В свободном падении

– По факту смерти вашей матери девятого октября тысяча девятьсот девяностого года действительно было возбуждено уголовное дело. И вот заключение, составленное экспертно-криминалистическим центром МВД СССР. – Варвара включила экран, протянула мне компьютер. – Как видите, там совершенно определенно говорится, что падение с обрыва произошло самопроизвольно. На это указывает характер повреждений на трупе, а также поза, в которой он находился. Кроме того, не нашлось никаких следов-отображений возможного преступника в месте, откуда произошло падение… Ваша матушка, Данилов, погибла в результате несчастного случая. Или вы предпочитаете думать, что ваш собственный отец был настолько богат и подл, чтобы убить вашу мать, а потом подкупить не только следователя и судмедэкспертов в Энске, но и экспертов-криминалистов в Москве?

Я смешался и не нашел, что ответить. И в то же время почувствовал сильнейшее облегчение. Освобождение. Как будто грязная муть потоком вылилась из моей души. Значит, все вранье. Мой отец не убивал и не доводил до самоубийства маму. Как хорошо!

– Далее, – продолжала особистка, – я даже удивляюсь, что вы, Данилов, современный, хорошо образованный человек, предпочли верить бабкиным сплетням – и не удосужились проверить ни единого факта. Действительно, в середине восьмидесятых в Энске проживала некая Лилия Личутина, шестьдесят четвертого года рождения, уроженка города Ставрополя. Возможно, она и была любовницей вашего отца. Возможно. Вот, смотрите: приказ о ее приеме на работу в таможню энского морского порта от двадцать второго мая восемьдесят шестого года. Но он не так важен. Важен другой документ – приказ о ее увольнении. Прошу заметить, увольнении-переводе. То есть она должна была немедленно, без потери даже дня, чтобы не прервать стаж, выйти на работу в другом месте. И это место – таможня Ленинградского морского порта. – Она снова продемонстрировала мне планшет. Там был скан отпечатанного на машинке приказа. – Обратите внимание на дату увольнения – двадцать второе августа девяностого года. Почти за полтора месяца до смерти вашей маменьки! А ведь тогда дисциплина, особенно в такой организации, как таможня, была строгая, практически военная. Написано: уволить двадцать второго – значит, двадцать второго. А двадцать третьего положено выйти на новую работу – значит, вышла двадцать третьего. И еще. Вот запись из домовой книги. Гражданка эта, Лилия Личутина, прописана была в Энске в общежитии. Говорят, фактически она проживала сначала с подругой, потом в квартире, что снимал ваш отец. Ладно, пусть. Обычное дело даже тогда. Но вот двадцатого августа девяностого года она из общаги выписалась. А ведь в советские времена человек без прописки – и не человек вовсе. Работать нельзя, в поликлинику нельзя, талоны на сахар, масло и прочую еду не дают, в женской консультации не принимают. Поэтому выписалась двадцатого августа – значит, уехала.

– Мало ли, – вяло запротестовал я, – может, сначала уехала, а потом опять в Энск вернулась в октябре отца навестить.

Но спорить мне не хотелось. Версия, излагаемая Варварой, мне нравилась. Во всяком случае, гораздо больше, чем все остальные гипотезы о гибели моей мамы, что я слышал в Энске.

– Может, Лилия и возвращалась. Но вот вам, Алексей Сергеевич, еще два факта. Ни в октябре девяностого, когда погибла ваша мать, ни, для верности, в сентябре и ноябре в роддомах Энска или в роддоме близлежащего города Суджука никакая женщина по имени Лилия Личутина не рожала. К сожалению, по данному поводу документа у меня нет – вынуждены будете поверить мне на слово. А вот по следующему факту – бумага имеется. – Мне снова был продемонстрирован волшебный планшет. И в нем свидетельство об удочерении девочки, которое произвела семья Климовых. – Обратите внимание: свидетельство подписано двадцать девятым октября. Вы понимаете? Девятого октября погибла ваша мама. В тот же день, как вам пытаются впарить, Лилия Личутина якобы родила девочку. А потом ее, дескать, удочерили. Но никто, особенно в советское время, не успел бы организовать удочерение за столь короткий срок. Двадцать дней. Неслыханно!

Я прервал сотрудницу:

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Ваша судьба нам небезразлична, Данилов.

– Ох, не надо демагогии.

– Хорошо. Тогда можете считать, что я делаю это, чтобы вы не чувствовали себя обязанным.

– Кому и за что?

– Вашей так называемой сестре – которая вам вовсе на поверку не сестра. Вы ведь мальчик совестливый. А ну как решите ей помогать, спасать…

– А ее есть от чего спасать? Не от вас ли?

– Нет. Во всяком случае, никаких акций в отношении ее мы не планируем.

– И вы готовы забыть о покушении на жизнь работников правоохранительных органов? С ее стороны.

– М-м… это будет зависеть от ее поведения. Как и в вашем случае, Данилов. Вы умный человек, Алексей Сергеевич, поэтому я с вами откровенна. Я бы вообще вам посоветовала уехать из Энска. Как можно скорее. Не дразнить гусей.

– Гуси – это вы с товарищами?

