В спецслужбах трех государств
Шрифт:
Назначенный министром внутренних дел, он с упорством и убежденностью повышал профессионализм, ответственность и дисциплину, многое сделал для избавления от коррумпированных сотрудников, которые нарушали законность, имели неслужебные связи с уголовным миром, боролся с укрывательством преступлений. Не боялся вести дела, по которым проходили высокие должностные лица — партийная номенклатура. За время его службы в министерстве (1983–1986) по компрометирующим мотивам из МВД уволены около 80 000 сотрудников милиции. Кто с ним работал, отмечают его трудолюбие, заоблачную требовательность, доходившую до унижения людей, но также честность и бескорыстие. В старости он остался без родных, в одиночестве, не принятый в ветеранских коллективах КГБ и МВД.
На похоронах
Степан Муха
Назначенный руководителем украинского КГБ Степан Нестерович Муха не был профессионалом и считался «карманным председателем». Он пришел в КГБ Украины из аппарата ЦК КПУ, не будучи осведомленным о деятельности спецслужб, без правовых знаний и оперативного опыта работы. Считалось, что назначение из «местных» кадров состоялось в условиях жесткой конкуренции ЦК КПУ и московского центра за приоритеты в руководстве важным республиканским органом, каким являлся КГБ Украинской ССР. Возглавлять, что прикажут, было типичным для некоторых партийных назначенцев, которые по призыву свыше готовы быть исправными «жнецами и кузнецами» и на «дуде могли играть».
По стилю работы руководящего состава после Федорчука и царящей в связи с этим обстановке в коллективе украинское КГБ снискало не лучшую оценку со стороны КГБ СССР.
В одном из республиканских изданий я вычитал о том, что партийно-государственные органы УССР действовали по принципу: «когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят пальцы». Резкая критика стиля руководства Мухи, не отвечающего современным условиям и духу времени, последовала от его заместителей. Не вдаваясь в детали, можно отметить, что в Киев была вынуждена выехать бригада Комитета с участием заместителя председателя КГБ СССР Г. Агеева и начальника Инспекторского управления С. Толкунова и провести кадровые изменения.
За период службы у меня было принципиальное правило: в беседах с подчиненными и выступлениях на совещаниях я ни разу не упоминал фамилий Федорчука и Мухи, не сравнивал свои действия и решения с тем, как было до меня. Менялся стиль работы, устранялись прежние ошибочные установки, но без упоминания личностей своих предшественников.
Часть четвертая
Горячие годы перестройки на Украине
Глава первая
Новый председатель КГБ Украинской ССР — «варяг» из Москвы
В начале мая 1987 года меня пригласил к себе Виктор Михайлович Чебриков и без всяких вступлений сказал, что мне придется перейти на другую работу и покинуть Москву. Поработал, мол, достаточно в центральном аппарате, готовься на самостоятельную должность. Застигнутый врасплох, я абсолютно не ожидал подобного поворота в своей служебной карьере, лишь сумел в растерянности ответить, что в принципе, как солдат, готов нести службу, ведь дальше Сибири не пошлют, а там я уже работал.
— Нет, буду рекомендовать тебя председателем КГБ республики. Поедешь на Украину.
Так за считанные минуты коренным образом изменилась моя дальнейшая профессиональная судьба. Я пробовал возразить, что не во всей полноте знаком со спецификой работы в союзной республике, не владею украинским языком, а главное, не знаю всех особенностей «придворной» жизни, ведь она кружится вокруг Политбюро ЦК Компартии.
— Вот и хорошо, что не знаешь всего этого. Не будешь лезть туда, куда не позволяют твои служебные обязанности и куда тебя не будут приглашать.
