В тени молнии

– Я и не знала, что ты вернулся в город.

– Я здесь меньше суток. – Он нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. – Ну так как?

– Выкладывай.

– Что ты знаешь о смерти моей матери?

Киззи покачала головой:

– Только то, что читала в газетах. Слухи ходили недели две, но новость появилась только сегодня утром. Убита на крыльце здания Ассамблеи агентами Грента.

– Убийц было шестеро. Поймали только одного. Я хочу, чтобы ты нашла остальных.

– Ой… – Киззи откинулась на спинку стула, поставив на стол чашку с кофе, из которой не успела отпить. – Я думала, они все из Грента.

Правда, она тут же вспомнила, что в газетах такого не писали.

– Не знаю. Похоже, задержанный тоже так думал, а шеклглас позволяет выяснить лишь то, что известно испытуемому. Публичные убийства – это послания, Киззи. Я хочу знать, что мне хотели сообщить. Не так важно, кто именно убил мою мать, важно, почему ее убили.

– Разве ты не собираешься мстить?

Обычно гласдансеры не чурались крови. Правда, Демир никогда не проявлял жестокости, но убийство матери могло пробудить в нем дремлющую склонность к насилию.

Демир вздрогнул и покачал головой.

– Нет, у меня другой подход, – сказал он задумчиво. – Моя мать… – Он умолк, потом повторил: – Совсем другой.

– Значит, я просто должна найти их и допросить? Или свершить правосудие?

Демир побарабанил пальцами по столу, глядя на улицу. Видимо, он и сам еще не решил. Наконец он сказал:

– Как сочтешь нужным.

– Серьезно?

– Конечно. Как я уже сказал, для меня не важно, кто это сделал. Я хочу знать зачем.

– Это все усложняет.

Демир убрал свою чашку с блюдца, бросил на него что-то и подвинул к Киззи. Подковка из светло-зеленого годгласа размером с мизинец. Один конец был заострен и загнут крючком, чтобы продевать его в кольцо на ухе.

– Шеклглас? – удивилась Киззи.

Гражданским запрещалось использовать шеклглас, но богачи и люди с большими связями могли его достать. Сама она уже много лет не видела ни кусочка шеклгласа.

– Мне нужно признание.

Киззи внимательно посмотрела Демиру в глаза. В его взгляде была жесткость, которой не замечалось в юности, и твердость, отвечавшая изменениям во внешнем виде. Возможно, он ожесточился. Ведь он же гласдансер, в конце концов. Или он расставляет сети на кого-то покрупнее убийц? Понятно, что те, кто наносил удары, были всего лишь исполнителями чужой воли.

– А Каприк знает, для чего ты меня «одолжил»?

– Нет, не знает. – Демир отхлебнул кофе, глядя на нее в упор поверх чашки. – Я сказал ему, что мне нужна дополнительная охрана вокруг отеля.

– Почему именно я?

Демир приподнял бровь, как будто ответ был очевиден:

– Ты считаешься единственным честным бойцом в Оссе, и эта репутация заработана тяжким трудом. Незапятнанность собственной души для тебя важнее преданности Ворсьенам.

– Я в немилости именно по этой причине, – фыркнула Киззи.

– И это мне нравится. В детстве мы были друзьями. Мне и сейчас нужен друг. Ну как, возьмешься за эту работу?

Эта фраза перекликалась с тем, что промелькнуло в голове Киззи всего несколько минут назад и ослабило ее бдительность. Вообще-то, ей следовало отказаться. Убийство члена Ассамблеи – это работа для Сжигателей, а не для бойца-одиночки. Но похоже, Сжигатели уже считали дело раскрытым. Грент сделали козлом отпущения, однако Демир не соглашался с этим.

– Тебе могут не понравиться ответы, которые я найду, – сказала она.

– Я к этому готов.

– Еще один вопрос.

– Сколько угодно.

– Монтего будет участвовать?

Демир колебался всего мгновение:

– Ему сообщили. Но я понятия не имею, когда он появится. Вы двое все еще… держите дистанцию?

– Интересное выражение, – устало усмехнулась Киззи. – Мы не разговаривали уже пятнадцать лет.

Ей не хотелось даже думать о Монтего по многим причинам. Например, из-за прошлого. А еще из-за того, что Монтего все боялись: он убивал из спортивного интереса.

– Я не прошу тебя работать с ним, но не исключено, что вы будете видеться, – сказал Демир.

С болью в сердце Киззи поняла, что это скрепляет сделку. Нельзя упускать возможность снова увидеть Монтего, пока Демир выступает в качестве буфера между ними, – второго такого шанса не будет. Их история оборвалась пятнадцать лет назад, и с тех пор от Монтего не было ни слуху ни духу. Киззи вдруг так захотелось поставить точку в их отношениях, что она решилась.

Схватив стекло, она сунула его в карман с пробковой подкладкой и тут же ощутила усталость и легкое головокружение.

– Хорошо, я согласна.

Ей показалось или во взгляде Демира что-то мелькнуло? Неужели облегчение?

– Ассамблея ничего тебе не скажет. Они удачно спрятали концы в воду и только разозлятся, если узнают, что ты ведешь свое расследование.

– Я и раньше обходила органы власти стороной, – ответила Киззи.

Большинство опытных бойцов лавировали между Национальной гвардией, гильдиями и законом. Такой была их работа.

Демир залпом допил кофе и встал, бросив на стол монеты – плату за двоих.

– Найдешь меня в моем отеле, если я понадоблюсь. Бринен позаботится о расходах и твоем вознаграждении. Спасибо тебе, Киззи. Ты сняла большой груз с моих плеч.

Киззи подняла свою чашку, салютуя Демиру, и долго смотрела ему вслед.

– И переложила его на свои, – тихо сказала она.

Несмотря на дурное предчувствие, Киззи была заинтригована: ей никогда не доводилось расследовать настоящий заговор. А вдруг все окажется просто? Она проследит пятерых убийц до границы с Грентом и скажет Демиру, что все было именно так, как ему сообщили.

Но предчувствие говорило ей, что все будет совсем иначе.

5

Ранним утром, еще до рассвета, Тесса переплыла реку на общественном каноэ – их было много в доках по всей дельте Грента, как и до вторжения. Тесса не была ни стратегом, ни солдатом, но, насколько она могла судить, силы вторжения направлялись в основном на восток Грента, за много миль отсюда. Исключение составил лишь стекольный завод. Ей сто раз хотелось вернуться – вдруг Кастора уже собрал маленький заводской гарнизон и отбился от неприятеля? Но он велел передать чертежи Адриане Граппо, и, если Кастора считает, что они должны быть у Тессы, даже несмотря на войну, она выполнит его задание.