В спецслужбах трех государств

Ранее я убеждал Баранникова покинуть Белый дом, не подрывать авторитет министерства, которым он недавно руководил. Предложил провести операцию по его физическому захвату и похищению из Белого дома, с чем он согласился. Но к обусловленному месту, где его ждали наши сотрудники, он не появился, объяснив мне, что его избрали министром безопасности. И добавил, что, когда закончится конфликтная ситуация, «уйду на пенсию и двух министров безопасности в стране не будет».

На заседании парламента Баранников сделал заявление, что его поддерживают «семь тысяч офицеров». Это повлекло очередное распространение в прессе измышлений о происходящей поляризации среди сотрудников, начавшейся чистке профессиональных кадров Министерства безопасности РФ. И первого, и второго в действительности не было. Руководство и личный состав министерства понимали свою ответственность за обеспечение безопасности России, направляли усилия исключительно на решение задач, определенных органам безопасности действующим законодательством. Мы считали опасным для интересов страны допустить раскол внутри министерства и втягивание сотрудников в политическое противостояние.

В последующем мне задавали много вопросов о Баранникове. Я не скрывал того, что в коллективе его уважали до определенного времени, пока не узнали об истинных причинах его отстранения от должности. В свете дальнейших развернувшихся событий, связанных с нахождением Виктора Павловича в Белом доме, я могу утверждать, что он — личность трагическая. За время стремительных перемен его судьба провела от преданности Президенту Ельцину до перехода на сторону непримиримых его оппонентов. Свой переход и пребывание в Белом доме Баранников объяснил тем, что хотел помочь добиться мирного разрешения политического противостояния властей, не допустить кровопролития.

Глава третья Двух министров госбезопасности не бывает…

«Новый шеф российских органов безопасности, по мнению некоторых обозревателей, является готовым кандидатом в Книгу рекордов Гиннеса. Впервые во главе органов защиты одного государства стал человек, бывший руководителем секретных служб другого — Украины. С 1987 по 1991 год был председателем КГБ Украины. На Украине, кстати, как говорят, до сих пор уверены, что Н. Голушко всегда был «агентом Москвы». Голушко считается ныне политически нейтральным профессионалом, который никогда не был близок к Президенту, а на его назначении министром безопасности настоял премьер-министр В. Черномырдин. По словам высокопоставленного сотрудника Министерства безопасности, Голушко, скорее, человек Андропова и Бобкова, нежели Баранникова и Крючкова». Так писала газета «Аргументы и факты» в сентябре 1993 года. За несколько дней до объявления указа президента № 1400 о роспуске российского парламента состоялось мое назначение министром. (До 28 сентября я исполнял обязанности около трех месяцев, и за этот период министерское кресло прочили многим кандидатам.)

Несмотря на рекомендации Президента не посещать Верховный совет для согласования и утверждения моей кандидатуры, я решил проверить себя. В российском парламенте депутаты из нескольких комитетов заслушали мою «программу», ответы на вопросы и одобрили представление меня на эту высокую должность. Ажиотажа вокруг моего назначения было много, особенно в связи с непрекращающимися реформами системы государственной безопасности и состоявшейся недавно скандальной отставкой Баранникова. Когда я рассказывал Ельцину о том, как меня заслушивали депутаты в Белом доме, он упрекнул: «Я тебе не советовал туда ходить», но при этом довольно улыбался.

Задержавшееся мое пребывание в качестве исполняющего обязанности министра влияло на общую обстановку в коллективе, расхолаживало сотрудников, приводило к досужим разговорам. В президентском окружении создавалось мнение, что я не предан Ельцину и не проявляю особой любви к его администрации. Тогда любая демонстрация самостоятельности зачастую стоила личной карьеры министра.

Приближенные к телу «царя Бориса» кучковались в президентском клубе на Воробьевых горах. В его салонах устанавливались нужные контакты, решались вопросы продвижений на министерские посты и должности, имеющие доступ к бюджетным денежным потокам. Там же можно было бесплатно отведать редко появлявшееся в продаже австрийское бочковое пиво. Многие люди, не державшие никогда жизни в руках теннисной ракетки, вдруг прониклись желанием бегать по площадке и освоить любимую Президентом спортивную игру. Я не мог понять, как можно было отдаваться спорту, когда для выполнения должностных обязанностей мне и моему аппарату помощников не хватало 10–12 часов в сутки. Тут не до увлечения теннисными кортами и занятий угодничеством. Я стоял в стороне от политических схваток, подковерных игр и, в отличие от предшественника, не демонстрировал близость, не сопровождал Президента при его выходах в народ.

Как показала жизнь, не только мне, но и большинству руководителей силовых ведомств достигать нормальных отношений с Президентом и особенно с его ближайшим окружением не удавалось. Бывший директор ФСБ Николай Ковалев узнал о своем увольнении по радио. Бывший министр внутренних дел страны Анатолий Куликов при своем уходе с занимаемого поста справедливо отмечал, что время для честных людей в России служить Отечеству еще не наступило.

