В тебе моя жизнь...
Шрифт:
— Марина, ангел мой, отворите дверь, je vous en pris [295] , — проговорил он. За дверью раздался неясный шорох, створки распахнулись, и он увидел жену. Она была растрепанна, лицо покраснело и слегка опухло от слез, портя ее красу. Но не это заставило сердце Анатоля болезненно сжаться, а выражение ее глаз. Она смотрела на него так, словно он был виноват перед ней в чем-то.
Он рассказал ей, мелькнуло в голове Анатоля, и он начал сбивчиво объясняться, не давая ей даже рта раскрыть:
295
прошу вас (фр.)
—
Глаза Марины расширились, в них сначала отразилось недоумение, сменившееся вскоре пониманием его слов и такой лютой злобой, что ему стало не по себе.
— Ты лгал мне! Все это время! — прошипела она, впервые за годы их брака обращаясь к нему на «ты». — Ты позволил мне думать о нем дурно, оболгал его!
— Прошу тебя, выслушай меня, — взмолился Анатоль, понимая, что сам невольно только что разрушил все, что так тщательно выстраивал все эти три года. — Я сделал это только ради тебя!
— Нет, — покачала головой Марина. — Ты сделал это только ради себя.
Прежде, чем он успел что-либо сделать или сказать, она снова захлопнула створки дверей. Прямо перед его лицом. Анатоль сначала негромко постучал и позвал ее по имени, а потом не получив ответа, забарабанил в дверь кулаками.
— Открой дверь, слышишь? Открой немедленно! Ты моя жена, слышишь? Не смей запираться от меня. Прошу тебя давай поговорим. Ты обязана выслушать меня! Ты моя жена!
— Разве? — донеслось из-за двери, и в створки ударилось с глухим стуком что-то тяжелое, брошенное, по всей видимости, рукой Марины. — Разве, Анатоль Михайлович?
Спустя некоторое время он понял, что Марина не откроет ему, не даст ему возможность оправдаться. Он сел на пол у двери в спальню, прислонился к ней спиной.
— Я люблю тебя, — просто сказал Анатоль, обращаясь к запертой двери. — Я всегда тебя любил и буду любить. Все, что делал, только ради того, чтобы быть с тобой. Только с тобой я понял, каково это когда твое сердце замирает от счастья. У нас растет дочь, которая любит нас обоих. Подумай об этом.
Она откроет, думал Анатоль. Она непременно откроет. Не сидеть же ей в своей половине вечно, похоронив себя в четырех стенах. Каждый вечер, приезжая со службы, он справлялся о своей жене и неизменно получал один и тот же ответ: барыня из комнат не выходила, есть отказывалась, возвращая поднос за дверь почти нетронутым. Это начинало его уже сводить с ума, пару раз он серьезно раздумывал приказать выбить двери в ее половину, но после одумывался — ни к чему хорошему бы это вовсе не привело. Анатоль увещевал ее через дверь, умолял выйти и поговорить, но Марина молчала. Он каждый Божий день писал ей письма, в которых молил о прощении и понимании, но она не трогала конверты в щели под дверью, и они так и лежали одиноко на полу, пока он не забирал их и не сжигал. В отчаянье на третий день он послал в деревню, чтобы приехала Агнешка и привезла с собой маленькую Леночку. Ведь если Марина спокойно может игнорировать его, то остаться равнодушной к собственной дочери она не сможет.
Но Марина покинула комнату еще до того, как старая нянька привезла ребенка из Завидово. Это произошло на пятые сутки ее самовольного заточения в своей спальне. Анатоль завтракал в малой столовой, когда в дверях раздался шорох юбок, и в комнату ступила она, высоко неся голову.
— Доброе утро, — поздоровалась она с ним, будто ни в чем не бывало, и подала знак лакею за своей спиной, чтобы ее обслужили. Анатоль откинулся на спинку стула и посмотрел на ее спокойное умиротворенное
лицо, раздумывая, как ему следует сейчас поступить, что сказать в этой ситуации.Марина же тоже взглянула на него. Она не улыбалась, ее глаза были холодны, и это больно укололо его.
— Доброе утро, мой ангел, — произнес Анатоль медленно, и она вздрогнула. — Надеюсь, что твоя хандра закончилась, моя дорогая? За окном такая чудесная погода, весеннее яркое солнышко. Тебе непременно следует сегодня выехать на прогулку, — она ничего не ответила, лишь пожала плечами. Анатоль продолжил смелее, уже не боясь, что она в любой момент может опять скрыться в своей комнате. — Я послал два дня назад гонца в деревню. Скоро нам привезут дочь. Я решил, что негоже ей уже быть далеко от родителей. Пусть будет с нами здесь, в Петербурге. У меня к тебя в связи с этим большая просьба — завтра к нам придут по рекомендации несколько претенденток на должность бонны для Леночка. Посмотри их, пожалуйста, и выбери ту, что по душе придется.
— А что Гнеша? — спросила Марина.
— Твоя няня уже не так молода, чтобы ходить за ребенком, — ответил Анатоль, пожимая плечами. — И потом, Леночка начинает говорить, а мне бы вовсе не хотелось, чтобы у нее была неправильная речь. Твоя нянечка по-прежнему может состоять при тебе, разумеется.
Обыкновенное утро супругов, обыденные проблемы, но почему Анатолю казалось сейчас, словно он играет роль в каком-то дурном водевиле? Он вдруг разозлился на самого себя, на Марину, что сейчас сидела с таким лицом, будто она находится на светском рауте — холодная, равнодушная. Ему вдруг захотелось задеть ее, уколоть также больно.
— Я полагаю, что вы все выяснили с Сергеем Кирилловичем, — резко произнес он. — Скоро мы начнем выезжать, моя дорогая, а ты знаешь, как порой бывает жесток свет в своих пересудах. Разумеется, мы можем и не повстречаться с ним, qui sait [296] ? Ведь уже шепчутся, что князь Загорский снова вернулся к своей прежней жизни, а это означает, что ему будет вовсе не до балов и раутов.
— Вы видели его? — вырвалось у Марины прежде, чем она сумела взять себя в руки.
296
кто знает? (фр.)
— Bien s^ur que non! [297] У нас с ним теперь разная жизнь, разные интересы: у него — все прелести холостяцкой жизни — карты, кабаки, женщины, я же человек семейный, мне не до этого.
Марина с шумом отодвинула от себя пару, расплескав при этом чай из чашки.
— Зачем вы мне это говорите? Вам доставляет удовольствие причинять мне боль? — спросила она, глядя Воронину прямо в глаза. — Полагаю, это ваша маленькая месть за унижение перед закрытыми дверями в мою комнату. Что ж, вы добились своего — мне больно. А теперь позвольте удалиться, у меня совершенно пропал аппетит.
297
Конечно нет! (фр.)
Она поднялась из-за стола и направилась к дверям, услужливо распахнутым лакеем. Анатоль вдруг бросил салфетку и тоже вскочил из-за стола, бросился к ней и успел схватить за плечи буквально в дверях, взглядом приказывая лакею закрыть двери с той стороны и оставить их одних. Когда тот подчинился, Анатоль перевел взгляд на жену, которая упрямо смотрела в пол, не желая встретиться с ним взглядом.
— Я прошу прощения, если я обидел тебя, — проговорил он нежно. — Мне не по душе причинять тебе боль, но ревность гложет мою душу и заставляет говорить это. Я знаю, что обманывал тебя, и у тебя, верно, нет более доверия к моим словам. Но в этот раз я не солгал тебе. Черного кота никогда отмыть до белизны.