В Стране Дремучих Трав (изд. 1962)

Лицо Думчева было сосредоточенным и грустным. Он рассказывал о муравьином льве, но все время словно думал о чем-то другом. Я понял: Думчев вспоминал своего «верблюда».

— Муравьиный лев, — говорил Думчев, — владеет и артиллерийской сноровкой, и инженерным мастерством. Он соорудил эту воронку так, что сбитый с ног муравей непременно должен свалиться вниз.

Мы отошли в сторону. Я посмотрел на Думчева. Его большие серые глаза вдруг оживились. Он остановил меня и воскликнул:

— Скажите, как вы попали в город Ченск?

Я смутился. Я ждал этого разговора, готовился к нему, но вместе с тем он страшил меня… Сколько надо рассказать! Как изменилась Россия!

Я нехотя сказал:

— Поездом… — и вспомнил: мой билет на скорый поезд в Москву пропал.

— Так вы приехали поездом, а потом на лошадях, по тряской дороге. Стучат по шпалам колеса… И бывает так, что поезд летит под откос…

Я сухо заметил;

— Инженеры построили насыпи с точными математическими расчетами. А грунтоведы вычисляют угол естественного откоса для каждого отдельного случая.

— У вас там математика. А здесь вот муравьиный лев без всякой математики так строит в песке воронку, что стоит одному муравью — лишь одному муравью! — пройти по краю воронки — равновесие насыпи уже нарушено. Понимаете: тяжесть тела одного муравья — и вдруг рязверзается пропасть! Бездна! А вы говорите: вычисления… инженеры… грунтоведы… угол естественного откоса… Муравей ступил на край — песчинки покатились, и ему уже не выкарабкаться. Тут ошибок не бывает. Построит муравьиный лев свою воронку чересчур пологой — муравей выкарабкается, картечь не сшибет его, и хозяин воронки издохнет с голоду. А если чересчур отвесная воронка — пройдет по ней муравей, получится обвал, и песок засыплет хозяина воронки. Нет, тут все точно! Мастерство-то какое!

Я уже знал о муравьином льве из листков Думчева, но внимательно слушал.

— А как эта воронка делается? Спирально. Муравьиный лев ходит по кругу, ножкой захватывает песок, кладет на голову и выбрасывает его. Так он проходит один круг, затем второй, более узкий. Круги все уменьшаются и уменьшаются. Получается перевернутый конус. В самый низ песчаной воронки зарывается лев.

— Поразительный инстинкт! — сказал я Думчеву. — Насекомое решительно не понимает и не знает, что делает, и действует, как хорошо налаженная машина.

— Налаженная машина? Обитатели этой страны — машины? — переспросил Думчев, размышляя, по-видимому, о чем-то другом и все ускоряя и ускоряя свои шаги.

Часть шестая Воздух ушедших минут

Живая лаборатория

Озадачить ли хотел меня Думчев, показать ли мне то, что открыл он в этой стране, или, может быть, моя рассеянность сыграла со мной шутку? Не знаю!

Началось вот с чего. Думчев вдруг скрылся. Мы шли к песчаной гряде холмов. Думчев круто повернул вправо и исчез.

Это было в густых зарослях. Я сделал несколько шагов, раздвигая кусты, и очутился на поляне. Здесь я решил дождаться Думчева. Но едва я ступил на поляну, как на меня двинулось какое-то странное животное о трех хвостах…

Я отбежал, остановился. Сомнений нет — это червь. Но три хвоста! Вот что меня удивило.

— Сергей Сергеевич! — звал я. Ответа не было.

Я сделал несколько шагов и снова изумился. Что это? В воздухе около меня кружило какое-то животное. Вдруг оно село, заслонив мне дорогу. Я испугался. Потом понял: бабочка. Да, но бабочка без головы!

Неожиданно появился Думчев.

— Вижу, вы удивлены…

— Куда я попал?

