В свободном падении
Шрифт:
Не откладывая в долгий ящик, Сименс набрал номер, изложил наши пожелания. И товарищ Десятников с радостью согласился повстречаться с нами. Прямо сейчас. Больше того! Оказалось, что проживает он в том же самом доме, что и мы! В нашей высотке гостиница занимала один подъезд – во всех других парадных по-прежнему обретались обычные жители.
У Сименса нашлась дежурная бутылка коньяку – да не простая, а французская. По поводу нашей странной удачи – с Десятниковым, что с ходу, ночью, согласился встретиться, – он выговорил мне: «Я все чаще убеждаюсь, что ты – колдун!» – «А ты разве сомневался», – отвечал я ему. Словом, уже через пятнадцать минут мы звонили в дверь нашему информатору. Интересно, узнаю ли я человека, который помнил меня пузаном?
Десятникова я не узнал. Я бы тут вообще опустил предисловие: описание самого Петра Сергеевича (крепкий, жилистый, седой пенсионер), его квартиры (абсолютный порядок и супервысокие потолки). Вид из окон (потрясающий – на море и бухту). Ритуальные приплясывания – кто что будет пить, чай, коньяк, и не хотим ли мы котлеток. Я сразу перейду к сути, к тому, что рассказал наш хозяин, – одно лишь предварительное замечание. Я охотно поверил, что Десятников был правой рукой моего папани: он
– В середине восьмидесятых ваш отец, Алеша, был уже большим человеком, – начал свое повествование Петр Сергеевич, – руководителем крупного производственного объединения. Я у него являлся заместителем по социально-бытовым вопросам. И вас, и вашу маму, я сужу по его обмолвкам и разговорам, он любил, и очень сильно. Всегда старался создать вам самые лучшие условия: и жилье, и продукты питания, и отдых. Я, право, сомневаюсь, надо ли мне рассказывать вам, как все было, но вы просили, да и потом вы ведь взрослый уже мальчик, имеете право знать правду.
Знаете, ваш отец всегда пользовался большим успехом у женщин. Высокий, красивый, умный. К тому же руководитель и человек небедный. Ему даже приходилось в масштабе нашего предприятия на различные хитрости идти, чтобы отшить (грубо говоря) девчонок, которые на него в буквальном смысле вешались. Он категорически не хотел, чтобы по месту работы у него любовница имелась. А девчонки настырные были. Одна даже, помню, в кабинет однажды к нему перед Первомаем забралась и на диване в одном белье разлеглась. Ух, он ее отругал и из кабинета в буквальном смысле выкинул. Но все-таки – что мне вам рассказывать, все мы мужики, – однажды не совладал с собой ваш папа. С девушкой познакомился – она на таможне работала. Тогда не сейчас – взяток и денег на таможне было мало. Она снимала вместе с подружкой квартирку недалеко от автовокзала. Но красивая была! Ух, огонь! Я ее помню. Глаза жгуче-черные, волосы, как вороново крыло. И бедовая. За словом в карман не полезет. Лилей ее звали. Короче, закрутился у вашего папы с Лилей как бы роман. Как все было – даже я об этом не знал, мне он ничего не рассказывал до того самого момента, когда у них уже серьезно все понеслось, и он… Короче, однажды он меня вызывает и просит: перевези, пожалуйста, одну девушку с квартиры на квартиру. Я сначала не понял: с нашего предприятия, что ли, кадр? Нет, смеется, не с нашего, только кадр весьма ценный, будь с нею повнимательней. Так я с Лилей и познакомился, а отец ваш к тому моменту встречался с нею уже как минимум полгода, если не целый год. И за новую ее квартиру платить стал он. Там они в основном и встречались. Времена ведь тогда были такие – вы не застали, – ходить было особенно некуда. На весь город пара ресторанов. Кинотеатры на сараи больше похожи. Артисты столичные в гортеатр приезжали редко. В горпарке планетарий, колесо обозрения и автодром с электрическими машинками. К тому же очень ваш отец не хотел, чтобы ваша мама о его связи на стороне узнала. Ему, конечно, нравилась Лиля, был он в нее даже влюблен – но все равно семью терять не хотел. Поэтому вместе они с девушкой не выходили. Встречались у нее дома. И Лиля ситуацию, мне кажется, тоже тонко понимала.
А времена начались как раз интересные. Горбачев перестройку затеял. Ну, и у нас выборы прошли руководителя завода – проголосовали за вашего отца. Потом он создал СП (совместное предприятие) с немцами. Тогда это модно было. И уехал на пару месяцев в ФРГ. А меня попросил за девочкой своей не то что присматривать… и ухаживать тоже не то слово… короче, приносить ей время от времени продуктовые наборы, что на заводе давали. И он сам подарки из Западной Германии через меня для нее передавал… Я к нему ездил пару раз в Ганновер, ну, от него и для вас с мамой, конечно, – но и для Лили вещи вез.
