В тени горностаевой мантии

От такого известия все веселье расстроилось. Господа потянули с берега… Уходили разочарованные малыми вестями и в беспокойстве. Каждый, прежде всего, про себя гадал, каких ждать перемен, кто станет у кормила? У всякого в столице были свои милостивцы, имелись и недруги. Несмотря на отпуска, многие засобирались и укатили, кто в Москву, кто куда по службе.

Степан Федорович, не в пример другим, замешкался с отъездом. Накопившиеся дела требовали его непременного присутствия в имении. Он злился, гонял без толку людей, грозил все бросить, когда неожиданно в имение приехал старший брат Алексей Федорович — Alexis. В первые же месяцы правления Петра III, оказался он отставленным от дипломатической должности и жил частным лицом в столице, где держал открытый дом. В Москву наезжал не часто. Добрый нрав Алексея, его достатки и хлебосольство обеспечивали отставного дипломата везде радушным приемом. Тем более что, несмотря на возраст, женат Алексей Федорович не был. Правда, дипломаты пользовались в этом отношении худой славой. Злые языки говорили, что уж слишком много вьется вокруг министров хорошеньких мальчиков… Но на то сии языки и называются «злыми».

И вот он снова оказался призван к дипломатической службе. Отдав должный визит графу Панину Никите Ивановичу, благодетелю и начальнику, Алексей Федорович, в ожидании назначения, отправился для знакомства в новопожалованное ему имение под Саранском, а по пути завернул к брату. За столом, когда выпитые наливки домашнего приготовления развязали языки, рассказал подробности о перевороте, случившемся в столице, и о восшествии на престол государыни Екатерины Второй. Домашние слушали его, «аки глас архангельский трубный», возвещающий новое пришествие. Даже дворня толпилась за дверями. И никого не гнали.

Застольное сидение было долгим, как и полагалось на Руси, и рассказ — длинным. Предки наши говорили, не торопясь, обстоятельно и многоглаголиво. Поскольку история переворота 28 июня 1762 года описана много раз и в общем виде известна, мы ограничимся ее кратким пересказом, сделав, по обычаю того времени, некий экстракт из повествования Алексея Федоровича.

10 Рассказ Алексея Федоровича Протасова

— Получивши известие о недовольствах и о возможном заговоре, поспешил я к графу Никите Ивановичу Панину, с коим мы вместе коротали деньки во Стокгольме, при тамошнем дворе… Он давно был в понятии настроений гвардии. А уж в политике-то Никита Иванович — сокол быстрый, не гляди что на вид ленив и как бы более к покою привержен. Опять же, остатние годы — главный воспитатель наследника…

Братец его Петр Иванович, даром, что в чинах да в лентах, куда как криклив, а разумом, думаю, послабже будет. Однако Никита Иванович без него мало чего делает. Я чаю и сию интригу, обсудил он с братом… Точно не скажу, но я так понимаю, что по их раскладу выходило: коли на престол взойдет великий князь Павел Петрович при государыне-регентше, то сие сулит им — Паниным — немалые прибытки. А посему Никита Иванович согласился с племянницей своей, княгиней Дашковой, суетившейся вокруг заговора, стать одним из его руководителей. Скоро привлечено было к делу народу изрядно, больше, конечно, из молодых. [18]

18

См. Список пособников.

Самой-то Екатерине Алексеевне было не до того. На сносях ходила… А на роль-то регентши еще при канцлере графе Бестужеве целила. При дворе говорили, что второго апреля она втайне разрешилась от бремени и жила в Петергофе, куда к ней наш племяш, Гришка Орлов, — полюбовником езживал…

Сей затянувшийся амур сильно заботил Никиту Ивановича Панина. Он и от конфидентов не скрывал своего беспокойства: дескать, ненадежная больно публика Орловы. Но его никто не слушал. Буйные братья — все четверо, в столичной гвардии — главная пружина.

