В страну Восточную придя
Шрифт:
– Эк, вы, батенька, - досадливо поморщился Покотилов, - сейчас мы не о том...
– Однако все во взаимосвязи. Размышляя об опубликованных статьях договора и известных всем фактах нашего проникновения в Маньчжурию и Ляодун, я нахожу, что лишен очень важного звена в цепи причин и следствий. Возможно, знание некоторых деталей, позволивших России столь быстро, едва ли не стремительно, утвердиться в Китае, позволило бы мне помочь вам в решении этой сложной проблемы - спасения наших жизней.
– Вы что-то имеете в виду?
– осторожно спросил Гирс.
– Да, конечно. Если в Ляодуне мы утвердились, послав туда крейсера и вынудив Китай подписать договор аренды, то, как я считаю, для того, чтобы
– Ну, и, если вы узнаете, что Россия заплатила Китаю за концессию, что это вам даст?
– остро и прямо взглянул в глаза Минаева Покотилов.
– Российская империя не может заплатить Китайской империи, - цинично ухмыльнулся Минаев, - это не физические лица. Если же делается заем, то о нем широко оповещается в газетах. Такого сообщения не было. Главное же в том, что если передача денег все же состоялась, а сумма должна быть весьма значительной, то эта передача оговаривается либо секретным протоколом, прилагаемым к концессии, либо это была обычная взятка. И опять же, столь значительную сумму необходимо было провести по финансовым документам; значит должны остаться следы...
– Хорошо, предположим, вы знаете наверно, что за концессию были уплачены большие деньги. Какие шаги можете вы предпринять, чтобы облегчить положение Посольского городка и, естественно, не поступиться интересами России?
Минаев спокойно и холодно посмотрел на посланника Гирса и Покотилова и, оставаясь невозмутимым, сказал, - Все мною давно обдумано. Мы сейчас не в том положении, чтобы разыгрывать из себя благородных девиц. Естественным и, видимо, единственным средством нашего спасения может служить вульгарный шантаж!
Посланник Гирс растерянно поджал губы, а господин Покотилов, знавший, что в серьезном деле белоснежные манжеты лучше закатать повыше, согласно кивнул головой.
– Да, возможно, вы попали в цель. При обсуждении вопроса о концессии на строительство трансманьчжурской магистрали между министром финансов господином Витте и Ли Хунчжаном было оговорено, что Ли получит три миллиона рублей золотом. Один он уже получил. Второй, я полагаю, сейчас ему везет князь Ухтомский. Кроме того, после ввода в действие магистрали, а она готова уже на две трети, Россией будет еще уплачено пять миллионов таэлей - это почти восемь миллионов рублей. Таким образом, наши обязательства составляют порядка одиннадцати миллионов. Как директор Пекинского отделения Российско-Китайского банка, я знаю это точно. Знаю наверно и то, что китаец Ли, без личного благословения императрицы Цыси, никогда и ни за что не осмелился бы договариваться о строительстве железнодорожной магистрали через Маньчжурию, родовую вотчину правящей династии Цин. Значит, деньги идут лично императрице Цыси.
– Вот и повод для шантажа! Потеря денег и огласка, международный скандал, новые притязания наших европейских соседей...
– Кого же вы собираетесь шантажировать? Не надеетесь же вы лично беседовать с императрицей Цыси? Ведь Ли Хунчжан далеко...
– Но я знаком с доверенным лицом императрицы - главнокомандующим маньчжурскими войсками Жун Лу.
– Ого, и откуда?
– Пятнадцать лет назад, Жун Лу, назначенный императрицей командующим Новой полевой армией, вместо попавшего в опалу великого князя Гуна, обратился в германскую и российскую дипломатические миссии с предложением прислать оружие и инструкторов для перевооружения и обучения армии. Тогда я служил в охране миссии и был послан к Жун Лу для показных стрельб из винтовок Бердана, которые были в то время у нас на вооружении. Я отлично выполнил упражнения и Жун Лу попросил меня научить его стрелять. Ежедневно в течении двух
недель я проводил с ним занятия. Жун Лу научился неплохо стрелять, а меня он наградил атласным халатом с иероглифом "Счастье" на груди. Дома в Кяхте лежит, - улыбнулся Минаев.– И вы думаете, что он вас запомнил?
