В Старом Свете

– Товарищ полковник, это была самооборона, – сказал Боря.

– Молчать, когда с тобой старшие разговаривают. А вы, – он обратился к местным, – уходите, пока я не позвонил участковому.

Угроза подействовала. Местные хорошо знали, что участковый церемониться не будет. Из всех правил коммунистического воспитания деревенский детектив особенно хорошо знал одно: когда бьют по заднице, доходит до головы, а поскольку особой точностью ударов он не отличался, то во время его дисциплинарных взысканий провинившиеся на себе чувствовали всю убедительность его аргументов. Жаловаться на него было бесполезно. Районное руководство относилось с пониманием к его способам борьбы с нарушителями, и ребята не хотели лишний раз проверять эти способы на себе.

На следующий день на картофельном поле Боря оказался без напарника, и ему пришлось начать работу одному. Он мог бы попроситься на погрузку. Это было не так нудно и вполне заменило бы тренировку, но тогда он работал бы на отшибе и пропустил бы рассказы Елены Фёдоровны. Вскоре она подошла к нему и спросила, не нужен ли ему помощник.

– Конечно, – ответил он.

– Примешь меня в свою бригаду?

– С удовольствием.

Они начали собирать картошку, и после нескольких ничего не значащих фраз Боря сказал, что у неё явно выраженный талант рассказчика и спросил, не передались ли ей литературные способности Ивана Андреевича.

Крылова промолчала.

– А действительно, кем вам приходится Крылов? – спросил Боря.

– Мужем, – ответила она, – зовут его Эдуард Платонович, и к баснописцу он не имеет никакого отношения.

– А как ваша девичья фамилия?

– Волконская.

– Я так и думал.

– Почему?

«По вашему поведению, интеллекту и осанке», – хотел сказать он, но это выглядело бы слишком напыщенно, и он только пожал плечами.

– Почему? – повторила она.

– Я чувствую представителей голубых кровей.

– Как?

– Вот посмотрю на человека и чувствую.

– И что же ты чувствуешь, глядя на меня?

– Что у вас в роду были очень достойные люди.

– Конечно, были.

– Расскажите, Елена Фёдоровна.

– Это семейные предания, и я не знаю, насколько они соответствуют действительности.

– Тем более.

– Как-нибудь в следующий раз.

– Расскажите, – повторил он тоном, которым маленькие дети просят конфеты.

Она, не улыбаясь, посмотрела на него и сказала:

– У меня предки были самые разные.

– Тем более, Елена Фёдоровна! Тем более, – уже серьёзно сказал он, – и если вы считаете, что про их жизнь никто кроме родственников знать не должен, я даю вам слово молчать как рыба. Торжественно клянусь, – он поднял правую руку.

Крылова ничего не ответила, и несколько минут они работали молча.

Боря терпеливо ждал, и она начала рассказывать.

– У меня в роду был офицер, который перешёл на сторону большевиков. Он разделял идею равенства и братства и активно помогал новой власти, но во время войны его объявили врагом народа и арестовали. На воле остались жена и дочь. Их не взяли, потому что одна была слишком маленькой, а вторая очень больной. Жена уже умирала, но с ней произошла поразительная метаморфоза. Почувствовав ответственность за судьбу ребёнка, она силой воли отсрочила смерть и занялась воспитанием девочки. Только когда дочь кончила институт, она позволила себе отойти в лучший мир.

– А замуж вы вышли до её смерти?

– Да, она меня и сосватала. Крыловы были её друзьями, но им повезло гораздо больше, они остались живы, а мой тесть даже стал академиком.

– Это по его учебнику мы занимаемся?

– Да, – сказала она и замолчала, видно, жалея о своей откровенности. Боря подумал, что в ответ должен рассказать что-нибудь о своих предках, но поскольку он толком о них ничего не знал, то стал врать, что является дальним родственником любавического раввина.

– Тогда твоя фамилия должна быть Шнеерсон, – сказала Елена Фёдоровна.

– По женской линии она такая и есть, – не моргнув глазом, снова соврал он, но, чтобы не попасть впросак, стал лихорадочно думать, как перевести разговор на другую тему. В этот момент он заметил группу местных ребят, которые остановились недалеко от них и что-то обсуждали. Боря прервал разговор на полуслове.

Одно дело меряться силами, когда вокруг все свои, и совсем другое – в чистом поле. Ребята были абсолютно трезвые, но он не знал, что у них на уме. Поножовщина здесь была обычным явлением, а Боря совсем не хотел оказаться жертвой своего рыцарского поведения. Он с опаской наблюдал за местными, прикидывая, что можно использовать для обороны. Лопатой удержать четырёх человек было невозможно. От группы отделился его вчерашний противник, и Борис испытал очень неприятное чувство. С деланным безразличием он опёрся на лопату, но держал её так, что мог при необходимости быстро ею воспользоваться. Парень подошёл и извинился перед Еленой Фёдоровной. Она молча кивнула, но он не уходил.

– Говори, – сказала она, – я слушаю.

– Ребята просили узнать, можно ли нам в следующий раз прийти на танцы.

– Если вы будете в нормальном состоянии, то можно, – ответила она, – а ещё передай им, что в субботу перед танцами у нас будет лекция о Бородино. Ты знаешь, что там было?

– Да, там наши с французами дрались, – сказал он.

Когда парень ушёл, Боря сказал:

– Непостоянная вы женщина, Елена Фёдоровна. Вы же сказали Кочерге, что лекцию устраивать не будете.

– Знаешь, Боря, мне жалко молодых людей, которые живут в деревне. Те, кто похитрее, давно уже сбежали отсюда, особенно девушки. Общаться им не с кем, книги читать они не привыкли, всё время в телевизор смотреть скучно. Они бы, наверное, работали в собственном хозяйстве, но этого их лишили, а батрачить на государство они не хотят. Для них даже драка – и то событие. Набьют друг другу физиономию, а потом вспоминают об этом целый год. Жалко их, – повторила она.

«Удивительная женщина», – подумал Боря. Он ездил в колхоз каждый год, но относился к этому как к плате за привилегию жить в Москве и всегда хотел лишь побыстрее отработать свою трудовую повинность.

– Ну что ты на меня так смотришь? Или считаешь, что я не права?

– Вы абсолютно правы, просто я никогда не задумывался над этим, – сказал он и хотел добавить, что у неё благородная душа и чуткое сердце, но это выглядело бы слишком высокопарно, и он промолчал.

– Твоё счастье, что не задумывался. Так и продолжай. Жить легче. А я вот иногда задумываюсь и только расстраиваюсь.

Они проговорили весь день и, когда возвращались, почувствовали, что их взаимный интерес стал обращать на себя внимание окружающих. Чтобы это не бросалось в глаза, на следующее утро Боря попросился на погрузку, и начальник лагеря тут же удовлетворил его желание. Боря испытал какое-то непонятное чувство. С одной стороны, он был рад, что на корню обрубил все возможные домыслы однокурсников, а с другой – испытал странную пустоту.

На следующий день, когда грузчики уже проработали часа два, к ним подъехала милицейская машина. Из неё вышел небритый тип неопределённого возраста. Участковый, сопровождавший его, сказал, что это пятнадцатисуточник. Он совершенно безопасен, в прошлом он был школьным учителем, а теперь спился и попадает к ним, когда жена выгоняет его из дома. Зовут его Петрович.

– Здорово, каторжники, – приветствовал он ребят.

– Мы студенты, это ты каторжник, – ответил Боря. Он хотел сразу поставить небритого на место.