Она усмехнулась.

– Ценю ваш юмор – но гуси, скорее, ваша лжесестра. Поэтому уезжайте.

– И не подумаю. У меня тут еще на три дня прием расписан. Два десятка человек ждут.

– Тогда пеняйте на себя, если вам вдруг опять захочется с гражданкой Климовой встретиться. На улицах сейчас, знаете, какое дикое движение? «КамАЗ» переедет – косточек не соберете.

– Пугаете, товарищ капитан?

– Ни в коем случае, товарищ Данилов. Предупреждаю.

Варвара Кононова

Первым же рейсом в Энск прилетел Петренко. Выслушав мой устный доклад, только головой укоризненно покачал: «Ну, ты и наколбасила, Варвара». От его мягкого упрека мне стало горше, чем от разносов. Даже оправдываться расхотелось. Утверждать, мол, никто не мог ожидать, что девчонка проявит такую активность в организации встречи с Даниловым, а парень клюнет на ее приманку с происхождением. Что она окажется чрезвычайно сильным биоэнергооператором. Я только потупила взор и прошептала:

– Виновата, товарищ полковник. Исправлюсь.

– Так исправляйся!

Я и принялась. Профилактическая беседа с Даниловым значилась в моей программе первым пунктом. Он лежал на больничной кровати в голубоватой вылинявшей клетчатой пижаме – слегка смешной и трогательный. И какой-то… Твердый, что ли. В нем чувствовался стержень – и это было не связано с его экстрасенсорными способностями. Просто – сильное мужское начало. Такого не было в полной мере даже у моего брутального и харизматичного участкового Бориса. (Только разве у Петренко.) Но я постаралась всячески заглушить в себе симпатии к подопечному. Все равно у нас с ним никогда и ничего не может произойти. К тому же он – мое главное на данный момент служебное задание. Поэтому основная моя цель – не понравиться ему и самой им не увлечься. Главное – чтобы он вел себя, как надо. И тут уж не до любовей. А брать на испуг – лучший метод работы с контингентом.

В целом беседой с Даниловым я была довольна. Хорошо, что я заранее проработала вопрос его родственных связей. Он клюнул на мою обманку. Я точно видела это. Правильно меня учили и в высшей школе, и сам Петренко: лучшая дезинформация – это искусное смешение правды и лжи. Когда клиент покупается на совершенную правду, ничто не мешает всучить ему параллельно ложь.

История о том, что Данилова Лариса Станиславовна умерла своей смертью, погибла в результате несчастного случая, была правдой. Да, ее никто не убивал. Ни отец, ни Лилия Личутина. О том и впрямь свидетельствовало заключение экспертно-криминалистического центра. Это подлинный документ. Единственный подлинный в моей коллекции.

Все остальные бумаги, что я демонстрировала подопечному, были подделкой. Искусной подделкой. Ее я сотворила на своем планшетнике.

А настоящие бумаги, найденные мной в архивах, говорили о другом. Действительно, девятого октября девяностого года, в день смерти Ларисы Станиславовны, в городском роддоме города Суджука Лилия Личутина родила девочку. А спустя две недели – скончалась. А гражданкой Климовой была удочерена девочка. Та ли, нет девочка – история об этом умалчивает. Но возраст – очень даже совпадает.

Поэтому скорее всего на девяносто девять процентов Климова – все-таки сестра Данилову. Сводная, но сестра. Но совершенно не нужно, чтобы он знал об этом. Чтобы он в это верил. И теперь мне предстоит убедить в том же Климову. И самое главное: начать работать с ней.

Алексей Данилов

За мной в клинику явился Сименс.

Пока мы ехали в гостиницу, я попросил его: срочно, сверхсрочно, суперсрочно собрать пресс-конференцию. И нагнать на нее как можно больше местных журналистов – а если получится, собкоров центральных изданий прихватить. И телевидение, конечно.

– Да на тебя журналюги и журналюжки побегут хвост трубой. Наперегонки! Все сделаю. Просто почему вдруг такой поворот – на сто восемьдесят градусов? Помнится, ты даже Би-би-си в интервью отказывал.

– Увидишь, Сименс, почему. Давай, начинай их собирать сейчас. Можно прямо у меня в номере, чтоб никто не помешал.

Варвара

Предстоящий разговор с Климовой мы подробнейшим образом разобрали с Петренко. Даже проговорили по ролям со всеми возможными поворотами и ответвлениями. Сверхзадача была такая: убедить девушку – а если надо, запугать – вести себя тише воды ниже травы. Никаких своих талантов не демонстрировать. Тем более опасных для жизни и здоровья окружающих. А где-то в течение полугода, если она не будет высовываться, мы подготовим настоящую спецоперацию. Будем надеяться, начальство даст на нее добро – учитывая особенный характер способностей Климовой. И на расходы не поскупится. И мы тогда подведем к ней молодого человека, нашего сотрудника, задачей которого станет соблазнить девчонку. А потом остаться с ней рядом. И направлять ее необыкновенные таланты в нужную нам, органам, сторону. В какую конкретно – кто ж пока ведает. Может, шпионов вероятного противника отлавливать. Может, лидеров оппозиции обезвреживать.