои предки. Так говорил мне мой отец.

– Такие цветы были на щитах воинов с Рюгена, которые убили моего брата Стойгнева, когда мы воевали против саксов. Они поддержали наших врагов и напали на нас сзади.

Иван с интересом посмотрел на Накона.

– И что там, на Рюгене?

– Там не любят христиан, Иван, и… там не любят меня. Поэтому, помочь тебе ничем не могу.

Иван стоял, опустив голову.

– И что же мне теперь делать? – Спросил он самого себя.

Князь развёл руками и улыбнулся.

– Гулять. Жить. Хочешь туда?

– Посмотреть хочу. Отец много рассказывал.

– Мои земли заканчиваются у самого острова, но убедить руян в этом сил у меня сейчас нет. И они продолжают грабить их. Многих воинов мы потеряли в войне с саксами. И с руянами.

Князь с интересом посмотрел на Ивана и предложил:

– Хочешь, я тебе эти земли передам на лен11. Договоришься с руянами, глядишь и пустят они тебя на остров. А просто так туда идти не советую. Люты они до христиан.