Председатель КГБ СССР начал давать подробные советы, как вести себя при прохождении согласования кандидатуры в ЦК, ведь назначение председателя КГБ союзной республики входило в номенклатуру Политбюро ЦК КПСС. Чебриков предупредил, чтобы я никому не говорил о состоявшемся разговоре, пока не встречусь с Щербицким,
не получу его согласия и, конечно, окончательное «добро» в ЦК.9 мая, в праздничный день, меня принял секретарь ЦК КПСС Анатолий Иванович Лукьянов, курировавший правоохранительные органы. Он не был на трибуне Мавзолея, так как дежурил в ЦК. Беседа оказалась длительной и поучительной. Лукьянов был хорошо информирован об обстановке на Украине, охарактеризовал высшее партийно-советское руководство, знакомил с настроениями в обществе, особенно в кругах творческой интеллигенции. Он профессионально размышлял о произведениях украинских писателей и поэтов, их политических пристрастиях. Я тогда не знал, что Лукьянов не только известный политик, но и поэт, публиковавший под псевдонимом «Осенев» прекрасные стихи. Естественно, в деталях велся разговор о положении в КГБ республики, о том, почему принято решение заменить председателя, над которым довлели годы работы, когда прошла недавняя полоса арестов представителей творческой интеллигенции.
И Лукьянов, и Чебриков отметили, что нынешнее руководство КГБ Украины отстает от требований центра по претворению в жизнь линии партии на демократизацию, медленно избавляется от всего застойного и шаблонного. Это мешает коренной перестройке органов госбезопасности. Работать по-периферийному, как работали вчера, невозможно сегодня.
На мои сомнения, впишусь ли я в «придворную жизнь», Лукьянов заметил, что в своей жизни насмотрелся на многое. И видел столько интриг, что от «этого уже тошнит». Он сказал Чебрикову, что остался доволен встречей, будет докладывать Горбачеву свое мнение, и, возможно, меня даже не станут вызывать на предстоящее заседание Политбюро ЦК.
При моем назначении определяющей должна была стать предварительная беседа с Щербицким. Крайне любопытно то, что он завизировал необходимые документы к заседанию Политбюро без проведения личного знакомства со мной. Это было явным исключением из номенклатурных правил. Помню, я долгое время размышлял над тем, что мог означать этот жест долголетнего члена Политбюро ЦК КПСС.
Коммунистическая партия в те времена являлась не только руководящей силой в обществе, но и, по существу, государственной управляющей структурой. Личность первого секретаря ЦК в союзных республиках стояла во главе вершины пирамиды реальной власти; глава компартии был к тому же непосредственным политическим руководителем органов государственной безопасности на территории своей республики.
После заседания Политбюро ЦК КПСС, на котором решалась моя дальнейшая участь, в конце дня мы встретились в представительстве (ныне посольство) Украинской ССР в Москве. Щербицкий интересовался моей биографией, карьерным ростом и практическим опытом работы. В разговоре была затронута болезненная для кандидата на высокую республиканскую должность тема — знание украинской «мовы». Мой украинский язык был на уровне бытового, сохранившегося в казахстанских степях в третьем поколении нашей семьи; возможности познать литературный украинский язык не имелось, да и разговорной, даже семейной, практики после окончания средней школы и поступления в российский вуз у меня не было. Главным учителем украинского языка, считавшегося в семье родным, была моя бабушка, которая не умела ни писать, ни читать. Во время нашей беседы Владимир Васильевич все-таки предложил перейти на украинский язык. Хотя мой строгий экзаменатор с иронической улыбкой выставил мне оценку, я до сих пор не могу понять, что она означала:
— В Киеве, на Бессарабском рынке, говорят на таком же диалекте, какой у тебя. Хорошо, что сохранились украинские корни, традиции и типичная фамилия. Иначе появился бы очередной повод обвинить меня в проведении русификации, в моем рвении привлекать в республику руководящие кадры со стороны. Этого добра в свой адрес я наслушался немало. Ну, будем вместе работать? — так закончил беседу первый секретарь ЦК Компартии Украинской ССР.
— При Вашем согласии и доверии.
— Постановление Политбюро ЦК КПСС о твоем назначении председателем КГБ республики состоялось.