Тут, чего говорить: про смелость и силу богатырскую сродников наших, сам, поди, знаешь. И что к баловству все сызмальства привержены. В столице ни одного кутежа, ни единой попойки с дракой не было, где бы не поминали Орловых. Самый непутевый — Гришка, хотя сердце доброе. При Цорндорфе, он трижды раненый, с поля битвы не ушел. Сие геройство и положило начало его знаменитости. Другие братья тоже ему в смелости не уступают. Коротко говорить — задиристая семейка пользовалась наивеличайшим авторитетом в столичном войске…

Алексей Федорович помолчал, налил чарку, выпил и спросил брата:

— Ты помнишь ли викторию при Кунерсдорфе?

— Как не помнить? Я тогда при его сиятельстве графе Александре Борисовиче состоял.

— Тогда не при тебе ли наши-то казачишки Фридрихова флигель-адъютанта графа Шверина в полон взяли?

Степан Федорович нахмурился. По-видимому, воспоминание было не из приятных.

— Ну?.. Я в том набеге отрядом командовал.

— Ты?.. А далее чего было?

Видно, не хотелось воспоминаний Степану Федоровичу и он тоже потянулся за штофом.

— Да чего, чего? Ты и сам, чай, все знаешь, чего поминать…

— Нет уж, начал, так давай…

— Его сиятельство сей знатный трофей в Петербург отправить желал. Меня в конвой назначил. А потом… Потом переменил. Погоди, да не Гришка ли вместо меня в конвой-то пошел?..

— Ну! Теперь смекаешь? Не потому ли у тебя и служба-то при Петре Федоровиче, царство ему небесное, не задалась в столице? Ты графа прусского в полон взял. Обиду нанес. А он императору — первый друг. Григорий же его к императору доставил. Вроде как бы из плена вывел…

— Ну ты, Алешка, мудер! На три сажени скрозь землю видишь. Мне бы ни в жисть не догадаться, чего он мне тогда… А!.. — Перебил он себя, не желая дальнейших воспоминаний. — Ладно, что было, то было, пошел он в жопу… Давай-ко наливай лутче, да сказывай далее, больно баишь занятно.

— А чо рассказывать? Гришка, сам знаешь, — молодец справный. Думаю, глянулся Ее императорскому высочеству Катерине Алексеевне. Опять же историю восшествия на престол покойной государыни Елисаветы Первой она помнила. Чаю, что в мечтах мнила стать Екатериной Второй. Смекнула, должно, и о той пользе, котору могут принесть ей люди орловского пошиба… А как государыня Елисавета Петровна преставилась, Господь упокой ее душу, кто на престол взошел, сам знаешь… Мундир-то, небось, новый пошить изволил, а?..

Анна с Марией, сидевшие в уголке, прыснули в кулачки. Степан Федорович закричал:

— Цыть, дуры! Брысь отседова, счас спать погоню… — Мария вскочила и выбежала из столовой. Анна осталась. — Мундир — не мундир, не в ём суть, ты дело говори…

— Ну, так все было али иначе, только растворила она двери будуара свово именно Григорью. А уж тот постарался. Ввел и остальных братьёв в число близких…

— Погоди, Алексей, а как они переворот-то учинили, кто там главным-то был из них?

11 Продолжение рассказа Алексея Федоровича Протасова

— …Самый сильный да буйный из братьев из Орловых — Алешка. Он и драк всех заводила. Но он не токмо самый сильный, но, пожалуй, и самый умный. Когда Гришка попал в случай, он на людях всегда ему уступать стал. Федька во всем тянется за старшими братьями. А как те решили партию из гвардейской молодежи для государыни сколотить, то и он много чего сделал. Младшего, Володьку, они берегли. Ему лет, осьмнадцать есть ли? Ну, а Иван — старший из всех, тот поспокойнее.

Постепенно все больше людей завлекались в заговор, и сохранять тайну стало трудно. Никита Иванович Панин осторожничал, да его не слушали. Все были в азарте. Как же, казалось — все сделано: программа революции составлена, роли распределены, регентство Катерины обговорено…