– с сомнением спросил Гирс.
– Обязательно. Я, по молодости лет и служебному рвению, обходился с ним как с солдатом-новобранцем, был весьма строг, заставлял по многу раз выполнять упражнения, а он терпеливо выполнял мои распоряжения. Нет, забыть меня он не мог никак. Психологически это невозможно. Давно замечено, что сам процесс обучения военному делу персонифицируется в преподавателе, и тот невольно закрепляется в памяти.
– Хорошо, предположим, что он помнит вас. А захочет ли он разговаривать с вами, не отправит ли сразу в тюрьму?
– Он умный человек и понимает, что я пришел в качестве посредника. Да и любопытно ему будет узнать, что я имею через него сказать императрице.
– Тогда, - чуточку поколебался посланник Гирс, - для полной гарантии успеха вашей миссии, не забудьте добавить, что в случае разгрома Посольского городка и гибели его обитателей, державы потребуют значительных территориальных уступок и колоссальной контрибуции. А Россия - всей Маньчжурии! И им, маньчжурам, есть над чем задуматься.
– А как вы собираетесь проникнуть в Китайской город и в дом Жун Лу?
– Встану на скользкий путь подпоручика Ивашникова, - засмеялся Минаев.
– Немножко грима, фальшивая коса, плюс вера в удачу. Ночью по каналу Юй-хэ проберусь под стеной в Китайский город и за день-другой, а Жун Лу должен быть в Пекине, постараюсь встретиться с ним и прежним путем вернусь назад.
– Ну, удачи..., - резюмировал господин Покотилов.
– А Ивашникова придется послать в Тяньцзин к Воронову с предупреждением о приказе императрицы Цыси генералу Не, - господин посланник беспокоился и о десанте.
– Приказ генералу Не уже доставлен, - не согласился Покотилов, - а вот попытаться убедить его не проявлять излишнего рвения в его исполнении, было бы желательно. Будем надеяться, что полковнику Воронову это удастся.
Глубокой ночью Минаев и Ивашников притаились у мостика через канал Юй-хэ, дожидаясь, пока сидевшие на стене ихэтуани угомонятся и ослабят бдительность. Факелы на стене ярко горели и освещали пересохший канал, и покамест пытаться пробраться по нему под стеной нечего было и думать. Душно пахло травами, звенели цикады, а за оградой близкой американской миссии коротавшие ночь солдаты негромко пели,
– In the city of Peking, with its ancient walls of brick
And its streets for mud and filth afar renowned,
We have been besieged for weeks,
By a beastly Chinese trick.
And the buildings all around us burnt to ground.
Tramp, tramp, tramp, the troops are marching.
Cheer up, Comrades - they will come.
And beneath our various flags,
We shall breath fresh air again
Of the free land in our own beloved home.
Капитан Минаев был одет в халат и шапочку китайского чиновника, а Ивашников - в рваную грязную куртку, подпоясанную красным кушаком. По дороге в Тяньцзин он решил изображать полуграмотного туповатого парня, чтобы избежать расспросов и не попасть впросак. Вид у него был, несмотря на юношескую стройность, откормленный, что в общем было заметно на общем фоне худых китайцев-простолюдинов. И ладони его были мягкие, не крестьянские, вот он и придумал себе легенду - был прислужником в харчевне у Цзянмынских ворот, да весь квартал сожгли ихэтуани, вот и приходится возвращаться домой, в Тяньцзин. И кушаком красным перепоясался, чтобы не выделяться в общей массе людей, почти сплошь перепоясанных красными кушаками и с красной повязкой на голове.