В стране литературных героев

Холмс: Ну, это ясно. Насколько я понимаю, все стулья из одного гарнитура. Следовательно, их должно быть двенадцать.

А.А.: Ваша проницательность просто поразительна! Это действительно так: все пропавшие стулья из одного гостиного гарнитура. Это русский ампир. Начало прошлого века. Мастер Гамбс.

Уотсон: Ну вот, все выяснилось! Без сомнения, за всеми этими пропажами стоит какой-нибудь коллекционер старинной мебели. Это сейчас модно. Он хочет собрать по частям весь гарнитур.

Холмс: Я бы хотел взглянуть хоть на один из этих стульев.

А.А.: Это легко можно устроить.

Комната Никифора Ляписа. Холмс ведет допрос пострадавшего. Гена, профессор и Уотсон стараются не вмешиваться. Особенно больших усилий это стоит Уотсону.

Холмс: Итак, ваш стул остался при вас. Вор почему-то решил не уносить его с собою.

Ляпис: Да я ж вам говорю, что это был не вор, а злостный хулиган! Просто безобразие! Куда смотрит милиция? Этот негодяй залез ночью ко мне в комнату и распорол всю обшивку стула. Может, займете пятерку на ремонт?

Холмс: Я охотно ссужу вас этой суммой, если вы ответите на мои вопросы.

Ляпис: Да ради бога! Хоть на сто!

Холмс: О нет, всего на два. Когда вы уходили, ваш стул стоял вот здесь, в углу?

Ляпис: Да!.. А откуда вы знаете?

Холмс: Вопросы задаю я… А когда вы вернулись, он был уже вон там, посреди комнаты, не так ли?

Ляпис: Точно!

Холмс: Благодарю вас. Вот деньги, которые я вам обещал… Ну как, Уотсон, вы и сейчас продолжаете считать, что мы имеем дело с коллекционером старинной мебели?

Уотсон: Разумеется, нет! Коллекционеры не сдирают со стульев обивку. Скорее уж, это какой-то маньяк.

Холмс: Просто поразительно, Уотсон, до чего вы порой недогадливы. Неужели вам не ясно, почему ваш маньяк, прежде чем содрать со стула обивку, вытащил его на середину комнаты?

Уотсон: Признаться, Холмс, мне это действительно не ясно. А почему?

Холмс: Да потому, что он искал в нем что-то. И, судя по всему, нечто ценное. Затем он и придвинул стул ближе к лампе.

Гена: Конечно, ценное! Он же искал там бриллианты!

Холмс: Он? Кто он?

Гена: Воробьянинов, Ипполит Матвеевич. Это такой потешный старикан! До революции он был предводителем дворянства в Старгороде. А потом стал регистратором загса. А его теща, мадам Петухова, зашила все свои бриллианты в стул. И перед смертью сказала ему про это… Да неужели вы не читали "Двенадцать стульев" Ильфа и Петрова?

Холмс: Не читал.

Гена: И все равно сразу догадались? Блеск! Вот это работа!

Холмс: Догадаться было не так уж трудно, тем более что в моей практике был точь-в-точь такой же случай. Уотсон, как же вы могли забыть про шесть Наполеонов?

Уотсон: О боже! Что происходит с моей памятью? Ну конечно! Черная жемчужина Борджиев, самая знаменитая жемчужина мира, в гипсовом бюсте императора Наполеона. В одном из шести гипсовых слепков! И точно так же мы находили один разбитый бюст… второй… третий… четвертый… Все газеты писали о маньяке, о безумце, одержимом патологической ненавистью к Наполеону и потому уничтожающем его изображения. И только вы сразу поняли, в чем дело!..

Холмс: Да, совпадение поразительное. Шесть Наполеонов. Двенадцать стульев… Там жемчужина. Здесь – бриллианты.

Уотсон: Нет, Холмс, не уверяйте меня, что это всего лишь совпадение. Я уверен, что авторы этой книги… Простите, как вы их назвали?

Гена: Ильф и Петров.

Уотсон: Благодарю вас… Так вот, мистеры Ильф и Петров просто-напросто заимствовали сюжет у мистера Конан-Дойла.

Гена (горячо): Ну что вы! Вы просто не читали "Двенадцать стульев"! А то бы вы так ни за что не сказали. Я очень хорошо помню рассказ "Шесть Наполеонов". Ну просто ничего похожего!

А.А.: Гена прав. Это действительно очень разные произведения. Настолько разные, что сходство не так-то просто разглядеть. Однако я должен признать, что подозрения мистера Уотсона небезосновательны.

Гена: Как это?

А.А.: А вот так… Недавно один человек, работавший некогда вместе с Ильфом и Петровым в газете "Гудок", рассказал, что однажды кто-то из сотрудников этой газеты решил подшутить над авторами "Двенадцати стульев". Разумеется, дружески подшутить. И подарил им коробку с шестью "наполеонами".

Гена: Как-с Наполеонами? С гипсовыми бюстами, что ли?

А.А.: Да нет, с пирожными "наполеон". И к коробке с этими пирожными была приложена записка: "С почтением-Конан-Дойл". Все посмеялись, а больше всех – сами Ильф и Петров.

Гена: Неужели не обиделись?

А.А.: А чего же им было обижаться, если они и сами рассказали друзьям, что использовали в работе над своим романом сюжетную схему рассказа Конан-Дойла "Шесть Наполеонов"

Уотсон: Какой цинизм!

А.А.: А вот тут вы ошибаетесь, мистер Уотсон! Почему же это цинизм? Такое заимствование в литературе – вещь вполне обычная. Ильф и Петров написали совершенно самобытное, оригинальное произведение. Не случайно ведь никто из читателей их романа о рассказе Конан-Дойла даже и не вспомнил!

Гена: И я даже не вспомнил. Это потому, что рассказ "Шесть Наполеонов" совсем не смешной. Он даже страшный. А роман "Двенадцать стульев" такой, что прямо обхохочешься! И люди там совсем другие, да и вообще вся жизнь.

Холмс (снисходительно): Сразу видно, что вы совсем не владеете дедуктивным методом, господа! Надо идти от частного к общему, а не наоборот. И тогда вся эта история предстанет перед вами совсем в ином свете. Ничего похожего, говорите вы. И люди другие и вообще вся жизнь. Казалось бы, вы правы. Там-злодей итальянец, тут – комический старик, бывший предводитель дворянства, ныне регистратор загса. Там – гипсовые бюсты Наполеона, тут – стулья. Там-жемчужина Борджиев, здесь – бриллианты мадам Петуховой. Там – Англия, здесь – Россия. Там – одна эпоха, здесь – совсем другая… Но стоит вам взглянуть на все это сквозь призму моего дедуктивного метода как вы сразу увидите, что все это – несущественные частности. А суть и здесь и там-одна!