Чтобы представить себе атмосферу назначений на высшие должности, я обращаюсь к впечатляющим воспоминаниям

Владимира Путина о том, как он стал удачливым директором ФСБ. «Вы думаете, кто-нибудь спросил, чего я хочу. Мне даже не намекнули, что может быть такое назначение… Раздается звонок главы администрации: «Можешь подъехать в аэропорт, встретить премьер-министра Кириенко, возвращающегося из Карелии, где он был у отдыхающего Ельцина?» Я говорю: «Могу». Что так вдруг? Приезжаю в аэропорт, выходит Кириенко. «Володя, привет! Я тебя поздравляю!» Я спрашиваю: «С чем?» А он: «Указ подписан. Ты назначен директором ФСБ». Ну, спасибо, ребята…»

Так же стремительно было и тридцать лет назад. Вот свидетельство Владимира Семичастного: «Я оказался в КГБ неожиданно. Был вторым секретарем ЦК Компартии Азербайджана, когда вызвал Хрущев и сказал: «Политбюро решило, что вы будете председателем КГБ СССР». «Никита Сергеевич, какой из меня чекист?! Вы что?» — «А там чекистов много, нам политические деятели нужны».

Многое решали субъективные факторы, симпатии или антипатии приближенных к Президенту чиновников (особенно из коржаковской охраны), которые вели свои заинтересованные и постоянные игры в распределении сфер влияния. Они могли повлиять на неожиданное возвышение в должностях одних лиц и устранении других, «лично не преданных», в том числе через негласные подтасовки и показы всей стране банных дел или конспиративных встреч министров с девицами легкого поведения.

Непросто было тогда и с назначением руководящих сотрудников Министерства безопасности. На должность начальника Ленинградского управления вносилась кандидатура Целиковского, возглавлявшего тогда Мурманское управление МБ. Он прошел смотрины у мэра Собчака, тот согласился и вдруг неожиданно изменил свое мнение в пользу назначения Степашина. «В Целиковском много провинциализма… Думаю, что Степашин больше подходит. Энергичен. Демократичен. Молод. Хорошо проявил себя в августе». К тому же Степашин стал депутатом Верховного совета России, незадолго до этого победил самого Куркова (бывший начальник УКГБ), за ним — критика существующего строя, идеологии, программа реформ, «воспринимавшихся тогда при всей их неопределенности как завлекающая неизведанность». Степашин — новичок в чекистской работе, хотя и неплохо образован, демократических взглядов, набирающий достаточный политический вес. На небольшой промежуток времени он возглавил управление Министерства безопасности в Санкт-Петербурге, затем перешел на постоянную работу в парламент. Я рекомендовал Президенту назначить Степашина первым заместителем министра безопасности. Ельцин сначала высказался: «Нет, просто заместитель и не более». Но, рассматривая письменное представление, склонился к моему предложению.

Не помню источника, но я как-то ознакомился с мнением академика Сахарова о том, что «сотрудники спецслужб — это, прежде всего, люди, которые обладают мощнейшим образованием, специальным и гражданским, и способны действовать в самых разных условиях». Отвечая таким качествам, Путин стал Президентом России; мои бывшие первые заместители, Степашин и Марчук, возглавляли правительства России и Украины.

Вернусь к моменту моего назначения на должность министра безопасности. Процедура подписания Президентом соответствующего указа была необычной и нестандартной. Ельцин пригласил в Кремль всех действующих заместителей министра. Каждого персонально спросил, кого желали бы видеть во главе министерства. Коллеги называли мою фамилию. Когда очередь в этом опросе дошла до меня, я обратился к Ельцину с просьбой не назначать меня министром и высказал свои возражения: не желаю, чтобы Президента демократической России подвергали упрекам за назначение министром безопасности кадрового чекиста, имевшего, как я выразился, многолетний шлейф деятельности в системе КГБ, от которой не откажусь и не отрекусь. При сложнейшей внутренней обстановке в молодой России, разваленных органах госбезопасности должность министра была нелегкой и непрестижной. Трудностей и любых опасностей я не страшился, но больше отдавал себе отчет, что окажусь временной и проходной фигурой, работать мне по-настоящему не дадут.

Ответ Ельцина, наверное, поразил нас всех. Он открыто заявил, что его не волнует критика по этому поводу «с любых политических сторон», а больше беспокоит необходимость создания условий для эффективной работы министерства, сплоченности кадрового состава, четкого выполнения поставленных задач. Он тут же в присутствии всех коллег подписал указ. Могу откровенно признаться, что Ельцин требовал от вновь назначенного министра особой преданности министерства президентской ветви власти. В любых ситуациях, как говорил Ельцин, коллектив сотрудников МБ должен быть сплочен вокруг Президента страны, которому мы стали подконтрольны и подотчетны. Может быть, я останавливаюсь на частностях, но из них складывалась тогдашняя непростая жизнь министерства, суждения и мнения о событиях и личностях того революционного времени.