– Да! Да! Эту поездку отца и я помню! Ох, сколько он мне оттуда игрушек напривозил! И железную дорогу, и машинок радиоуправляемых! А уж жвачки – не счесть! Да и мама, помню, ходила счастливая: с платьицами, кофточками, духами.
– Что тут скажешь! У вашего отца было большое сердце. Настоящий мужчина… Но, короче, если раньше батя ваш был просто солидный, уважаемый человек – директор! – то к концу восьмидесятых у него еще и деньжата появились, причем не только деревянные (как тогда рубли называли), но и СКВ (то есть свободно конвертируемая валюта: доллары, немецкие марки, французские франки). Правда, ничего купить тогда было невозможно ни на рубли, ни на валюту: квартиры не продавались, земельные участки и автомобили – только в порядке очереди на предприятиях… Чтобы потратить честно (или, допустим, нечестно) заработанное, требовалось извертеться. Вот и отец ваш привез из ФРГ «Мерседес», сам на нем ездил, водителю не доверял…
– Помню я, тоже помню! – вскричал я. – Меня он катал! И маму! Мы даже в Сочи на нем втроем ездили. Кожаные сиденья, мягкий ход, стеклоподъемники электрические! Ох, спасибо, Петр Сергеевич, сколько вы всего освежили, я ведь это все забыл, и про подарки из Германии, и «Мерседес»! Как сейчас помню: темно-зеленый, как танк, краси-и-ивый! Как в школе узнали, что это мой, так девчонки все меня возлюбили. А пацаны чуть не побили, еле отмахался – хорошо, что на бокс ходил. Ох, сколько ж я про себя и про нашу семью благодаря вам вспомнил.
– Сейчас еще расскажу – наверно, не самое приятное. Короче, этот замечательный «мерс» моего босса в конце концов и выдал. Мама ваша, Алеша, тогда в филиале проектного института работала. В отделе одни женщины. Я думаю, какая-нибудь из них вашего отца и выследила и вашей маме сдала.
– Мне даже кажется, я знаю, какая, – пробормотал я, вспоминая вчерашнюю посетительницу.
– О чем вы?
– Так, размышляю вслух, не обращайте внимания.
– Короче, однажды он приехал к Лиле в гости. А через час ваша мама уже оказалась в ее дворе. Увидела тот самый даниловский «Мерседес». Стоит, дожидается. Ну, она и направилась, как ей сказали, на третий этаж, в квартиру, что он для Лилии снимал. Стала звонить – любовники не открывают. Ну, тогда ваша мама спустилась вниз и села на лавочке ждать, когда он выйдет. А дальше я историю знаю, можно сказать, из первых рук. Она со стороны слегка на оперетту похожа
или на скверный анекдот – но, уверяю вас, никому из нас в итоге было не до смеха. Ни отцу вашему, ни маме, ни Лиле, ни даже мне. Короче, из заточения в Лилиной квартире мне позвонил ваш батюшка: «Петя, выручай». – «А что такое?» – Он описывает кратко ситуацию, а потом говорит: «У тебя в горэнерго связи хорошие. Давай, срочно присылай мне машину с люлькой. Окна у Лили на улицу выходят, а супруга во дворе меня караулит. Я переберусь незаметно, да и ноги сделаю». Что тут скажешь! Он был мой босс, я все его приказы беспрекословно выполнял. Поэтому звоню в Энскэнерго, договариваюсь. А сам тоже спешу на место событий. Ну, мои друзья из горэнерго не подвели. Машину выдвинули быстро. Я им подсказал, какие окна, работяги стали корзину поднимать. Ваш отец распахнул окно, и… И тут оказалось, что до самого окна люлька не поднимается. Потолки в доме высокие были – словом, едва ли не три метра между люлькой и подоконником. А ваш отец куражливый был. И упертый. И если уж чего решил – сделает обязательно. Вот и тогда: от подоконника оттолкнулся да в корзину прыгнул. Но то ли поскользнулся на прыжке, то ли не рассчитал – не попал! Пролетел мимо. Успел только с внешней стороны схватиться за корзину руками – но не удержался и рухнулся вниз, на асфальт, с высоты второго этажа!– Ужас, – прошептал я.
Сименс только за голову схватился.