— Вы на поле, где я произвожу операции.

— Операции?

— Да, операции! И вы уж не станете думать, будто медицине нечего заимствовать, изучая физиологию обитателей этой страны. Вы удивлены? С меня довольно.

— Ничего не понимаю…

— Здесь вы увидите результаты моей хирургии. Я проверил и убедился на опытах, что отдельные части организма насекомого еще живут и тогда, когда другие части-насекомого погибли. Вот куколки бабочек. Я срезал им головы, и все же каждая из куколок заканчивает свое развитие и превращается в настоящую бабочку, но без головы. И живет без головы. Но проживет она недолго… А ты? — обратился он вдруг к странной, ползавшей по листу пчеле. — Беда с тобой: не хочешь держать на своих плечах чужую голову! Довольно, перестань чистить усики! Этак голову себе оторвешь… С пчелой плохо.! — обратился Думчев ко мне. — Сама же не дает прирасти к своим плечам чужой голове.

— Удивительно!.. — растерянно проговорил я.

— Что тут удивительного? Пойдемте — еще кое-что покажу. А кстати, знают ли наши физиологи… — начал Думчев.

— Позвольте! — воскликнул я. — Вот опять ползет диковинка — животное с тремя хвостами.

— Не диковинка! Это мой подопытный червь. Я удалил часть ткани из конца его туловища и сделал небольшой эксперимент. Ведь обрубленный хвост у ящерицы отрастает вновь. Нет, это уж не такая диковинка. Я хочу сказать глазным врачам: «Коллеги, задумывались ли вы, почему слепой червь реагирует на свет фонаря? Сделайте из этого вывод. Слушайте! Опыты мои показали…»

Но я уже не слушал Думчева. Я вдруг увидел что-то совсем неведомое, столь презанятное, что воскликнул:

— Кто они, эти… красавцы?

К стеблям-деревьям были привязаны три примечательных кузнечика: серый с зеленой головой, зеленый с серой головой и кузнечик с головой сверчка.

— Помог им всем поменяться головами, — сказал Думчев и осмотрел пациентов. — Операция удалась. Головы прижились, — проговорил он и отвязал насекомых от дерева.

Кузнечики скакнули и исчезли в зарослях. На одну минуту перед нами появился кузнечик с головой сверчка.

— Я ставил здесь опыты, — продолжал Думчев, — и пришел к выводу, что в организме насекомого скрыты неизвестные, не разгаданные наукой силы. Ставишь опыт, оперируешь животное и видишь, как начинается в нем какой-то сложный процессу начинается новая форма существования. При этом один член изменился, другой перестроился, а животное… выживает. Ведь в Стране Дремучих Трав, у обитателей этой страны — у насекомых — вновь восстанавливаются утраченные ими ноги, крылья, усики-антенны, глаза. Мне кажется, что эта поразительная регенерация — восстановление утраченных органов — связана с процессом линяния; с гормоном линьки. Я произвожу опыты над насекомыми в естественной среде, где они живут, прыгают, летают, проходят все стадии развития, питаются, размножаются и умирают. Во сколько раз эти опыты эффективнее, чем в лаборатории! Только проведя эти исследования физиологии насекомых, я смог установить, где находятся формообразующие центры, которые вновь создают утерянные органы.

Я нашел здесь и таких обитателей, у которых вместо одного потерянного придатка вырастает другой, выполняющий совсем иную функцию. Известно, к примеру, что у палочника, потерявшего усик-антенну, вырастает иногда… лишняя нога. Какой-то центр, назову это условно точкой организма, формирует, видимо, создает два придатка: и антенну и ногу. И не всегда этот центр «понимает», что к чему. Как это будет полезно, важно для людей! Как много подскажет физиологам, врачам!..

Думчев остановился около одинокого дерева. Верхушка его была сломана, но не оторвалась, а касалась земли, образуя арку. Думчев, стоя у этой арки, смотрел вдаль.