В стране Черного Лотоса

Все еще не веря, Конан дотронулся до щеки погибшего друга. Сухая кожа на лице Юмы была такой же теплой, как и дым, поднимающийся от жаровен.

Отшатнувшись, Конан попал в густое облако дыма. Рванувшись прочь от страшного зрелища, с глазами, полными слез от дыма и горя, он налетел на одну из жаровен и, не заметив ожога, перевернул ее. Выскочив на середину комнаты, где завеса дыма была не столь густа, киммериец остановился. Взрыв гнева сменился удушающей волной отчаяния: что он мог сделать один, раненый и безоружный, находясь в неведомой, полной опасностей темнице.

Наверное, подумал Конан, он долго пролежал в забытьи в последний раз. Достаточно долго, чтобы за это время люди Фанг Луна схватили Юму и подвергли его мучительной казни. Кто знает, а не сам ли Конан своими вопросами выдал столь дорогого ему человека? А может быть, губернатор лишь заговаривал киммерийцу зубы, а сам уже схватил Юму и палачи вовсю пытали чернокожего воина?

Что ж теперь? В любом случае сделать ничего нельзя. Забиться в истерике, оплакивая друга и изрыгая проклятья убийцам, — нет, этим он только покажет свою слабость, повеселит незримо следящих за ним безжалостных убийц. Никогда! Вместо этого Конан затаил в груди скорбь, решив поберечь ее да и остатки сил для другого случая.

Протерев глаза и как следует проморгавшись, Конан все еще не совсем ориентировался в полумраке. Невдалеке мерцали огни нескольких жаровен, но были ли это те самые? Нет, их свечение было желтоватым, а не красным, а дым еще более едким. Но в центре светящегося круга что-то темнело… Движимый любопытством, Конан прикрыл лицо от жара и дыма и шагнул вперед.

Человек на такой же бамбуковой решетке, только обтянутой белым холстом, был жив. Он был одет в золотистый шелковый хитон, его голову покрывала маленькая белая шапочка, изящные туфли с загнутыми носками были надеты на его ноги. Сидевший посреди едких облаков человек еще и сам курил длинную изогнутую трубку. Сквозь все дымовые завесы Конан легко узнал его.

— Бабрак!

С воодушевлением, равным по силе еще недавно владевшему им отчаянию, Конан рванулся к другу.

— Как я рад тебя видеть, дружище! Хоть ты остался жив! Тебя тоже схватили люди Фанг Луна? Бабрак, ты знаешь, они убили Юму! Или отдали хвонгским палачам на растерзание. Какая, впрочем, разница! Я до них еще доберусь! Они пытали его… Ты видел, его труп лежит вон там… Бабрак, ты меня слышишь?

К изумлению Конана, юноша никак не прореагировал на его появление и слова. Лицо Бабрака оставалось неподвижным, взгляд бесцельно блуждал по комнате, время от времени его рот расплывался в идиотской улыбке. Единственное действие, которое ритмично совершал Бабрак, было поднесение ко рту мундштука трубки и вдыхание очередной струи дыма.

— Э-э, приятель, да тебя накачали почище моего! Ты научился курить лотос, нарушив заветы обожаемого тобой Тарима. — Присев рядом с другом, Конан попытался пошутить: — Не следовало оставлять тебя в кабаке с той шлюхой. Она оказалась одной из многих кумушек, работающих на Фанг Луна. Да ты не переживай, братец. Мы еще выберемся отсюда. Сбрось с себя дурман! Помоги мне! Нам еще нужно расквитаться с убийцами Юмы!

Киммериец похлопал Бабрака по плечу.

На лице туранца не отразилось ничего. Единственной реакцией Бабрака на все слова друга было то, что, в очередной раз выдохнув клуб дыма, он молча протянул трубку Конану, словно предлагая попробовать.

Конан с отвращением отшатнулся и с трудом сдержался, чтобы не выхватить трубку и не отшвырнуть ее подальше. Но если он собирался привести Бабрака в чувство, следовало действовать аккуратно. Хотя, понял киммериец, выбраться отсюда, таща на себе одурманенного товарища, едва ли будет возможно.