– Ну, разумеется, – развел руками Петр Сергеевич, – Лиля, глядя на случившееся, перестала блюсти конспирацию, бросилась вниз, вылетела во двор, потом на улицу. Мама ваша, как ее увидела, вслед за ней кинулась. А я метнулся «Скорую помощь» вызывать. Короче, оказалось, что у отца вашего переломы обеих ног. Его в горбольницу отвезли – и мы, все трое соучастников, так сказать, с ним вместе поехали. Мама ваша ни на него, ни на Лилию тем более даже не смотрела. А когда приехали, рентген сделали, гипс наложили, сказали, что надо ему немного полежать: сотрясение мозга очевидное, – тогда ваша мать отцу и выдала по первое число. Прямо там, в палате, – я сразу насчет отдельной договорился. Но мама ваша ни медсестер, ни меня, ни тем более Лили не постеснялась. «Когда ты, – кричала она ему, – втихаря встречался с этой шалавой, ты компрометировал меня, нашу семью! Но своими тарзаньими прыжками на виду у всего города – ты самого себя уничтожаешь, неужели не понял? Ты ведь не дядя Вася, электрик, который может себе позволить в шкафу в голом виде прятаться! Ты – советский руководитель, директор завода – и член бюро горкома, между прочим! У тебя что, партбилет лишний? Думаешь – ты меня оскорбил? Ты себя оскорбил, помоями облил!»
– Такие страсти, – заметил я, – а я не слышал даже отголосков. А ведь тогда мне уже лет десять было.
– Правильно, что не слышали! – воскликнул Десятников. – Вас тогда совершенно точно в городе не было. Летом дело происходило, и вы отдыхали на каникулах у бабушки где-то в Ростовской области. А когда эта история случилось, ваша мать сказала отцу: не хочу тебя даже видеть, полежи, подумай хорошенько, как тебе жить дальше. А сама взяла отпуск и уехала туда к вам и к своей маме. Не знаю, может, она в стратегическом плане ошибку совершила – но я ее очень хорошо понимаю: после подобных событий вряд ли захочешь человека, что тебя так обидел, видеть. А Лиля быстро сообразила, что теперь-то ей выпадает замечательный шанс, и грех им не воспользоваться. Она каждый день стала таскаться к вашему отцу в больницу, готовить ему бульончики куриные (кур на рынке за сумасшедшие деньги доставала). Варила морсики, книжки вслух ему читала, а также популярные тогда, в перестройку, журналы «Огонек» и еженедельник «Московские новости». А потом, когда Данилова-старшего выписали, она, как само собой разумеющееся, поселилась у вас в квартире и продолжала за вашим папой ухаживать. Ухаживать – и в физическом отношении, и в моральном, и в любовном. Я не знаю, как конкретно дальше ситуация развивалась: возможно, вашей маме о том, что в Энске творится, сообщали, а может, она просто со временем поняла, что поступила недальновидно, – однако однажды решила возвратиться в родной город. Одна – без вас, Алеша. Я это прекрасно помню, потому что как раз встречал ее на вокзале. А перед ее приездом – вывозил из вашей квартиры Лилию со всеми вещичками, и ух, она злющая была!.. А вскоре Сергей Владиленович на работу вышел – он сроду так долго в своем кабинете не отсутствовал, если не считать командировки в Германию. Человек он был мобильный, сложновато ему, конечно, приходилось тогда: с переломанными ногами с утра до вечера за директорским столом безвылазно сидеть, но что делать. Шофер его по утрам из квартиры в машину на руках таскал, потом из машины в кабинет. А вечером – наоборот. Никаким партийным проработкам подвергать его не стали. Наш парторг перед ним всегда на цирлах ходил, а горком, хоть и прознал, конечно, про историю с тарзаньими прыжками, – никакого дела персонального заводить не стал. Тогда, в последние годы своего величия, партия уже только и думала, как бы к кому прилепиться, как бы спастись – поэтому бочку катить на влиятельного директора им вовсе был не резон. В общем, жизнь у товарища Данилова налаживалась.
Матушка ваша ухаживала за ним. Про Лилю я от него больше ничего не слышал. Да только видно по нему было: по вечерам после рабочего дня возвращаться к родному очагу ему не хотелось. Он засиживался в кабинете, а не раз прямо там, в комнате отдыха, устраивался ночевать. И не потому, что стеснялся того факта, что водитель персональный его на ручках носит. Пару раз мы с ним в его кабинете выпивали, и однажды он передо мной открылся. Дурак я, говорит, что с этой Лилькой связался. Она, конечно, баба эффектная и дает мощно (извиняюсь, но я дословно цитирую его слова) – однако хищница настоящая. Вцепилась в меня, хотела заполучить. Да только фальшиво все у нее получалось: и любовь, и забота. Пока я с ней эти пару недель прожил, в больнице и дома, я хорошо это понял. Ухаживала, словно из-под палки. Был бы я вдруг по жизни не я, а другой – такой же, но бедный и больной, – на фиг был бы ей не нужен. В общем, выгнал я ее к чертовой бабушке и больше надеюсь никогда не увидеть. С Иванычем я уже поговорил (а Иваныч был начальник нашего таможенного поста), чтобы ее перевели куда-нибудь – с повышением, естественно! – хоть в Одессу, хоть в Клайпеду, хоть в Таллин! (Тогда ведь страна еще единой была – и таможня тоже.) А Лара (ваша мама то есть) меня рано или поздно простит. Я все ж таки не докер четвертого разряда, а директор завода, председатель двух СП и трех кооперативов!