Словно клещи сжали сердце и горло Конана. Ему и раньше приходилось видеть людей, ставших жертвами привычки к наркотикам. Но никто из них не был так близок ему, как Бабрак. Бедняга! Строгий последователь заповедей Тарима. Никогда еще Конан не слышал о людях, вернувшихся к нормальной жизни из лотосного дурмана. Наверное, лучше будет оставить парня здесь, а затем вернуться за ним во главе отряда… Но, скорее всего, придется добавить еще одно имя в список потерь, смертельных ударов, нанесенных ему Фанг Луном. Для всего мира Бабрак был теперь так же мертв, как Юма. Да и самому Конану грозила такая же участь.

В отчаянии Конан отошел от одурманенного друга, прошел мимо жаровен и побрел в темноту. Затем, решив, что на всякий случай лучше будет вытащить Бабрака из кольца горящих, дурманящих жаровен, киммериец развернулся и направился назад. Но дым и полумрак сыграли с ним злую шутку. Подойдя к жаровням, Конан увидел, что из них выбиваются совсем другие, синевато-призрачные языки пламени. Подумав, киммериец подошел поближе.

Его взгляд приковала тень, находившаяся в центре огненного круга. С первой секунды Конан все понял, но что-то заставило его пройти сквозь языки пламени и вплотную приблизиться к еще одной жертве Фанг-Луна — Сарии.

Она лежала на низкой резной деревянной кровати, покрытой бархатным покрывалом. Лишь узкая набедренная повязка прикрывала часть ее тела. Множество браслетов и бус, серьги и золотистый пояс лишь подчеркивали ее красоту. Аккуратные, украшенные золотым шитьем тапочки были небрежно брошены у кровати, словно Сария только что забралась на нее, оставив их у изголовья.

Девушка была жива. Ее грудь медленно поднималась и опускалась. Более того, почти без сознания, она сгорала от плотского желания. Вытянувшись на ложе, она изгибалась, словно наложница из гарема в ожидании своего господина. Тонкие руки ласково гладили бархат покрывала и еще более тонкий бархат собственной кожи, словно светившейся в сверкании голубого пламени.

Но все ее очарование, вся красота молодого тела потеряли свою привлекательность в этом зловещем свете синего пламени. Никаких чувственных желаний не пробудили в Конане призывы одурманенной возлюбленной. С дрожью в ногах он подошел к ней и хриплым голосом позвал:

— Сария! Этот мерзавец похитил тебя. И все это из-за меня! Пойдем, девочка. Мы выберемся отсюда и вернемся в наш домик на опушке леса. Эта ночь — самая страшная в моей жизни. Я потерял близких друзей. Но самое дорогое еще можно спасти. Пойдем!

Девушка явно услышала его слова. Но вместо радости узнавания на ее лице отразилось сильное беспокойство. Она открыла глаза и огляделась. Когда же ее взгляд нашел в клубах дыма лицо Конана, девушка застыла от ужаса.

— Сария, девочка. Это же я, твой Конан! Ну, пойдем отсюда. Ты нужна мне, любимая!

Хрипло выдавливая из себя слова, киммериец подался вперед и протянул к девушке руки. Но его ладонь повисла в пустоте. Сария, тщетно прикрывая свою наготу руками, забилась в самый дальний угол своего ложа. Ее лицо, глаза, обращенные к нему, были полны невыразимого ужаса. Из горла вырвался хриплый крик.

— Что случилось, девочка? Тихо, детка, не надо кричать!

Еще одно движение вперед — и воздух задрожал от визга Сарии. Постепенно этот душераздирающий звук перешел в рыдания и вой. Казалось, девушка близка к границе между страхом и безумием. Увидев это, Конан развернулся и вышел за круг пламени в окружающую темноту.

Что за дьявольщина царила в этом замке? Как, как удалось Фанг Луну распознать и захватить все самое дорогое в жизни киммерийца, уничтожить самых близких людей? Великий Кром, как же теперь жить дальше? Лучше бы умереть. В конце концов, его душа уже мертва. Только дурман лотоса еще заставляет двигаться измученное тело… Впереди в полумраке показалась новая дверь. Конан распахнул ее и пошел дальше, даже не остановившись и не поискав глазами опасность.